Юркины дожди

Надежда Белякова

Юркины дожди

Рассказы

Марина Летунова

Весна в тот год выдалась холодная, без дождей. Поэтому первые душистые почки показались только к июню, к школьному выпускному балу. Еще не окрепла и не распустилась, очистив воздух, первая зелень. И на улочках Ругачева ветерок поднимал и закручивал спиралью ту особенную, городскую уличную пыль, которая бродит с порывами ветерка, гуляет, пока не прорастет трава. Особое раздолье этим волнам пыли было на школьном дворе в то время, когда все были в школе. Когда-то отбитую хулиганами табличку «Ругачевская общеобразовательная школа № 1» каждые каникулы все собирались обновить, но руки не доходили. И в этот день от нее, с отколотым уголком, отскакивали особенно яркие солнечные зайчики.

Пустующие классы школы были залиты солнцем первого теплого дня. Актовый зал, заполненный учениками, вскипал то шумом, то смехом. Здесь собрались чествовать выпускников школы, вручая им аттестаты зрелости.

Окна актового зала были раскрыты. По стареньким боковым ступенькам сцены поднялись директор школы, завуч, учителя. И засидевшаяся за расстроенным роялем старенькая учительница пения бодро заиграла туш.

На сцене в строгом костюме стояла директор. Завуч и учителя поздравляли выпускников с окончанием школы. Директор выкрикивала в зал имена выпускников. Ученики откликались и поднимались на сцену. И тотчас радостно дребезжал рояль, как укрощенное маленькой старушкой чудище, приветствуя каждого выпускника, получившего свой аттестат. Наконец завуч выкрикнула:

– Летунова Марина! 10-й «А»!

И тотчас, воскликнув от неожиданности: «Ой! Я здесь!» – Марина Летунова, заболтавшаяся с подружкой, поспешила на сцену, чтобы получить свой аттестат. Это была красивая, голубоглазая, стройная девушка с длинными прямыми волосами.

Пока Марина Летунова приближалась к сцене, завуч громко произнесла одновременно и Марине, и в зал:

– Наша Марина! Наша гордость! Отличница! Мариночка, спасибо, ты не раз защищала честь школы! И всегда хорошо училась! На многих олимпиадах, соревнованиях – всегда побеждала! Красный аттестат! Вот, смотрите, ребята! Одни пятерки! Молодец, Марина!

И в ответ раздались дружные аплодисменты соучеников Марины. Девушка взяла свой аттестат зрелости и почувствовала, как она счастлива – и от тех слов, что были сказаны всем, и от всего: от весны, от праздника окончания школы. Она счастлива!!! Марина прижала свой аттестат к груди и… взлетела. Как всегда при этих взлетах, закрыв глаза. Она слышала смех в зале, как кто-то свистел, кто-то аплодировал.

Директор школы, помрачнев, произнесла полушепотом, обращаясь к завучу:

– Ну вот, опять! Неужели сегодня нельзя без этого?! Улетела, не дослушав, а я целую речь приготовила.

Учительница пения, нежно глядя на улетающую от школы в небо Марину, попыталась защитить свою любимицу, продолжая играть туш, вслед летящей выпускнице:

– Мариночка не виновата! Она не нарочно! Это у нее от счастья случается! Это у нее наследственное! Мариночка не хотела вас обидеть!

Но Мариночка выпорхнула, не оглядываясь. Прижимая к груди аттестат зрелости, она летела над весенним Ругачевом, над его улочками. Знавшие ее с детства соседи, поднимая головы, здоровались с нею, привычно помахивая ей рукой, и спешили дальше по своим делам.

Она подлетела к своему дому, к обшарпанной блочной пятиэтажке на улице Мира, и легко вспорхнула на балкон своей квартиры на пятом этаже. Тихонько притаилась там, задумав «напугать» маму и бабушку. Ведь не каждый же день она летает. Бабушка как раз гладила для Мариночки платье для выпускного бала в школе, а мама читала ей вслух какой-то женский журнал со статьей о гипербореях. Марина заслушалась. Мама произносила старательно фразы из этой статьи, чтобы глуховатой бабушке было хорошо слышно.

