Страница 3 из 9
Больно упираясь коленями в плиты пола, он едва слышно шептал и шептал, в подробностях рассказывая святому свою страшную историю, и святой, похоже, его услышал, так как ближние свечи внезапно, все до одной, погасли, и служка стал их поспешно зажигать, оглядываясь и крестясь на него.
Сегодня Санчес влез в одну из квартир старинного особнячка в Зачатьевском переулке, где среди офисов жили особо принципиальные пожилые граждане, не желавшие переезжать из центра на окраину Москвы даже за приличные отступные. Санчес любил навещать такие жилища, в них всегда можно было поживиться чем-нибудь весьма ценным.
Сначала он прятался в одном из туалетов крошечной страховой компании на предпоследнем этаже особняка, а ближе к ночи открыл окно и по карнизу быстро перелез на балкон квартиры, в которой одиноко жила очень пожилая гражданка, той самой чрезвычайно известной фамилии дворян Мордахиных, коим и принадлежал особняк при царе Горохе.
Перед зданием в палисаднике курили и гоготали охранники, но ловкий, как макака, вор настолько быстро оказался на балконе нужной ему квартиры, что засечь его передвижения никто так и не успел.
Санчес уже с минуту сидел на балконе, на коробке из-под бананов, поджав ноги к подбородку, и чутко слушал. Но, похоже, хозяйка квартиры, шестидесятилетняя вдова ювелира – Полиандра Мордахина, как он и ожидал, была в отъезде, и он попробовал отжать балконную дверь. На тихое отжимание ушло почти десять минут, и, наконец, Санчес оказался внутри квартиры, изрядно взмокший и взволнованный. Вдохнув в легкие терпкий запах герани и спертого до вони воздуха, Санчес чихнул и вздрогнул, тут же втянув голову в плечи. Однако мертвая тишина в ответ успокоила его.
– Квартиру можно грабить, – пробормотал он, озираясь.
Привычно задернув шторы и включив свет в ванной, он огляделся. С улицы его уловка должна была остаться незамеченной, а он и не собирался оставаться здесь больше чем на полчаса.
Как он и предполагал, квартира оказалась четырехкомнатной. Санчес мельком заглянул по очереди во все попавшиеся ему двери. В одной из комнат пахло весьма и весьма нехорошо, но Санчес не стал излишне тревожиться – жилища старух редко пахнут гиацинтами, знал он по опыту.
«Может, горшок забыла вынести, старая прохиндейка? Впрочем, у каждого человека есть отклонения и грехи, так что невынос горшка – совсем не смертный грех, и, в конце концов, многие старики неряшливы», – подумал Санчес и привычно, без лишней суеты, начал открывать шкафы.
Мебель начала прошлого века, изъеденная жуком, и много пыли несколько раз доводили его до истеричного чихания. Улов пока был небольшой, даже совсем маленький был улов, через четверть часа грустно констатировал он, роясь в шкатулке со старыми билетами на трамвай.
Засохший картофельный салат на кухонном столе, недоеденный кем-то, возможно, самой мадам Мордахиной, навел Санчеса на тоскливые размышления о грядущем – собственной старости... Ловко пересыпая крупу из банок на стол и в раковину, вор долго искал и все никак не находил драгоценности и валюту. Лишь в банке с пшеном он обнаружил кой-какую добычу – крупную некрасивую черную стекляшку, похожую на необработанный полудрагоценный камень, и тут же закинул ее в карман.
Мужские запонки и печатка с большим агатом, найденные в банке с мукой, капельку успокоили его.
– Золотые, – удовлетворенно констатировал Санчес, лизнув золото. – Странно, вдова ювелира, а ни одной женской драгоценности. – Санчес зевнул от неудачи, у него даже хрустнуло что-то в челюсти. – Голубушка моя, свет моих очей, Полиандра, что же ты такая бедная?..
Уже все комнаты, за исключением старушечьей спальни, были им осмотрены. Пора было уходить от греха подальше, раз жилище оказалось, по сути, нищенским, Санчесу отчего-то вдруг стало жутко.
– А чего ты боишься в пустой квартире? – перед последней дверью спросил он себя.
Свет из ванной давал нужный обзор, и Санчес, вдохнув как можно больше воздуху, заставил себя стремительно войти в не осмотренную еще комнату.
