Страница 6 из 15
– Эх, будь с нами Карла… Знаешь, а ведь она предупреждала меня об Эдуардо почти с самого начала. Видимо, синьорина Маламоко составила о нем представление по твоим рассказам. Она ему не доверяла. Конечно, парень, бросивший в воду не умеющую плавать сестренку…
Маура схватила мое запястье:
– О чем ты?
– Карла сказала, что на острове Мурано с причала тебя столкнул именно Эдуардо. Тебя это удивляет? – Мою скользкую руку подруга не удержала, я опять подняла фонтан брызг. – Панеттоне, что случилось?
Синьорина да Риальто распахнула дверь в спальню, исчезла за ней. До меня донесся звук передвигаемой мебели, скрип. Не выдержав, я выбралась из ванны и пошлепала за Маурой, оставляя мокрые следы на плиточном полу и затем на паркете.
– Понимаешь ли, Филомена, – сказала Панеттоне, стоя на коленях перед открытым сундуком синьорины Маламоко, – о том, что в воду меня бросил именно Эдуардо, я никому не рассказывала, никогда, даже батюшке. Братец так страшился наказания, что буквально вымолил мое молчание. Поэтому мы придумали ватагу островных сорванцов, которых и обвинили в несчастье. Правду знали лишь мы с Эдуардо.
Я опустилась рядом с подругой, помогая ей вытаскивать из сундука глянцевые маски Ньяга, плащи, ножны, кинжалы, тубусы с какими-то бумагами, стопки писем.
– Ты хочешь сказать, – примерив кошачью маску, я ощутила едва заметный аромат сандала, так пахла Карла, – наша Таккола тоже там присутствовала?
– Именно! Только, вот незадача, никаких девчонок я что-то не припомню.
Под руку попался кожаный несессер, я раскрыла его.
– Кракен меня раздери!
Внутри лежал бритвенный прибор: помазок, складное лезвие, брусок мыльного камня и чашечка для взбивания пены.
– Святые небеса!
Маура растянула шнурок атласного мешочка и вытряхнула содержимое себе на ладонь. Колечко было крошечным, выросшей синьорине да Риальто оно могло налезть разве что на мизинец. Она туда его и надела.
– Твое?
– Разумеется. Матушка, с детства пытающаяся привить мне хороший вкус, считала, что сапфиры подходят к оттенку моих глаз.
Я посмотрела ей в лицо:
– Не подходят.
– Тогда подходили. Три сапфира, черная эмаль. Это мое кольцо, которое я отдала за спасение мальчишке-рыбаку на острове Мурано.
– Значит, Карла на самом деле, наверное, Карло. Помнишь, она говорила, что в их семье рождаются одни мальчишки. И что ее батюшка обрадовался…
– И решил сделать девочку себе сам.
Этого Карла не говорила, но я согласно кивнула.
– Ньяга. Эту маску носят мужчины, притворяющиеся женщинами.
– Высокие воротники. Конечно, лицо можно побрить, а кадык приходится прятать.
– Мы ничего не замечали.
– Потому что наивные дуры. Он видел нас голыми.
– А мы его нет.
– Ну и зачем ты это сейчас сказала?
Я пожала плечами:
– Потому что это правда. А ты с ним еще и спала. И обнималась постоянно.
– Это ты еще не знаешь, что иногда я целовала эти лживые губы, когда он… она…
– В смысле?
– Я думала, что мне нравятся женщины! Боже мой, я ведь воображала себя грешницей. – Маура принялась забрасывать вещи обратно в сундук. – Когда я поняла, что меня влечет к подруге, я так испугалась. А он, черноглазый лживый ублюдок, наверное, потешался надо мной. Зато мне теперь понятен запрет его серенити на посещение доной Маламоко твоей спальни.
– Он знал!
– Разумеется. Они ведь кузены. А знаешь, кто еще знал? Экселленсе. Чудовищный князь так многозначительно подчеркивал «и» в слове «рагацци», когда говорил о Маламоко. Понимаешь, он называл их в мужском роде!
– Наверное, – сказала я вдумчиво, – запах мужчины чем-то отличается от женского. Погоди. Ты влюблена в Карло Маламоко?
– Дошло наконец?
– И что же теперь делать?
– Я убью этого черноглазого ублюдка, когда он вернется.
– Он вернется?
– Конечно. В сундуке остались метрики на женское имя, я только что их просмотрела.
