Страница 5 из 7
…Через два года, как мама вернулась в свою деревню и отработала почтальоном, старший брат забрал бабушку жить к себе в райцентр. Дом в деревне продали, и в возрасте восемнадцати лет мама переехала жить к сестре – в город. Так я и появилась на свет в городе Колпашево. Бабушка умерла, когда мне было десять лет, сын привез её умирать в наш город, к старшей сестре. Я совсем не знала бабушку и не могу сказать, что унаследовала от неё. Но моя младшая сестра носит её имя и унаследовала от бабушки многодетность, у неё трое детей.
…В городе мама выучилась на продавца и устроилась на работу. С подружкой они купили избушку (землянку) в Шанхае – так назывался густо заселённый район в городе. Даже я пару месяцев прожила там. Во всех городах есть свои маленькие Шанхаи. Весной в этой избушке было воды по колено, и они ходили в резиновых сапогах. У меня от сырости по телу пошли чирьи, тогда отец перевез маму к себе в квартиру и продал избушку.
…Бабушку, маму отца, сослали из Алтайского края, когда она была подростком. Их семью раскулачили – у них забрали всё, погрузили, как дрова, на баржу и сплавили вниз по реке. Таким методом по программе Сталина заселяли свободные сибирские земли, всё рассчитано было на силу – сильные доедут до места, а слабые не нужны. Слабые умирали в дороге, их с камнем на шее выбрасывали за борт «белого теплохода». Так и было, доехали только треть. Баржа причалила у посёлка, и бабушка покинула «белый теплоход». Прибывшие ссыльные выкопали землянки и стали строить новую жизнь. Коренные жители были селькупами, это северные народы. Селькупы были людьми безграмотными, но в области знания живой природы им не было равных: они были прирождёнными рыбаками и охотниками, слышали лес и знали реку. Мой дед жил в этом посёлке и был лучшим охотником Западной Сибири. Когда бабушка оказалась на причале селения, он был вдовец, у него было две дочери. У деда умерла жена – селькупка. Женщины селькупки почему- то умирали молодыми, так мне сказала экскурсовод в зале музея истории селькупов. Тогда дед положил глаз на мою бабушку. Бабушка была ссыльная – подневольная, каждый день она работала за трудодни. Оплата была фиксированный трудодень – галочка в трудовой, что день отработан, значит, в тюрьму не посадят. Работу выдавали как повинность и награду. Условия для ссыльных были простые – женишься или выходишь замуж за местного аборигена, получаешь свободу, но не паспорт. Единственный человек с паспортом был мой дед селькуп. У всех ссыльных переселенцев отнимали паспорта. У людей того времени свободы не было ни в каком виде. Так моя бабушка оказалась замужем за местным. В посёлке жили остяки в народе и селькупы по национальности. Но мой дед родился далеко от этих мест: в архиве я выяснила, что он «инородец». Селькупы занесены в Красную Книгу, как вымирающая нация, у них есть право рыбачить и охотиться без ограничений. Свидетельство о рождении деда хранится у нас, оно выдано в 1904 году, внизу печать православной церкви, а вверху надпись Народный комиссариат «Пролетарий всех стран, соединяйтесь». У моих прадедов были имена того времени – Фёкла Мартыновна, Викул Евстафиевич (так написано в документе). Дед с бабушкой прожили всю жизнь вместе. На мой взгляд, они прожили как чужие люди, даже под разными фамилиями – каждый был сам по себе. Каким-то образом у них родилось пятеро детей, мой отец – самый младший. Володенька, старший, умер маленьким, – бабушка всех своих детей ласково называла по имени.
Когда началась Великая Отечественная Война, дед получил бронь. Всю войну он охотился и рыбачил для фронта. У него был план заготовок, и каждый месяц он добывал несколько тонн рыбы, стрелял медведей, лосей, ставил ловушки – на зайца, лису, норку. Мой дед был хозяин в тайге. Когда я стала взрослая, у меня случайно состоялся разговор с профессиональным охотником. Он сказал: «Твой дед был выдающийся охотник. Таких больше нет и не будет». Я никогда не питала тёплых чувств к деду, но в этот момент воспылала гордостью за него. Уверена, что унаследовала от деда нюх охотника и рыбака, я отлавливаю в людях зверей и рыбок.