Вонь в спаленке чувствовалась такая, словно под кроватью был не банальный горшок, а подохшая кошка. Санчес огляделся – ничего подозрительного в комнате на первый взгляд не было: кое-как прикрытая шелковым покрывалом кровать, старая тумбочка с початыми пузырьками и таблетками и закрытый платяной шкаф.
– Ничего тут нет, – как можно громче произнес Санчес. – Ничего... Зачем же проверять, если тут ничего нет?..
Правильные по сути слова не соотносились с последующими его действиями никак. Первым делом он раскрыл одежный шкаф, посветив фонариком в вещи, но, кроме платьев, панталон и пересыпанных лавандой застиранных простыней, не обнаружил там ровным счетом ничего – ни денег, ни золотых побрякушек, ни увесистой россыпи драгоценных камней.
И какой-то черт, не иначе, уже потом осознал он, заставил его с размаху сесть на кровать, чтобы было удобней рыться в прикроватной тумбочке, не нагибаясь... А надо вам сказать, что за все время нахождения в квартире вдовы Мордахиной Санчес не нашел даже гнутой копейки и не увидал ни одной даже самой мелкой ассигнации государственного банка России. И в ту самую секунду, когда он сел на кровать, – воровское счастье показало ему такую большую задницу, что Санчес около недели ничего не мог нормально есть.
Он и в страшном сне не подумал бы срывать покрывало с постели, но, вскочив со злополучной кровати, как ошпаренный, зацепился брюками за покрывало, и оно само слетело на красные растоптанные туфли старой дамы.
Ах, этот рыбий взгляд покойницы со странным именем Полиандра!..
Санчес сам не помнил, как оказался в ту ночь на улице...
... Туфель старой дамы, красный, на шпильке, почему-то запомнился ему больше всего, просто мельтешил в глазах, пока Санчес через три улицы бегом добирался до храма пророка Илии, в котором ставил свечки не первый год, отмаливая бессчетные грехи... Храм, к его удивлению, оказался открыт, и Санчес, веривший в провидение больше, чем в свое воровское счастье, чудесным образом сумел убедить охранников, чтобы они впустили его в те последние минуты перед закрытием в освященный придел...
ЛУПА
Религиовед Майкопская, уютная женщина в очках и растянутой футболке, без дела слонялась из угла в угол своей небольшой квартирки из двух комнат, когда взгляд ее задержался на куполах храма пророка Илии... Она навела лупу на луковки храма, ничего не увидев, вздохнула и пошла варить кофе, машинально сунув лупу в карман футболки. С такой нужной в хозяйстве вещью, как лупа, религиовед вообще не расставалась.
Британский вислоухий кот голубого окраса лежал на подоконнике и смотрел на спину хозяйки, без особого доверия и не мигая... Неделю назад его подвергли кастрации в частной ветеринарной поликлинике на Николиной Горе, и не подумав поинтересоваться, нужно ли это ему, голубому вислоухому британцу?..
Регина Ростиславовна тем временем, прихлебывая кофе, пеняла коту:
– Вот сегодня счастья хотела попросить у святого Ионы, а ты, мил друг, расцарапал мне запястье, – и религиовед потрясла забинтованной кистью, чуть не вылив чашку кофе на невозмутимую морду кота. Тот только отодвинулся от греха. – А могла бы завтра проснуться в объятьях молодого мужчины. Такого, например... как Ксенонов! – Регина Ростиславовна даже вскочила от возбуждения, вспомнив доцента с кафедры университета Натальи Нестеровой, где преподавала религиоведение и историю Камасутры. – Маленький такой, подончик, сзади... на гузку похож!.. Но как ловок, плюгавенький! Кот с хозяйкой глядели друг на дружку, не мигая. – А потом, как ты помнишь, мил друг, начался дождь, и из дома я больше не выходила. – Тут Регина Ростиславовна вздохнула с посвистом заклятой курильщицы и, вытащив из кармана лупу, навела ее на морду своего зевающего кота. – Ну, ничего-ничего, вот завтра, прямо с утречка, забегу и попрошу себе счастья... В смысле – доцента Ксенонова!.. – пообещала она себе и завалилась спать.