– А еще ему понадобится свидетельство об окончании школы. Ты не хочешь вернуть на место кольцо?
– Хочу, – пропыхтела Маура, – но не могу его снять.
Мы пошли в ванную, чтоб воспользоваться мылом. Ободок соскользнул с пухлого пальчика, и Панеттоне счастливо выдохнула. В этот момент до нас донесся звук шагов, девушка спрятала колечко на груди.
Вернулись горничные. Меня засунули обратно в ванну, добавили кипятка, оттерли ноги мочалкой. Пока я стоически сносила пытки, дона да Риальто не находила себе места. Она то хмурилась, то саркастично ухмылялась, прищуривала и округляла глаза, рука ее поминутно ныряла в декольте, а ноги мерили шагами плитки мозаичного пола.
– Повесь кольцо на цепочку, и дело с концом, – предложила я.
– Чудесная мысль!
От возбуждения меня буквально трясло. Карла Маламоко. Шпионка, интриганка… интриган. Пользуясь своими личинами, он мог проникнуть в любое столичное общество. Иногда он был синьорой, иногда – юношей вольных нравов. Ньяга. Не будь мы с Маурой столь наивны, давно распознали бы маскарад. Панеттоне в него влюблена. И что? Неужели командор да Риальто позволит единственной дочери связать свою жизнь непонятно с кем? Тем более что и у Карлы есть жених в догата Негропонта. Жених? Боже мой, как это вообще возможно?
Горничные обернули меня в простыню и вывели в гостиную. Там уже стояло ростовое зеркало и суетилась стайка портних.
– Обождите, – велела Маура. – Платье наденем потом, сначала займемся лицом.
– На мне будет маска, – попыталась я безуспешно возразить.
– После полуночи, когда дона догаресса сменит официальный костюм на карнавальный наряд. – Дона да Риальто усадила меня в центре комнаты и рассматривала с видом великого живописца. – Старуха была права, две недели взаперти отразились на твоем лице не лучшим образом. Чего мы хотим добиться? Соблазнительной Филомены или величественной?
Видимо, я в состав этих «мы» не входила, потому что моими желаниями пренебрегли.
– Если позволите, – шепнула Констанс с поклоном, – до полуночи мы покажем миру величайшую правительницу, а после – самую желанную деву Аквадораты.
– Глаза? – переспросила Маура.
Горничная кивнула:
– А потом – губы и шея.
– Серебряная пудра.
– Золотая. Оттенок кожи слишком теплый для серебра.
Они продолжали перебрасываться отрывистыми фразами, понять значение которых я даже не пыталась. Девицы знают, что делают, мне остается отдаться на их волю.
Прикрыв глаза, я ощущала щекотные прикосновения беличьих кисточек, одновременно мне что-то делали с волосами.
– Поднимайся, – велела Маура.
Простыня упала к моим ногам. Мельком взглянув в зеркало, я увидела невероятно бледную, сверхчеловечески глазастую и абсолютно голую себя. Высокую башню прически оплетали драгоценные цепи, в звеньях которых мерцали некрупные сапфиры, мочки ушей украшали сапфиры огромные.
– Вот в такие моменты, – Панеттоне подпихнула локтем помощницу, – я жалею, что женщинам обязательно нужно носить платья.
– Дона догаресса прекрасна, – вздохнула Констанс.
И прочие девушки с ней согласились. Похвала, особенно после критики тишайшей свекрови, пролилась бальзамом на мое сердце.
Я приблизилась к манекенам, стоящим у глухой стены. Их было два. На одном висело платье из золотой парчи, на другом – карнавальный наряд.
– Русалка? – спросила я скептично. – Ты же собиралась представить меня морской богиней.
Маура смутилась.
– Дона догаресса выглядит сейчас в точности как Афродита, явившаяся из моря, – хихикнула одна из горничных.
И девицы принялись обсуждать, какой эффект произвело бы мое появление перед публикой в костюме богини любви.
– Прости, – шепнула Панеттоне, – синьора Муэрто заставила всех дворцовых портных шить новые покровы для храма, это все, чего мне удалось добиться.
Русалка так русалка. Подозреваю, что и в этом костюме мне долго красоваться не предстоит. Я нужна Чезаре лишь для официальной части, может, он еще до полуночи даст мне развод, и тогда мне пригодилось бы нечто немаркое, в чем удобно будет возвращаться в город.