Конечная

Теперь же он хмуро месил ногами до неузнаваемости грязный ноябрьский снег. Он представлял подростка в смешной вязаной шапке с синим помпоном, бегущего из того ужасного места, которое ему приходилось называть домом. Представлял – и шел за ним следом. Он не знал, как это правильно называется, не знал, как это работает, но это работало с достаточной степенью надежности, чтобы он мог называть себя дурацким, напыщенным словом «экстрасенс». Валентин не видел ничего экстраординарного в своей работе. Он просто делал, что умел, и получал деньги за то, что делал.

Ноги вынесли его с относительно оживленной улицы через тихий сквозной дворик на огромный по местным меркам пустырь. Валентин остановился и окинул еще более помрачневшим взглядом здание, нависающее над припорошенной все тем же снегом голой землей. Он знал, что это за место. Неприятное, даже опасное место, но поворачивать назад было поздно. Да и, если судить по совести, мальчика, нашедшего едва ли не худшее из возможных укрытий от ветра, нужно было спасать.

Кто знает, что могло случиться с ним в заброшенной много лет назад детской больнице.

***

Висящая на одной петле и собственном упрямстве дверь равнодушно качнулась, когда Валентин ступил на опасную территорию. На секунду ему показалось, что его нос уловил слабый «медицинский» запах дезинфекции. Но нет, на самом деле внутри пахло только пылью и – только у самого входа, совсем немного – мочой. Пол был усыпан обвалившейся штукатуркой, которую разбавляли лишь несколько шприцев (очевидно, появившихся здесь уже после закрытия) и одинокая бутылка из-под крепкого пива с остатками жидкости внутри.

Со стены, чуть дальше по коридору, на Валентина вылупился полустершийся нарисованный зверек, похожий не то на кота с круглыми ушами, не то на какого-то грызуна с пушистым хвостом. Больше всего от времени досталось глазам. Два огромных слепых пятна без остатков радужки или зрачков. Жуткий взгляд. Будто навеки посмертно застывший в каком-то дебильном восторге.

Сделав несколько шагов по коридору, Валентин ясно почувствовал: его вторжение не осталось незамеченным. Куда бы он ни обращал лицо, в затылок жадно впивались невидимые взгляды. «Еще один пришел, – говорили они. – Еще один останется с нами».

– Нет, – тихо ответил вторженец, стараясь убедить скорее себя, чем кого-то еще. – Я живой. Живой.

След вел вглубь здания, мимо жутковатого рисунка и нескольких других, которые экстрасенс предпочел не разглядывать. Мимо одинаковых пустых кабинетов, лишь в одном из которых сломанным грибом торчало пыльное гинекологическое кресло. Мимо лестничного пролета, и, наконец, в тесное помещение, бывшее, вероятно, подсобным. На его полках покоились ветхие коробки с твердым и холодным содержимым, а на полу был оставлен мешок с какими-то бурыми тряпками. Несколько из последних валялись, брошенные, отдельно, формируя что-то вроде подстилки или неряшливого гнезда.

Вот оно.

Валентин присел на корточки и брезгливо ткнул пальцем одну из тряпок. Одеяла. Колючие, жесткие, пыльные одеяла. Кто-то был здесь недавно. Кто-то, кто отчаянно пытался хоть немного согреться в промерзшем насквозь заброшенном здании. Кто-то маленький, немного напуганный и очень несчастный. Кто-то в шапке со смешным синим помпоном.

Экстрасенс осторожно, чтобы не спугнуть добровольное наваждение, присел на мешок, сглотнул все плотнее подступавший к горлу страх (я живой…точно, живой) и закрыл глаза. Пара минут в полной темноте и тишине – и он стал различать смутные очертания, постепенно складывавшиеся в ту самую картинку, которую он ожидал увидеть.

Впрочем…не совсем.

***

– Ну и откуда она здесь? – прошипел раздраженно-сосредоточенный девичий голос.

– А я почем знаю? – ее совсем юный собеседник тихо шмыгнул носом. – Я только спустился этаж одним глазком проверить, смотрю – дверь открыта и она тут эт' само…лежит.

– Сколько раз тебе говорить, чтоб один не шастал, – раздался тихий хлопок подзатыльника. – Ты б еще в зеркало какое глянул «одним глазком проверить». Ну, ткни ее хоть пальцем, раз такой смелый.

