Страница 7 из 20
– В общем, суть дела не изменилась. Разница в том, что сегодня кто-то дознаватель, а завтра – судья.
– Ты все правильно поняла.
– За мной должен был приехать некий Гийон Самари. Какой у него уровень?
– Четвертый.
– И я нахожусь в его юрисдикции?
– Да, пока не станешь гражданином или он не передаст опеку кому-нибудь другому.
– И когда я смогу увидеть своего опекуна?
– Завтра, скорее всего, когда выйдешь на работу.
– Ненавижу все эти дела…
– Тебе уже доводилось работать аналитиком?
– Теперь это так называется? – засмеялась она.
– А как это называлось в твое время?
– «Приведите сюда Катерину. Немедленно!», – вот как это называлось.
– То есть ты не была следователем?
– Нет, не была.
– А кем тогда была?
– Что, в личном деле не написано?
Маркус замялся.
– Ага, почитать, значит, не дали, – сделала вывод Катерина.
– Материалы засекречены. С ними знаком только Гийон.
– Ну тогда у него и спроси, кем я была.
Тем временем они въехали в совершенно другой район города, который разительно отличался от всего, что они проезжали ранее. Этот уголок города словно переместился сюда из прошлого.
Белые кукольные домики выстроились в ряд у широкой дороги. Аккуратные, подстриженные газоны и кустарники. Кое-где деревья и цветы. Низкие декоративные заборчики перед каждым домом и старомодные почтовые ящики, неизвестно зачем стоящие здесь.
– Не хватает только домохозяек, мирно болтающих друг с другом, – засмеялась Катерина
– Нравится это место?
– Не знаю. Театрально как-то, неправдоподобно.
– Это один из самых дорогих кварталов города.
– А самый дорогой – дворцы, выстроенные в ряд?
Маркус и Ено оценили шутку, засмеявшись в голос.
– Нет, самые престижные районы города – это Северный и Южный парки.
– Жить на опушке теперь до неприличия дорого?
– Да, если лес вокруг настоящий, а не голографический.
– Где же тогда буду жить я? В картонной коробке под мостом?
– Не говори ерунды. Здесь, конечно.
– Здесь?
– Все пробужденные здесь живут.
– Выходит, за все это время ничего не изменилось: выживают лишь те, кто заплатил. Для остальных этот путь закрыт. Нечестно, не правда ли? Почему бы не спасти обреченного ребенка или беременную женщину? Зачем, разве от них будет какой-нибудь толк? Нет. И вот проходит тысяча лет, а мир по-прежнему стоит на коленях перед золотым тельцом.
Маркус и Ено обернулись к ней.
– Ты лучше на дорогу смотри, а не на меня, – напомнила ему Катерина и сложила руки на груди.
– Не забывай, что я тоже пробужденный.
– Говоришь, прокурором был? Много денег сберег?
– Достаточно.
– Почему же решил второй шанс купить? Не успел все дела завершить?
– Я согласился просто так. Шансов все равно не было. А деньги… Кому они нужны после смерти?
– Живым, у которых их нет.
– Но ты сама ничем не отличаешься от меня. Сколько ты отдала корпорации за процедуру?
– Нисколько, – ответила Катерина и отвернулась.
– Что, смотреть в глаза правде тяжело? Проще других осуждать?
– Вы заслуживаете осуждения.
– А ты – нет?
– Даже большего, чем ты можешь себе представить…
– Гийон, – позвал его один из младших даниилов, заглядывая в подвал.
– Чего тебе?
– Там эта, пробужденная твоя…
– И что?
– Да как-то неважно она выглядит. Плохо ей, по-моему.
– Так подойди и узнай точно!
– Сам подходи к этому чучелу.
Гийон оценивающе посмотрел на лицо даниила, выглядывающего из-за двери, и подумал о том, что называть его аналитика «чучелом» может только он или кто-нибудь из его людей, а не этот зеленый щенок, который даже узнать точно в чем дело не может.
– Еще раз назовешь моего аналитика «чучелом», и я тебя на ночные смены переведу. Понял?
– Да, Гийон, – ответил молодой человек и скрылся за дверью.
– И ты пойдешь? – с презрением произнесла Сианна.
