Тройка мечей. Сборник

Как ни долго бушевала буря, но все же она стихла. Вода утекла из расщелины. И молнии больше не хлестали по склонам гор. Я выбрался из-под каменного выступа, служившего мне укрытием, и попытался выпрямиться. Занемевшее тело и поврежденная лодыжка сделали это движение болезненным. Я чувствовал шершавую поверхность, по которой можно было бы взобраться наверх, но сомневался, что смогу опираться на ногу.

Потом я застыл. Я услышал звук – не шум дождя, не гром, – скорее, казалось, что кто-то спускается по склону. А вдруг это какое-то создание Тьмы пробралось сюда под ливнем и теперь выжидает момент, чтобы напасть на меня?

Потом появился огонек. В его свете я увидел вытянутую, зубастую морду одного из Ящеров. Потом показались его передние лапы с тонкими пальцами. Свет медленно спустился ко мне; я увидел, что он исходит от камня, оплетенного тонкой проволокой и привязанного веревочкой.

Ящеры, как и представители прочих нечеловеческих рас, общались мысленно. Но я не обладал способностью к контакту разумов, которую так старательно развивала в себе Крита. Я протянул руку и поймал оплетенный камень. В его свете я рассмотрел лодыжку. Ботинок плотно обхватывал голенище, а нога над ним опухла. Неудачно я ее подвернул. Ясно было, что наступать на нее я не смогу.

Я попытался жестами объяснить эту проблему своему спасителю. Он посмотрел на меня яркими, как самоцветы, глазами, а потом в мгновение ока исчез. Я понадеялся, что он пошел за помощью. Но я начал еще и бояться этого. Люди Хорвана и так любили пошутить, что я ни на что не гожусь. И вот я в первом же выходе в патруль умудрился выставить себя в наихудшем свете.

Когда человек-Ящер ушел, любопытство заставило меня вернуться под выступ и посмотреть, что же такое торчит из стены. Когда я подошел туда со своим тусклым светильником, неизвестный предмет ослепительно засверкал.

Это и правда был жезл, сделанный из какого-то кристалла, словно притягивающего к себе свет. И от него исходило голубоватое сияние. Да, он торчал прямо из камня, но, несомненно, это было творение чьих-то рук. Я даже представить себе не мог, как же оно оказалось заключено в камень.

Я ухватил его свободной рукой и дернул изо всех сил. Жезл практически не подался. Чтобы извлечь его, надо было расколоть скалу, из которой он торчал. Но я должен был его достать! Просто обязан! Как наложенный на всех нас гис привел нас в Эсткарп, так и теперь я осознал, что некая Сила, недоступная моему пониманию, привела меня к этой вещи. Что моя находка была важна. Что я готов в этом поклясться.

А потом я быстро обернулся – сверху снова послышался шорох, и тот человек-Ящер с легкостью спустился по стене. Для него эта скала была все равно что лестница. На плече у него висел моток веревки. Спустившись, он жестами велел мне обвязаться этой веревкой.

Так во время бури я нашел в этой давно омраченной земле и свою судьбу, и друга – потому что Тсали был настоящим другом, которому не страшно было доверить собственную жизнь и даже то, что важнее жизни.

3

Так я на некоторое время остался в Долине. Но леди Дагона поделилась своими знаниями с Критой, и та принесла мне тазик пузырящейся красной глины. Когда ботинок был срезан с ноги, Крита обмазала мою лодыжку этой глиной. Под воздействием ее тепла боль утихла, и я уснул.

Мои сны никогда не становились реальностью, как те, что были истинными посланиями Силы, – время от времени они приходили к избранным нашего народа, как предостережение. Но на этот раз я шагал по земле, которая была столь же реальна, как и во время бодрствования. А в руке я нес меч, и он лежал в моей ладони так привычно, словно был продолжением руки, и во сне я даже представить не мог себе жизни без этого меча.

Однако же меня переполняли печаль и страх – не за себя, но за других. Я шел и беззвучно плакал о потере, которой не помнил, но все же она была велика и гнула меня к земле сильнее, чем любой дорожный мешок. Я видел, что надетая на мне кольчуга изорвана и покрыта пятнами ржавчины. Левую руку я прижимал к боку, и пальцы мои были в крови. Меня терзала боль, и я сражался с нею. Мое тело должно было помочь мне что-то сделать, прежде чем я упаду замертво.