– Сама ткни, – обиженно пробурчал смельчак и шмыгнул громче. – Вдруг она эт' само…ну, из этих.

– Н-не из эт-тих, – вмешался третий голос, в котором слышалась напряженная борьба с заиканием. – Они с-с-с…сами нас н-наход-дят. Н-не спят в к-к-кл…

– Ну тогда тебе и флаг в руки, – перебила его девушка.

– И перышко в зад, – поддержал ее собеседник, заработав этим еще один легкий подзатыльник.

Тихий, осторожный шаг в ее сторону. Еще один. И тут она вспомнила, где находится и проснулась окончательно.

– Шевелится! – взвизгнул самый маленький из троицы, юркнув за спину высокой девушки.

– Тихо, – шикнула та, не сводя глаз с угрозы. – Правило, как учили! Главное – понять правило…

– Она н-не из эт-т-т… – упрямо повторил заика, но тоже немного отступил, вытянув перед собой странно подергивающую всеми мышцами попеременно руку. – Т-ты к-к-к…

– Кто? – пискнул мелкий из-за чужой спины.

Оккупантка кладовки наконец выпуталась из одеял, подняв облако пыли, и, в свою очередь, подалась назад, прижавшись спиной к полкам. Ее руки нашарили в одеялах небольшого плюшевого медведя и рефлекторно выставили перед ней как смехотворно слабый щит. Незнакомцы не выглядели угрозой, но она привыкла не ждать от детей ничего хорошего, а потому морально готовилась к обороне. Собрав в кулак всю свою храбрость (достаточно маленькую, чтобы поместиться в ее кулаке), она с вызовом вскинула голову и ответила:

– Я Диана. А вы?

Ненадолго воцарилось молчание. Единственным, что нарушало немую и бездвижную сцену, было сбивчивое дыхание подростка, стоявшего к новоприбывшей ближе всех. Присмотревшись к нему внимательнее, она заметила, что подергивается у него не только рука. Его лицо то и дело заметно пронзало судорогой, а кадык почти безостановочно ходил взад-вперед. Неужели настолько боится?

– Похоже, и правда не из этих, – с сомнением протянула его почти взрослая подруга.

Один ее глаз был надежно скрыт за спадающей на пол-лица плотной светлой челкой, а другой придирчиво скользил по незнакомке. Не найдя признаков угрозы, девушка едва заметно выдохнула и шагнула вперед, осторожно поднеся руку к груди:

– Я Тина. Просто Тина.

– А я Кастет, – вышел из-за ее спины мальчуган лет десяти.

Тощий и с какой-то непропорционально большой головой, он старался говорить басом и чуть подпрыгивал при движении, пытаясь казаться больше.

– Дурацкая кличка, – холодно констатировала Тина. – Долго думал? А, неважно, будешь и дальше Костей.

Несостоявшийся Кастет показал ей язык и скрестил на груди руки в знак протеста.

– А я П-п-п…П-п-п…

– Пашка он, – не справился с нетерпением Костя и шумно втянул в ноздрю то, что, было, из нее показалось. – Пашка-какаш…

Тина среагировала молниеносным подзатыльником. Шутник надулся и замолчал.

– Так… – девушка пригладила челку, будто хотела, чтобы она надежнее закрывала глаз. – Как ты здесь оказалась? Давно не появлялось новых…ну, ты понимаешь.

– Вообще-то не очень, – призналась Диана. – Я…я сбежала. Не думала, что здесь кто-то есть. Могу уйти, если хотите.

– Уйти? – хором спросила троица, ошарашенно переглянувшись.

– Она не с нами! – взволнованно прошептал Костя.

– Н-нет, – согласился Паша. – Н-но б-близко.

– Да, пожалуй, – протянула Тина, разглядывая гостью с еще большим интересом. – Знаешь, Диана, я бы на твоем месте так и поступила. Беги, пока можешь.

– Мы не гоним, не подумай, – встрял Костя. – Просто эт' само…так лучше будет.

– Т-тебе есть к-куда п-п-п…п-п-п… – Паша со злостью ткнул кулаком стену, так и не справившись с коварной буквой.

Диана потупилась в нерешительности. Откуда-то вдруг потянуло запахом со смесью приторной сладкой ваты и нафталина. Из-за дальнего угла коридора донесся неопределенный слабый отзвук. Тина бросила в ту сторону настороженный взгляд – видимо, тоже услышала, и теперь пыталась понять, не показалось ли ей.