Страница 7 из 9
И чем дольше немецкая армия пыталась удержать свои, все более плачевные, позиции, тем более смертельно уязвимым становилось гражданское население перед военными действиями. К весне 1945 г. порядка 19 млн человек были эвакуированы из городов в сельскую местность, чтобы спастись от бомб, либо бежали на запад от Советского Союза, оккупирующего восточногерманские территории[71]. Среди них было много женщин, которые брели пешком, таща на себе все, что у них еще оставалось, иногда вместе с детьми. Им негде было остановиться, почти нечего есть, и они были совершенно беззащитны перед насилием со стороны местных жителей и вторгшихся военных. По мере ослабления воздушной обороны Германии союзнические бомбардировки городов стали более интенсивными и губительными. Воздушные налеты теперь достигали юга и востока страны, до сих пор считавшихся относительно безопасными. В феврале 1945 г. до 25 000 человек были убиты в Дрездене за одну ночь бомбардировок. После этого ничего другого не оставалось, кроме как навалить горы тел на металлические решетки, облить горючим и поджечь. Они горели несколько дней[72].
По мере того как с востока надвигалась Красная армия, ожидание возмездия Советов – расплаты за бесчеловечную политику уничтожения, которую проводили нацисты против Советского Союза, – вызывало особую тревогу. Люди «судорожно пытались себя успокоить, рассуждая, что, возможно, в итоге все обернется не так уж плохо». Эти наблюдения, записанные анонимным разведчиком в СД в марте 1945 г., особенно поразительны. «Восьмидесятимиллионный народ, – продолжил он, имея в виду немцев, – попросту невозможно истребить до последнего мужчины, женщины и ребенка». Разумеется, «Советы не могли всерьез взяться за рабочих и фермеров, – пустился в рассуждения агент, – они нужны в любой стране». Вероятно, кто-то находил утешение в подобных оправданиях. Другие прибегали к спиртному, пользуясь «самым ничтожным поводом, чтобы выпить последнюю бутылку, приберегаемую для празднования победы… или возвращения мужа или сына». Люди открыто говорили в автобусах и поездах «среди совершенно незнакомых попутчиков» о вещах, которые «еще несколько недель назад никому и в голову не пришли бы», и в последние дни войны сосредоточивались на практических задачах, откладывая неприкосновенный запас, пытаясь найти места для укрытия или добывая яд, пистолеты и другие средства самоубийства»[73].
Стоя перед бездной неведомых масштабов, переполненные ужасом люди спрашивали себя, что это значит, что Германия проигрывает войну, и какой смысл таится в колоссальном разгроме и разрушении жизни. Или, хуже того, понимали, что извлекать из этого нечего. «Ощущение, что во всем этом нет смысла, заставляло сотни тысяч немцев испытывать почти физическую боль», – писал агент СД. Он слышал, как люди говорили: «Мы не заслужили, чтобы все так обернулось» или «Мы не заслужили, чтобы нас ввергли в катастрофу». В конце концов, разве они не выполняли свой долг? Разве не делали то, что им приказывали? Даже в разгар ужасов войны – бомбардировок, бесконечных бессонных ночей, когда горели дома и терялись родные и друзья, – разве немецкий народ «не доходил до пределов своих физических возможностей в этой войне и не проявлял верность, терпение и готовность к самопожертвованию, невиданные ни для какой другой нации?»[74].
Всякий раз, когда люди перечисляют свои добродетели и перестают задаваться вопросом об истоках провала, имеет место теодицея[75] – поиск скрытого смысла событий, первопричин, если непосредственные причины кажутся неудовлетворительными. Когда простые факты не могут ничего прояснить, остаются более глубокие нравственные и экзистенциальные вопросы. «Я пережил уничтожение Гамбурга как зритель. Я был избавлен от судьбы участвовать в нем лично, – вспоминал Ганс Эрих Носсак. – Я не знаю почему. Даже не могу понять, было ли это привилегией». Когда падали бомбы, Носсак находился в отпуске в деревне, достаточно близко, чтобы видеть, как разрушается его город, но достаточно далеко, чтобы быть в безопасности. Позднее он будет вспоминать, что обычно испытывал «ужасную неохоту» покидать дом и «попусту тратить драгоценное время» по выходным, когда мог бы работать. Носсак не мог постичь, почему именно в тот раз, когда жена Мизи попросила его уехать из города, он ответил согласием. Не было «объяснения тому факту, что я и тогда не ответил "нет"», – писал он[76].
