Страница 10 из 24
И поредела чернь – стена,
Хоть казаки, как черти ловки,
Да отступились от греха.
Распалась лава на два круга,
Ушла обратно в дальню степь,
Слаба кишка, слаба подпруга,
Вот так вас язви, в гроба медь.
Двадцатый год, беляк сдаётся,
Злой Врангель грузит корабли,
Под Перекопом чернь бьётся,
Да не пускают Сиваши.
Вода вонючая – болота,
По краю-берегу земли,
Здесь красным страсть пройти охота,
Ударить с тыла, обойти.
Красноармейская цепочка,
В болоте вязнет, но бредёт,
Уж подошли, проснулась ночка,
Затараторил пулемёт.
В воде запрыгали султаны,
Вскипела мутная вода,
Течет по капле кровь из раны,
Укрытья нет, кругом беда.
Но поздно белые проснулись,
Шесты расставлены, стоят,
Уходят красные, пригнулись,
Но завтра будут наступать.
Отец мой шел в лихой цепочке,
Ему без года двадцать лет,
В болоте дно – сплошные кочки,
А у него обувки нет.
Вчера обувкой наградили,
Как верного отважного бойца,
Сапожки новые вручили,
От командирского лица,
Он за спиной их приторочил,
Как ценность нёс, хранил, берёг,
И всё боялся, что замочит,
Не пожалел солдатских ног.
В сапожках этих после снялся,
Закончилась Гражданская война,
Почти что век уж разменялся,
Та фотография цела.
На пятый год отвоевались,
В душе остался чёрный шрам,
Четыре года не смеялись,
Живые едут по домам.
Как долго тянется дорога,
То паровозом, то пешком,
И вот он дома у порога,
Явился парень мужиком.
В кожанке модной и потёртой,
С наградой красной за войну,
Живой, весёлый и не мёртвый
Вернулся сын в свою семью.
Отец и мать ещё не стары,
И сёстры, братья подросли,
И не беда, что парень бравый,
Отвык от пахотной земли.
Не долго праздновали встречу,
Пришла весна, и не плошай,
Паши и сей и рожь, и гречу
Да собирай свой урожай.
Так руки вспомнили работу,
И под сохой бежит земля,
Люби крестьянскую заботу,
Уйдёт из памяти война,
А осенью сыграли свадьбу,
И младший брат жену привёл,
Ребячий гам залил усадьбу,
И старый дом опять зацвёл.
Хоть в тесноте, да не в обиде,
Все вместе жили три семьи,
Пахали стоя, пряли сидя,
А старый, лёжа на печи.
Лошадки три и две коровы,
Земли всего двенадцать ГА,
Все работящи, все здоровы,
И пахарей – три мужика.
Тридцатый год, пришло злодейство,
Да не из тучи грянул гром,
И раскулачили семейство,
Так разорили старый дом.
Скитались в поисках работы,
Скитались в поисках жилья,
И холод, голод и заботы,
Мать Доменика первой померла.
Я вопреки всему родился
И рад был с матерью, отцом,
На их загорбке поселился,
Грудным питался молоком.
А в тридцать третьем нас забрали,
Гэпэушники в плащах,
Отца без слов арестовали –
Семья считалася в бегах.
Там, в заключенье дохли люди –
Тайга, мороз, лесоповал.
И смерть косою жертву удит,
Отец в чужбине умирал,
Мать собрала ему посылку,
До адресата не дошла,
Казала смерть свою ухмылку,
И по пятам по следу шла.
Не горе помереть от пули,
В бою на фронте мужику,
Но мужика в тюрьму толкнули,
Понос кровавый на снегу.
Да не из той деревни Ванька,
Чтоб от поноса умирать,
Неубиваем Ванька-Встанька,
Война учила выживать.
Отец погибнет, но от пули,
Восемь быстрых лет спустя,
Его невзгоды не согнули,
Убьёт за родину война.
В глазах темнело и рябило,
Не держится в руках пила,
Совсем пропала в теле сила,
Он полоснул пилой себя.
Очнулся в госпитальной койке,
Тепло и сытно – благодать,
Так выживает в горе стойкий,
Не забоялся рисковать.
Явился папка мой тюремный,
А мне уж стукнуло шесть лет,
Мать говорила, что военный,
А этот нищим был одет.
Принёс в бумажке мне конфеты,
Горошек, кисленький внутри,
Прошли года, прошли и лета,
А вкуса лучше не найти.
Глядел тот дядька с удивленьем,
И я рассматривал его,
Глядел в ответ с недоуменьем,
Я принимал его тепло.
Прошло совсем малое время,
И я забыл тот день и час,
Когда нас всех давило бремя,
Когда отец был не у нас.
Я научился улыбаться,
Отец умел всех рассмешить,
И хохотать, и баловаться,
С тех пор я стал на свете жить.
Как мы любили на нём виснуть,
То время в доме – лучший час,
Он не давал грустить и киснуть,
Дурил с охотою для нас.
Я побывал у папки в кузне,
Качал меха, ему мешал,
Но мы трудились вместе дружно,
Он быстро молотом стучал.
Железо жаркое послушно.
Зажатое в стальных клещах,
Сгибалось так, как было нужно,
В отцовских лапистых руках.
А после шли и пили воду,
Ее бесплатно пил весь цех,
И шли вразвалку по заводу,
Я знал, что папка лучше всех.
Глядел на всех с Доски почета,
Он в галстуке, как инженер,
Костюм не новый, но по моде,
Мой папка – мастер добрых дел.
Пришла война, и я-то думал,
Он повоюет и придёт,
В военном в порохе костюме,
Винтовку, шашку привезёт,
Год сорок первый под Москвою,
Уж у ворот столицы враг,
Мы были малыми с тобою,
Отцы подставили кулак.
В злом небе хейнкели и бомбы,
И с ними мессеры, как псы,
В артериях дорожных – тромбы,
От взрывов рушатся мосты.
Зенитки торопясь стреляют
И попадают иногда,
А мессеры как волки нападают,
И из пике нас бьют наверняка.
Отец сражен в бою осколком,
Глаза слепил холодный пот,
Но так же быстро, чётко, с толком,
Без сбоя действовал расчёт.
Сжимались челюсти и брови,
Хватал урывком снежный лёд,
И под ногами лужа крови,
Упал – окончился налёт.
Но не был пост в бою оставлен,
Хоть кровь боец пролил свою,
И за отвагу был представлен,
Лишь к благодарности в полку.
Та благодарность – не награда,
Лишь похвала да на словах,
И на груди носить не надо,