Страница 2 из 18
Мерзкая тварь (это я про вирус) мутировала, притворилась каким-то полезным микробом (или бактерией, я не силён в терминах), притаилась… А потом объявила войну на уничтожение. Медицины хватило только на определение идентичности новой напасти и последнего, полугодичной давности вируса, только вот лекарства его уже не брали. А времени на разработку новых он нам не дал.
За первую половину декабря миллионы трупов заполнили улицы крупнейших городов. В самом начале их собирали, отправляли в крематории, потом сжигали на месте, а потом этим стало некому заниматься. Да и незачем. Москва, Нью-Йорк, Лондон, Пекин и сотни других больших и малых поселений превратились в тошнотворно воняющие, чадящие язвы. На всё про всё ушло около месяца, после чего вирус исчез, будто его и не было, ну или просто умерли все, кто мог умереть. Выжила только одна категория населения – та, у которой этот вирус мутировал как-то не так и превратился в симбионта. Счастливчиков набралось процентов десять. То есть миллионов восемьсот-девятьсот. Понятно, что эта статистика не претендует на хоть какую-то достоверность, ибо откуда ей взяться среди гор трупов, но уж какая есть…
Кстати, старше сорока пяти лет не осталось никого, по крайней мере, я, да и все, кого я знаю, таких не встречали. А второй самой пострадавшей группой оказались дети – у нас, например, всего две девчонки было, семи и девяти лет, да и те до весны не дотянули – не смог их наш доктор вытащить… Хотя, вполне вероятно, что немало детей не пережило последствий мора по причинам, с вирусом напрямую не связанным – антисанитария, голод, дикие собаки, дикие люди… Особенно последние. Человечество, в подавляющей своей массе, в очередной раз доказало, что гуманизм и заповеди типа «не убей ближнего» актуальны только во времена сытые и безопасные.
Многие выжившие устраивались в опустевших городах, хотя большинство всё-таки пытались покинуть застроенные многоэтажками могильники, но удавалось это сделать единицам. И те, и другие умирали от голода и холода, кого-то косили болезни – старый добрый грипп и тысяча других болячек ведь никуда не делись, кто-то встречался с подонками и сумасшедшими разных мастей, и, естественно, покидал сию юдоль скорби, кого-то ликвидировали пока ещё действовавшие группы добровольных борцов с болезнью. Собственно, именно к этому сводилась их борьба с ней – отстрелу и, по возможности, сжиганию себе подобных. Болеешь ты, не болеешь – им было без разницы… Это тоже сильно повлияло на популяцию людей, зато никак не повлияло на распространение пандемии – спрятавшийся вирус был практически в каждом представителе человечества. Остались, наверное, какие-то счастливчики в тайге, джунглях, на островах… Но об их судьбе нам ничего не известно.
Среди выживших это событие получило название Большой Смерти. (Честно говоря, чаще в народе использовался термин – Большой П…, но мы ведь в культурном обществе). Немного помпезно, но зато точно отражает суть событий.
На Земле стало неожиданно свободно. Когда первый шок прошёл, выжившие разбились на небольшие кучки и пытались наладить хоть какой-то быт – вооружились, заняли загородные поместья, дома в небольших элитных посёлках, базы, военные части. Кто во что горазд, в общем. В поисках продовольствия обчищали склады и магазины, но некоторые были умнее, то есть смотрели в будущее не только на пару дней вперёд, а на месяцы и годы, и собирали, где могли, сельхозтехнику и инструменты, семена, клубни – на сельское хозяйство собирались присесть. Правда, с сельхозтехникой, как вы поняли, были проблемы – слишком она была продвинутая.
Я тоже прибился к такой компании, успев, правда, побродить и в одиночку, и в составе пары маленьких «дружных» компашек по остаткам благословенной, когда-то, Родины… Хотя это громко сказано: бродил я только по своему городу и за его пределы выходил всего несколько раз. Я ж городской житель до мозга костей, и даже несмотря на то, что город мой превратился в провонявшую гниющими и сгоревшими трупами помойку, по сути, тоже в труп, уйти из него, оказаться среди лесов и полей, без крыши над головой… Страшно было, дураку. Честно говоря, вспоминать этот период, совсем не длительный, но такой насыщенный, не очень хочется. Но надо хотя бы вкратце, для полноты картины.