Неожиданно, на пике хаоса и смерти, все закончилось. Там, где когда-то были большие и маленькие немецкие города, на месте жилых кварталов громоздились кирпичи и камни, искореженный обгорелый металл, разбитое стекло и шершавые бетонные плиты.
Из окон уцелевших зданий или их каркасов тут и там вывешивались полосы белых простыней – импровизированные флаги капитуляции. Наблюдались нехватка топлива, продуктов, повсеместный дефицит любых товаров. Деньги стали бесполезны. Свирепствовали болезни: туберкулез, сифилис, дифтерия. Инфраструктура была разрушена, в том числе в результате бомбардировок. Миллионы беженцев находились в стране или пробивались в нее. Одни выжили в концентрационных лагерях, другие являлись бывшими подневольными работниками, третьи бежали от яростного натиска Красной армии или были согнаны с места бомбовыми ударами. Вскоре в это «общество изгнанников» планировали влиться миллионы этнических немцев, бежавших или насильственно выселенных из родных мест в Восточной Европе[77].
Сначала оккупационные силы союзников контролировали едва ли не все стороны повседневной жизни, в большом и в малом. Объем материальных задач был колоссальным. Надлежало расчистить завалы, восстановить проходимость улиц, реконструировать или построить заново железные дороги, мосты, стоки, канализации, школы, больницы и жилые дома. Армиям союзников пришлось выделять ресурсы: топливо, медикаменты, жилье, транспортные средства. Им нужно было кормить огромное и неоднородное население.
При всей остроте этих проблем нравственная задача являлась по меньшей мере столь же масштабной. Советские солдаты начали освобождать узников нацистских лагерей еще в 1944 г. То, с чем им пришлось там столкнуться, никто никогда не видел за пределами этой лагерной империи и едва ли могло вместить человеческое воображение. Они нашли кучи костей и пепла, крематории и массовые захоронения; комнаты, полные волос и обуви, чемоданов и игрушек. Когда несколько месяцев спустя французские, американские и британские солдаты стали освобождать лагеря в западных частях Германии, то обнаружили тысячи больных, голодающих и умирающих людей. Они увидели мертвецов, которые были собраны в огромные курганы или разбросаны по территориям[78]. Дж. Гленн Грей, американский солдат, впоследствии ставший философом, участвовал в освобождении лагеря. «Я сознавал, – писал он, – что меня настиг час истины, который едва ли повторится»[79].
Союзники еще до окончания войны начали обсуждать, как осуществить послевоенное правосудие и организовать восстановление Германии. На Ялтинской конференции в феврале 1945 г. Иосиф Сталин, Уинстон Черчилль и Франклин Рузвельт согласились, одержав победу в войне, «уничтожить нацистскую партию, нацистские законы, организации и институты, полностью устранить нацистское и милитаристское влияние из государственных учреждений, из культурной и экономической жизни немцев»[80]. Победители поставили своей целью добиться того, чтобы «нацистские организации были распущены, нацистские институты уничтожены, нацистские законы отменены, а сами нацисты лишены должностей, облеченных властью или влиянием»[81].
71
Richard Bessel, Nazism and War (New York: Modern Library, 2006), 179, citing Dietrich Eichholtz, Geschichte der deutschen Kriegswirtschaft 1939–1945, Band III: 1943–1945 (Berlin: Akademie-Vlg., 1996), 632–34.
72
Süss, Death from the Skies, 105, 451.
73
Все цитаты в этом абзаце: «Bericht aus Akten der Geschäftsführenden Reichsregierung Dönitz von Ende März 1945», in Heinz Boberach, ed., Meldungen aus dem Reich, 1938–1945, Band 17 (Herrsching: Manfred Pawlak, 1984), 6735, 6737.
74
Boberach, Meldungen, «Bericht», 6738, 6735.
75
От новолат.: «богооправдание». – Прим. пер.
76
Nossack, The End, 1–2.
77
Источником выражения «общество изгнанников» является кн.: Bessel, Germany 1945.
78
Keith Lowe, Savage Continent: Europe in the Aftermath of World War II (New York: St. Martin's Press, 2012), chapter 9.
79
J. Gle
80
Foreign Relations of the United States: Diplomatic Papers: The Conferences at Malta and Yalta 1945 (Washington: US Government Printing Office, 1955), 970–71.
81
John H. Herz, «The Fiasco of Denazification in Germany», Political Science Quarterly 63:4 (Dec. 1948): 570.