Меня ждала неизбежная смерть, я знал это наверняка. Все, что осталось у меня за спиной, сгинуло под напором Тени, кроме того, что я нес с собой. Во сне я знал, что этот меч не должен достаться тем, кто шел сейчас по моему следу.

Но меня трясло, бремя боли гнуло меня к земле. Все расплывалось перед глазами. Время утекало, как и жизнь, вместе с каплями крови, сочившимися из моего бока. Но воля моя не подчинялась ни времени, ни слабеющему телу.

Земля под моими подкашивающимися ногами понемногу становилась круче, и, несмотря на всю мою решимость, шаги мои замедлились. И все же я продолжал идти. Потом передо мной возник туман. Мои губы произнесли непонятные мне самому слова. Но при этом я знал, что некогда они были мне известны и что они были моим оружием, почти таким же могущественным, как меч.

Возможно, именно Сила слов позволила мне превзойти пределы человеческой выносливости. Дыхание мое было хриплым и рваным. Я не мог больше совладать с пожиравшей меня болью. Но воля моя оставалась непреклонна.

Наконец я остановился, пошатываясь, на краю обрыва. Снизу поднимался туман, и я понимал какой-то частью мутившегося сознания, что его породил находившийся внизу расплавленный камень, кипящий и бурлящий, словно вода. Туда я и швырнул свой меч. На это я истратил все силы, что еще позволяли мне держаться на ногах и добраться сюда с поля брани, где восторжествовала Тень.

А потом я рухнул на землю, понимая, что теперь могу встретиться со смертью, и притом охотно. И проснулся. Я был весь в поту и крепко прижимал руку к боку. Я посмотрел туда в полной уверенности, что сейчас увижу текущую из-под изодранной кольчуги кровь. Но там была лишь кожа, гладкая и целехонькая. И я понял, что это был сон.

В нем я не был Йонаном, о нет. Но и вспомнить имя человека, которым я был тогда, у меня не получалось. Однако же я вынес из этого сна о смерти одну мысль: то, что я нашел в горах торчащим из камня, было именно этим мечом. Когда-то он был мне по руке и станет мне по руке снова.

Однако же что-то заставляло меня держать это в тайне, хоть я и сам не понимал, чем это вызвано. Я стерпел насмешки Имхара над моей неуклюжестью. Но когда Крита пришла, чтобы проверить, как там моя нога, я спросил ее о человеке-Ящере, который меня нашел.

Это она сказала мне, что его зовут Тсали и что он из дозорных, охраняющих горы. Я позавидовал ее Дару, позволяющему общаться с иными народами, и попросил передать ему мои благодарности. И искренне удивился, когда в тот же день он неслышно вошел в комнатку, где я лежал, и присел рядом, глядя на меня своими глазами-самоцветами.

Он был примерно мне по плечо – изрядный рост для его народа. А потом он присел на задние лапы, опираясь для равновесия на гибкий хвост, снял с запястья шнурок с вплетенными в него белыми и красными бусинами и пробежался по ним тонкими пальцами, словно собирая что-то этими прикосновениями. Я уже видел, как нечто подобное проделывают его соплеменники и слыхал упоминания о том, что так, похоже, Ящеры ведут записи.

Я посмотрел на его увенчанную гребнем голову, и мне отчаянно захотелось поговорить с ним, хоть я и знал, что слова, пусть даже и на древнем наречии, ничего ему не скажут. Только представители Зеленого народа могли говорить напрямую, разум к разуму, с теми, кто делил с ними Свет и боролся против Тени.

Внезапно Тсали натянул свои бусины обратно на запястье и достал из сумки на поясе – единственном предмете одежды на его теле, покрытом радужной чешуей, – тонкий, гладкий камень размером с половину моей ладони. На камне этом были вырезаны руны; первая их строчка была заполнена золотыми чешуйками и легко читалась, вторая – чем-то красным, а третья – зловеще черным.

Я видел прежде подобные вещи. Они предназначались для прорицаний, их использовали Мудрые, которым недоставало Силы, чтобы стать полноправными колдуньями. Однако же, когда Тсали поднес этот камень к моим глазам, я понял, что эти руны немного отличаются.