В 1950 году семья отца в полном составе переехала в город. Отцу было два года. Они поселилась в районе Шанхая, во вшивых банях. Сейчас этот район стал другим, но там мои родители начинали городскую жизнь, они много работали. Отец с ранних лет проводил время с дедом на реке. Они уезжали по суше далеко вверх по её руслу, ловили бревна, которые сплавлялись течением, собирали плот и сплавлялись на нём вниз по реке до города. В это время на плоту горел костёр, они ловили рыбу и варили на нём уху. Сейчас отец не может понять, как дед всё это делал – река Обь глубокая, широкая, с сильным течением и непрерывным судоходством – как дед управлял плотом? Впоследствии плот служил дровами в их доме.
…Сыновья выросли и стали мужчинами. Мой отец и его братья были завидными женихами в городе. Они работали и увлекались рыбалкой и охотой, а любовь к реке – их наследие. Разбуди отца в два-три-четыре часа ночи и предложи поехать на рыбалку, он бегом соберётся. В доме у нас всегда было много лодок, моторов, сетей, ружей…
Ближе всех на свете мне была бабушка, мама отца. Её я очень любила. Она показала мне, что такое верность, преданность отношений, терпение и тихая любовь. Она заботилась обо мне без излишеств. Бабушка была очень богата, но её финансовое состояние было какой-то пустотой, точно так же, как и дед в доме. Есть дед и есть, и никакого толку нет, от деда и денег бабушки. У бабушки в спальне стоял сундук под замком, как сейф, в нём лежали пачки денег, отрезы материалов, пуховые шали и одежда «на смерть». Она часто говорила: «Когда умру, похороните меня в этой одежде». Тогда слово «смерть» для меня стало чем-то ужасным. Я боялась смерти бабушки, при этом воровала у неё рубль – мне нужно было купить конфет. Чуть больше ста грамм «Метелицы», ровно десять штук, иногда девять. Конфеты стоили восемь рублей килограмм. Мне было очень стыдно – не за воровство, деньги были фантиками – стыдно, что ела конфеты одна. Я бы с удовольствием поделилась, но не знала, как объяснить, где взяла конфеты? Я не хотела врать. На рубль можно было купить много других конфет, но мне они были не нужны – «Метелица» так и остались моими любимыми.
…Мои родители были самой обыкновенной супружеской парой. За всё время существования нашей семьи мы жили на двух квартирах, не считая избушки в Шанхае. Первая квартира была маленькой, в центре города и практически через дорогу от бабушки, я часто бегала между нашими домами. Как-то тёплым летним вечером мама отправила меня к бабушке за бигудями. Мне было четыре года. По дороге ко мне подошёл мужик, взял меня на руки и понёс в сторону парка. Это увидела знакомая моей бабушки. Я плакала у него на плече, а она шла следом и настойчиво требовала, чтобы он меня отпустил. Она говорила ему – это Любина внучка. Мужик хоть и не сразу, но отпустил. Потом мой отец начал на него охоту – приводил домой много разных мужиков, на опознание. Однажды вечером он привёл Его. Когда я снова увидела этого мужика, меня обуял дикий страх и я спряталась в нише серванта. Не знаю, что отец с ним сделал, но точно знаю, что ангел-хранитель в виде старушки оберёг меня от насилия и ранней смерти.
…Моё детство можно назвать счастливым до восьми лет. Мама с папой жили хорошо: мама работала продавцом в продуктовом магазине, отец – водителем в огромном геофизическом тресте. Он часто забирал меня из детского сада, мы шли домой, топили печку и готовили ужин. Потом встречали маму с работы. Отец нёс полные сумки вкусной еды, но меня интересовали только сладости. Как-то зимой мы встретили маму, отец нёс на плече большой арбуз, около дома он поскользнулся и упал. Арбуз раскололся на части, я хотела плакать, но родители засмеялись. Мы пошли домой, взяли большую чашку и собрали осколки арбуза. Пришли домой, сели на пол и стали есть арбуз. Мы часто ходили в кино, там мне покупали мои любимые сладости. А зимой мы всей семьёй лепили пельмени, для меня была отдельная порция галушек: я не любила мясо в пельменях и ела только тесто. Вообще я всегда была сладкоежкой, меня невозможно было заставить проглотить что-то существенное, единственное, что ела с удовольствием, была «посылка от зайчика» – и неважно, что в ней было. Когда отец уезжал в командировку, мама всегда собирала ему еду с собой, что там было, я не видела, но когда отец возвращался, он привозил остатки своего питания и выдавал мне – яйца или колбасу – как посылку «от зайчика». Всё это я уминала с большим аппетитом, мне было очень вкусно. Бабушка всегда жаловалась на мою вредность – я была очень вредная и таковой осталась по сей день. Она возила меня в сад на санках, я ещё плохо ходила, но мне нужно было идти пешком, уже тогда я проявляла свою позицию. Мои дорожные приключения бабушка вспоминала всегда.