– Загадочные гипербореи проживали на территории современной России. Они летали. Легко и далеко…

Но неожиданно бабушка прервала ее чтение:

– Так, может быть, и Витька-то твой тоже от тех гиперболеев произошел?

Мама Марины даже расстроилась: ну почему, как всегда, «на самом интересном месте» нужно все испортить?!

– Гипербореев! Болеев… Тоже скажешь, мам!

Но бабушка заспорила с нею:

– А правильнее сказать «болеев»! То есть «гиперболеев». Ну чем не болезнь? Хроническое заболевание! Наследственность! Дарвин – он ведь не дурак был. Соображал, кто от кого произошел. Вот и Мариночка наша – «с отягощенной наследственностью»! Помнишь, ведь так доктор в ее карточке и написал – «отягощенная наследственность», когда узнал, что от Витьки ей передалось летание. Хотя ведь правильнее было бы «облегченная» или «летучая» наследственность. Посмеялся тогда доктор: «Пусть летает! Главное, чтоб не летальный исход».

Мама Мариночки, Алла, задумалась и ответила не сразу, а лишь после паузы:

– Да… Кто бы мне до свадьбы такое рассказал, я бы не поверила! Что от счастья чуть что – взлетает мужик.

Бабушка сказала то, что Марина никак не ожидала услышать:

– Да уж, видно, потому и приехал в наше Ругачево, чтобы невесту искать подальше от родных мест. Хороший парень был, и со мной все уважительно! Но отлетался наш Витюша. Теперь с ангелами резвится.

Услыхав разговор мамы и бабушки, Марина почувствовала себя очень неловко и хотела было улететь. Повернулась и, подпрыгнув, села на прутья балконного ограждения. Но тотчас почувствовала, что у нее закружилась голова и появился страх высоты. Да, в это мгновенье она уже не чувствовала себя счастливой, как было до того, как она услышала разговор мамы и бабушки. Поэтому не решилась лететь вниз, чтобы войти с улицы через подъезд и, как обычно, позвонить в дверь.

Слезы застилали глаза Аллы. И, чтобы мать не увидела, она ниже склонилась над журналом, делая вид, что что-то внимательно читает. Ей отчетливо вспомнились те «лихие девяностые». А главное – тот самый вечер, когда она, Аллочка, работала инкассатором. И это в те времена, когда звуки перестрелки становились привычными и чудовищно обыденными звуками ночи. А другой работы не было. Ей и теперь в кошмарах иногда снилось, что она идет одна по черной улице в непроглядной ночи, кругом стреляют, но она идет вперед, понимая, что несет спасительные для целых семей пенсии и запоздалые, порой на полгода, зарплаты.

Так же и в тот вечер – она, хрупкая девушка с мешком денег, спешила миновать самый опасный отрезок пути – от сберкассы до кабины машины. В тот вечер Аллочка подошла и села с мешком в служебную машину, как вдруг от нахлынувшей волны ужаса чуть не потеряла сознание, потому что Ивана Петровича на месте водителя не было. Вместо него в машине сидел совсем незнакомый парень. Но все же она успела рассмотреть его, рослого, загорелого, русоволосого парня. И почему-то вдруг, словно передумав волноваться, она успокоилась и поняла, что и она ему нравится. И ей это приятно. Он смотрел на нее так, что она почувствовала, что вот так сидеть в машине и смотреть друг на друга они могут долго-долго. Бесконечно долго. И обоим от этого так хорошо, что тесная машина – легковушка, приспособленная под перевозку денег, – заменила им весь мир. Не отрывая взгляда, он произнес:

– Я – Виктор. Я вместо Ивана Петровича буду с вами. Буду с вами работать.

И Аллочка ответила:

– Алла, я – Алла… И я буду с вами… с вами, Виктор… работать.

Они были так увлечены друг другом, что так и сидели в машине, молча улыбаясь. Пока в их остановившийся мир не ворвался грохот перестрелки. И ветровое стекло покрылось мелкой сеткой, а потом разом, волной опало россыпью битого стекла вниз, на их колени, скатываясь под ноги.

Жуткие рожи «детей тьмы», размахивающих «макаровым», прилипли к боковым стеклам.