Страница 22 из 44
Начальник цеха Бородовский получил посылку и поделился со мной табаком – «сибирской самосейкой».
Настроение бодрое, но в то же время устал. Дел много, и спать хочется, надо отдохнуть. Хоть иногда надо и себя пожалеть. Пока есть возможность, а там, может быть, и отдыхать некогда будет, и спать придется урывками в шинелях, как в первые месяцы войны.
Сейчас люди себя не обманывают. Не тешат радужными надеждами на внезапное окончание войны. Тяжело вздыхают и говорят, хоть бы нынче закончилась эта проклятая война. О втором фронте никто и не заикается. Успех Красной Армии воодушевил народ, люди стали спокойнее, но голодают. Голод действует на души хуже всяких обстрелов и бомбежек. Гнилых разговоров теперь не слышно. Никто не сомневается в нашей победе, хотя многие потеряли веру в себя – доживут ли они до великого праздника. Блокада снята, но ленинградцы этого не чувствуют. Питание то же, обстрелы еще яростнее, бомбежки чаще. Все то же, что и 17 января, а вся страна и весь мир считают, что ленинградцы теперь-то живут. Неко торые идиоты пишут в письмах: «Блокада снята – теперь вы сыты». Они не знают, какой ценой заплачено за прорыв блокады, не знают, сколько тысяч человек ежедневно гибнут в черте Ленинграда.
Из репродуктора полилась музыка, стало быть, починили трансляцию, кажется, и обстрел прекратился, но свет не дали.
Ба, и свет есть. Пора за работу, а то коптилка осточертела.
23 февраля 1943 года
День Красной Армии. Новостей много. Двенадцатый час ночи. Только что пришел пешком с завода. С половины 5-го до 8 наш завод яростно обстреливали. Сначала шрапнелью, потом фугасами.
После обстрела обедал и ужинал. Пока шел до Финляндского вокзала – тревога. Пришел домой – отбой. И вот всего пять минут было покоя и вновь – тревога. Дома получил письмо от брата Николая. Был ранен. Сейчас учится в школе лейтенантов. ‹…› За него теперь я совершенно спокоен. ‹…›
4 марта 1943 года
Напечатал «Дружиннице», «Стихи о заводе». Отдал в печать «Я буду мстить». Готовлю к печати «Наша весна». Обдумываю стихи «О матери».
На заводе очень много работы, устаю, как грузчик. Выдыхаюсь к вечеру. В феврале был всего один выходной, и всего один раз за месяц я посетил сестру и пробыл у нее три часа.
Мать увижу не скоро. Она живет хорошо. За нее я спокоен, за сестру и брата тоже. От Самуила и Венедикта приходят тяжелые письма. Кроме тоски по родине они переживают полуголодное существование, всевозможные лишения, заботы и хлопоты. Я, кажется, лучше всех живу в данное время.
Посетил Якубовского, но пробыл у него ровно пять минут, и то на кухне и в прихожей. Виктор спешил в кино с командиром. Проводил его до «Спартака»[12]. Погода стоит чудесная. Была оттепель, последние три дня морозы до 11 градусов, днем солнце, вечером метель, и вот сейчас десятый час, ветер воет вокруг дома, лезет в трубу и рвется в окна. Ветры сумасшедшие по ночам, даже дом начинает качаться, расшатанный от сотрясений при бомбежках. ‹…›
Читаю Бальзака «Отец Горио». На очереди «Далекое и близкое» Репина. Смотрел кино во втором «Титане» – «Песнь о любви». Чушь несусветная, присущая американцам. Бессодержательная, бездарная картина, жалкое подражание «Музыкальной истории».
Работа в стенной печати осточертела. Скорей бы тепло!
Союзники сволочи. Конца войны не видно, а с резервами (по моему мнению) не так уж благополучно.
Бродяга-ветер наступает по всем щелям и швам. Приятный звук! Где-то сейчас Алексей Мартынов? От Калашникова давно нет весточки, уж не на фронте ли? ‹…›
Вчера взяли Ржев и Льгов. Дорого обходится наше наступление. Много кровушки впитает земля русская, много невинной. ‹…›
Ко дню Красной Армии давали водку. Напился как сапожник среди посредственной среды. Утром башка трещала. Ходят пакостные слухи, что скоро будут продавать водку по коммерческой цене. Хлеба получаю с 22-го 700 г – хватает, сыт. Получаю мало денег – 500 рублей в получку на руки. Доходы стали меньше.