Первое время выкручивался один, как мог, но затем прибился к небольшой группе. Вроде бы полегче стало: оружие было, несколько крепких парней, женщины… Я, само собой, на подхвате был, «принеси, подай, пошёл на фиг, не мешай». Что меня вполне устраивало. Ну не лидер я и даже не боец. Но пришлось бежать от них так, что только пятки сверкали: мне повезло подслушать, как главный и его правая рука обсуждали, что каннибализм – это не так уж и плохо… У нас как раз напряг был с продуктами, мягко говоря, а в их разговоре моё имя промелькнуло, да ещё и в связке с фразами типа «толку от него всё равно нет». Я решил не выяснять, что именно «ты имела ввиду» (помните такую песенку? там всё грустно кончилось), и дал дёру…
Опять прятался по подвалам некоторое время, но в конце концов прибился к крутым ребятам, они полицейское отделение вскрыли и были при оружии. Среди них ещё была пара бывших военных, так что они этим оружием и сами умели пользоваться, и других учили. Сначала, вроде, всё нормально было: порядок, субординация, от каждого по способностям, каждому по труду… Мне даже нравилось – живёшь себе, приказы выполняешь, о завтрашнем дне не думаешь.
Но в один день переломало меня не по-детски. С утра группа ушла на поиски еды и других полезностей, а ближе к обеду вернулись с пленниками, парнем и девчонкой, не старше восемнадцати оба… Точнее, это я потом разглядел, кто они есть, когда с них одежду посрывали, а так – грязные, одеты во что попало, лица чумазые… Но вот на парне броник был новёхонький, из нанокевлара или чего-то подобного, из разговора наших вояк я понял, что это круть несусветная. А в рюкзаке сухпай несколько порций, тоже самый лучший. И начали они его выспрашивать, где такое богатство достал. А тот молчит, знай себе чего-то там руками машет… У вояк крышу в миг сорвало – пытать начали, да так, что палачи средневековые, будь они здесь, смотрели бы и млели от удовольствия, и записывали бы ещё, чтоб самим на практике применить. Потом, когда парень уже просто тупо в потолок смотрел, притащили девчонку и за неё принялись… Ненавижу себя за тот день. Блевал от отвращения, но ни слова поперёк не сказал – забился в угол и подвывал от страха, а глаз оторвать не мог… Немыми были и пацан, и девчонка, вот и не говорили ничего, а языка жестов у нас никто не знал. Уполз я оттуда, отошёл немного от шока и решил валить из города.
И сейчас, оборачиваясь назад, я понимаю, что мне тогда повезло. Парню и девчонке не повезло, а мне повезло. Если бы я остался, то превратился бы в полного урода: либо тоже начал бы резать и пытать, прикусывая язычок от усердия, либо деградировал бы до уровня животного, боящегося слово сказать, радующегося возможности доесть за кем-нибудь баланду, облизать консервную банку…
Из города я очень медленно пробирался: шёл только ночью, почти на цыпочках, вслушивался в каждый шорох, чуть что, сразу прятался. Один раз набрёл на бедолагу, сумасшедшего, наверное, он на меня сразу полез и достать пытался, пока я его монтировкой по темечку не огрел. Жутковато было, он вообще ни одного звука не издавал, пыхтел только тихонько. И прёт не меня, прёт… С ударом не рассчитал – убил. Это был мой первый. Но совесть меня по этому поводу не мучает, ибо была угроза моей жизни, и я её устранил. И в дальнейшем так и буду поступать.
Потом около недели бродил по лесам и полям. Думал, всё, не сдюжу. Еда закончилась, ягод и грибов не было, охотиться не мог – ни ружья, ни лука, ни капканов. Да и не помогло бы мне это всё, я ведь на охоте ни разу не был, в грибах не разбирался, в ягодах тоже.
Опять мне повезло: вывалился из зарослей на дорогу как раз в тот момент, когда по ней колонна проезжала – пара грузовичков да «Тигры» сопровождения. Чувствуй я тогда себя получше, ни за что бы не вылез, ведь в наше время в девяти случаях из десяти таких активных встречают очередью в живот. А я уже почти ничего не соображал… А эти мало того, что не подстрелили, так даже остановились, причём и сами они потом объяснить не смогли, почему – так, говорят, получилось. Задали несколько вопросов, посовещались, а потом сказали в кузов запрыгивать. В салон сажать не захотели, так как воняло от меня, как от взвода бомжей. Пожалели меня, в общем. Хотя я, теша своё самолюбие, позволяю себе думать, что они рассмотрели во мне хорошего человека и потенциально полезного секса своей компании, и потому не дали сдохнуть прямо там же, у обочины.