– Ну, ты же или Рихтор не пойдете?
– Нет, даже не думай.
– Значит, придется мне.
Гийон вышел на улицу, но Кайлин не обнаружил. Тогда он вернулся в дом и сквозь кухню, которая находилась возле гостиной, прошел к черному входу.
Кайлин сидела на ступеньках, держась обеими руками за голову. Ее глаза были открыты, но, тем не менее, это был не тот взгляд, что он увидел на обочине дороги. Эти глаза были пустыми и… источающими страх. Словно некое безумие и ужас наполняли их.
– Кайлин? – тихо позвал Гийон, приседая перед ней.
– Тш-ш-ш, – ответила она. – Я уже проснулась. Пол в подвале холодный. Здесь темно. И я голая почему-то. Ничего не понимаю. Не помню ничего. Нужно включить свет. Вот только как подняться? Ноги не слушаются, в голове стучит. Что со мной? Кто здесь? Здесь кто-то есть? Ответьте! Кто здесь?!
Тело Катерины согнулось пополам, и горло сдавило судорогой. Она попыталась вздохнуть, но преодолеть спазм, охвативший грудь, была не в состоянии. Ее били ножом в спину. Раз, два, три, четыре… Она потеряла счет. Боль слилась в одно целое, и разум ее погрузился в гул. Голос жертвы слился с ее собственным и стал похож на единый вопль той, которую убили, и той, что переживала ее смерть сейчас.
Гийон ничего не мог понять. Он видел, что ей больно, и схватил ее за плечи, но она продолжала корчиться в муках, обвисая в его руках.
– Сианна! – рявкнул он.
Те двое, что наблюдали за ними со стороны, бросились в разные стороны, призывая на помощь.
Он подхватил Кайлин на руки и через дом понес к главному выходу.
– Сианна! Помоги!
Сианна выбежала из подвала и бросилась навстречу. Кайлин без сознания лежала на его руках. Гийон остановился и опустился на колени. Со всех сторон к ним подбежали люди, перешептываясь, спрашивая, чем можно помочь и не понимая, что же все-таки произошло.
Шумный вдох Кайлин прервал общий гул. Глотнув кислород полной грудью, она открыла глаза и в ужасе уставилась на странный обруч Гийона, склонившегося над ней.
Глава 3
«В первый раз я вообще не поняла, что произошло. Это было на похоронах дяди. Мне тогда только исполнилось двенадцать лет. Дядя лежал дома в гробу, и толпа родственников и близких людей собралась, чтобы проводить его в последний путь. Я, вслед за матерью, подошла к гробу и дотронулась до его руки. Я простояла так совсем недолго, а когда отошла, почувствовала странную боль в груди. Я видела лица людей, которых не знала и которые пытались мне помочь. Я понимала, что это происходит не со мной, что это уже было, с дядей, но изменить что-либо или приказать себе не испытывать этого не могла. В двенадцать лет я умерла в первый раз. Ты думаешь, умирать страшно? Нет, самое страшное – это жить в ожидании смерти…»
Из разговора от 06.11.3565
– Твою мать, что это было? – проревел Гийон, потерявший свое пресловутое самообладание.
– Все в порядке, меня можно отпустить, – охрипшим голосом ответила Кайлин и попыталась подняться.
Гийон не стал ее удерживать. Он присел рядом и взглянул на ее покачивающееся тело. Сутулая, уставшая, она выглядела все такой же болезненно бледной с непонятным ему обреченным выражением на осунувшемся лице.
Никто в этот момент не назвал бы ее красивой, и Гийон не был исключением. И он знал ответ на вопрос «почему?» – в Кайлин не было жизни. Ее тело, воскрешенное по чьей-то воле и пробужденное ото сна именно в это время, потеряло душу. А может, в нем никогда ее и не было? Может, Кайлин утратила ее еще в прошлой жизни? Или душа есть, но пробужденная никак не может очнуться из забытья? Или сама Кайлин не желает, чтобы кто-нибудь по-настоящему разбудил ее?
Пробуждение… Для нее этот процесс еще не был завершен. Кайлин застряла посередине, между прошлым и будущим, и, в конце концов, должна была выбрать: просыпаться ей или уснуть навсегда.