Мнится, что война продлится до 1944 года. Кому только не надоел этот ужас, черт знает что такое! Вот дожили до времечка. Кое-кто высказывает мысль, что весной Гитлер опять начнет контрнаступление. Народ стал острожен, скептичен. Дистрофиков меньше встречается, мертвецов давно не видел. Много эрзац-солдат.
Скоро начнется огородничество.
12-го исполнится год, как я в Ленинграде. Какая-то косность, пассивность в душе. Холодно становится. До чего же это все надоело. Всем надоело. Я еще живу довольно прилично, а каково фронтовикам. Я не теряю все же надежды на 1943 год. Венедикт пишет, что в 1943 году война кончится. Он иногда бывает пророком. Просит узнать, как получить пропуск в Ленинград. Чудак, ей-богу! Напрасно торопится. Фрицы в Гатчине сидят и ближе. Хватит на сегодня, пора спать. Глаза смыкаются. К чему это все пишу? Будет ли кто читать эти строки? Надежды мало.
11 марта 1943 года
Весна настоящая. Немцы контратакуют наши войска, заняли опять несколько городов на Украине. Это тяжело отзывается в народе. Опять уныние.
Получил бронь до 1 января 1944 года. Завод разворачивается, расширяется.
В воскресенье приезжала Нина Поль. Подарила мне книгу «Мир искусства», VIII том. Пекли блины. Ходили в парк. ‹…› Потом обедали у меня и вспоминали прошлое. Она выглядит лучше, чем до войны. Продает вещи. Мне мнится, еще кое-откуда добывает средства. Провожал ее в 8 часов вечера. Шел крупный сырой снег.
Вчера приезжала К. Я спал и не слышал звонка. Она целый час прождала у двери. Была зла до чертиков. Потом обогрелась, наелась и стала солнечной.
От Николая получил два письма. Он в полном неведении о нас и пишет по старому адресу. От Самуила стали приходить печальные письма. Трудно приходится закадычному другу, и больше ему помочь не в силах. Зарабатываю мало, расходов много. Работы много и писать хочется. Вышли новые стихи, опять переписываю военный дневник. ‹…›
Война осточертела. Конца ей не видно. Опять на завод нужно ходить с противогазом. В мастерской удушливый воздух от электросварки. Постоянно искусственный свет портит зрение. Устал до невозможности. Хочется творить, но восприятие стихов у людей слабое. Все устали. Только спустя годы уцелевшие будут с волнением читать сегодня написанные строки.
По себе чувствую, что из десятка страниц мозг воспринимает две-три. Остальные забываются. Это даже если читаешь интересную книгу, а я сейчас читаю Бальзака.
Весеннее настроение испортилось после поступления неприятной сводки о падении ряда украинских городов.
Сегодня идет дождь и дует сильный ветер. Заходил к Якубовским, но Виктора не застал.
Народ выглядит сносно. Умирать почти перестали, но все же дьявольски устали. Ожидают еще много неприятностей. ‹…›
Дров осталось на две топки. Зима осталась позади. Чувствую себя сильным, но и сильно уставшим.
12 марта 1943 года
Пишу при свете коптилки. Только что по радио передали: наши взяли Вязьму. После сообщения продолжился симфонический концерт оркестра под управлением профессора Ойстраха. Пишу стихи о матери. Ленинград живет. Продолжает создавать великое искусство и сражаться. Заходил днем в редакцию «Заводской правды».
14 марта 1943 года
8 часов вечера. Только что проводил на поезд старшего брата Василия. Около двух лет не виделись. Он едет на неделю с фронта отдохнуть. С ним было еще три бойца, которых он до сегодня не знал.
С 2 часов и до половины 8-го они пробыли у меня. Варили обед, делились фронтовыми новостями. Они стоят на финском фронте в 17-м укрепрайоне[13] в Верхних Никулясах[14]. Василий все тот же шутник и весельчак. Побывал в большом переплете под Лиговом, где его контузило, и за Колпином. Испытал много трудностей и многое повидал за время войны. Но не трус, судя по рассказам, предприимчивый и смелый, олицетворение солдатской сметки и находчивости. Заметно постарел, но вид молодецкий, настроение бодрое, может быть, потому что едет на отдых, а не с отдыха. Поделились новостями.
12
Кинотеатр в бывшем здании лютеранской церкви Св. Анны на ул. Кирочной (в то время Н. Салтыкова-Щедрина).
13
Входил в состав дислоцированной на Карельском перешейке 23-й армии, командующий – генерал-майор (с 1 сентября 1943 г. генерал-лейтенант) А. И. Черепанов.
14
Верхние Никулясы – упраздненная в 1939 г. деревня во Всеволожском районе Ленинградской области.