Страница 2 из 7
Ближе ко входу за дубком играют в нарды азербайджанец Али по прозвищу Басмач, которое получил за татуировку с какой-то арабской вязью и армянин Вартан, по прозвищу Палец. Погоняло Вартан заслужил тем, что в лагере, отказываясь от работы, отрубил себе мизинец на левой руке. Оба – квартирные воры или домушники, даже весьма успешные. В нарды играют с первого дня и постоянно, все не могут выяснить, где круче нардисты – в Армении или Азербайджане.
Колесо их добродушно подкалывает, – На Карабах играете?
Они улыбаются, а Басмач отвечает, – Я того Карабаха нюх топтал, он мне зачем?
А Вартан Палец ему вторит, – Ээээ, ара, слюююшай, зачем мне Карабах-Марабах? Я преступник, пусть там политики разбираются
В левом углу, на одной из сдвоенных нар внизу сидят два старичка – Пика и Свеча. Обоим слегка за семьдесят, оба отсидели лет по сорок пять. Свеча получил погоняло за рост и телосложение – высокий и худой. Пика – за то, что при любом скандале хватался за пику и всаживал в противника.
Свеча – карманник, всю жизнь крадет, за это и сидит. В этот раз попался по причине, что не смог аккуратно вытащить кошелек – руки подвели.
Пика же после последнего срока решил завязать, и милиция какими-то хитрыми ходами устроила его в дом престарелых. Но продержался он там недолго, что-то не поделил с соседом по палате (или как там у них называется?) и всадил соседу перочинный ножик в пузо. Сосед остался жить, а Пику закрыли. Единственное, о чем жалеет Пика, что "не дорезал, его, падлу".
Знакомы они годов с 50-х, когда-то сидели вместе на Севере. Целыми днями вспоминают "ранешние времена", пьют крепкий чифирь и курят самокрутки. Сигареты оба не признают принципиально. Как товарищ Сталин потрошил в трубку табак из папирос "Герцеговина Флор", так и старички потрошат табак на газету, крутят самокрутки и курят. Вонь от этого стоит страшная, но никто им не делает замечания – ведь хата людская и возраст, как и некоторые безобидные привычки тут уважают.
Вот и сейчас, затягиваясь "скруткой", наверное, в пятый раз за день, Свеча рассказывает Пике, как его не дождалась из тюрьмы Машка Селедка: «Представляешь, Петрович, прихожу после пятерки, а она с пузом и девчушка, годиков двух крутится. Прости, говорит, дуру, не дождалась».
Пика в своем стиле, – Нужно было стерву на пику посадить и всех делов.
– Ты что, Петрович, – возмущается Свеча, – я же любил ее, дуру.
Пика уважительно величает Свечу Никанорыч, а тот его -Петрович, но такое обращение они допускают только между собой.
Как-то Сметана обратился к Свече, – Никанорыч, так что тут началось.
Свеча вскочил, руки трясутся, орет – Ты кого, щаанок (так он сказал слово – щенок), Никанорычем назвал? Меня 47 лет по лагерям знают, как Свечу, так и обращайся.
А Пика вторит ему, в старые времена я бы тебе язык твой пикой к наре приколол. Еле угомонили старичков, да и то, смог это сделать только Витя – Пулемет. Пулемет – это единственный человек в хате, кому старики разрешают себя называть дедами, а все остальные должны обращаться только к Пике и Свече.
Если заговорили о Пулемете, то давайте немного о нем. Погоняло Пулемет он получил за то, что постоянно тасует в руках пулемет, то есть колоду карт, пальцы тренирует. Он тоже, как и Свеча, карманник. Полез в сумку к бабе в автобусе, автобус тряхнуло, он на эту бабу и завалился – шум, гам, менты, СИЗО. Он считается лидером в хате, смотрящим. К нему прислушиваются, уважают. Лет ему примерно шестьдесят, тридцать из которых провел в тюрьме, невысокий, крепкий. Лежит на наре и ждет, когда четверка за столом позовет его пить чифирь, а пока слушает разговоры в хате и улыбается чему-то своему.
На второй нижней наре, спиной к дедам спит Миша Угрюмый. Миша – это отдельный рассказ. Получил 15 лет за убийство и на суде пообещал, что когда освободится, то убьет свидетеля. Отсидел все пятнадцать, освободился и убил. Заехав в СИЗО целыми днями спит, наверное, так организм дает разрядку нервам. Ведь Угрюмый не знает, что будет впереди – или расстрел или опять пятнадцать. Он мало с кем разговаривает, просто молчит о своем. Шрам с ним вместе сидел где-то и рассказывал, что Миша и в лагере такой был, отсюда и прозвище.
На верхней наре над стариками лежит Профессор и читает газету, что-то отмечая в ней ручкой. Профессор является казначеем и бухгалтером одной московской группировки, которая занимается "отжимом" квартир. Профессором его прозвали за внешний вид – высокий рост, стать, благородная седина, очки. На свободе всегда носил бородку, интеллигент, одним словом. И не скажешь, что из своих сорока трех, тринадцать провел в тюрьме. Приехал на родину в N., навестить могилы родителей, тут его и приняли за какие-то старые грехи. Но Профессор не расстраивается, знает, что долго здесь не задержится. Три дня назад приходил к нему адвокат, которого наняла его группировка, аж из Москвы прилетел. Так он сказал, Профессору, что доказухи у ментов нет, максимум месяц продержат и нагонят. Потом ему сделали богатую передачу, да и денег на лицевой счет закинули, чтобы можно было что-то в ларьке купить. Профессор на радостях накупил в ларьке пачек двести лапши китайской, банок пятьдесят консервов всяких, несколько блоков сигарет, кучу чая, кофе, сгущенки, конфет, шоколада и теперь хата сыта и довольна. Да еще и Цыгану с Трубой передачки зашли, так что хата стала похожа на какой-то сельмаг – консервы, конфеты, сигареты, чай, лапша, сало и колбаса.
Но вернемся к Профессору. Теперь, когда он знает свою дальнейшую судьбу, он спокоен. Адвокат принес ему кучу газет и журналов – всякие "Известия", "Новости бизнеса" и прочие "Коммерсанты", вот он и изучает, что, почем и где. Что-то отмечает ручкой, иногда восклицает, – Ну как так можно? Чем они там в правительстве думают? Совсем с ума сошли.
Профессора уважают за ум, за знания и за абсолютное спокойствие, он никогда не повышает голос и все объясняет терпеливо, как преподаватель на лекции нерадивым студентам. Только у него есть два "пунктика" – он не любит ненормативную лексику и обожает, когда люди говорят грамотно.
Рядом с Профессором лежит Студент и читает книгу В. Богомолова «Момент истины» («В августе сорок четвертого»). Семен Студент – это отдельная тема. Он тоже, как Свеча и Пулемет – карманник, но он карманник – оригинал. Лет ему чуть за тридцать, отсидел четыре срока, высокий стройный, широкоплечий, каштановые волосы, голубые глаза – мечта юных студенток и стареющих вдовушек. Знаменит был тем, что в транспорте он не просто вытаскивал кошелек, а открывал его, забирал деньги и засовывал кошелек терпиле обратно, и не важно куда – в карман или в сумку. Погорел на том, что на пустом кошельке у терпилы обнаружили его отпечатки пальцев.
Студентом его прозвали за то, что он мечтает поступить в МГУ и получить профессию юриста, причем мечтает с первого срока. Семен закатывает свои голубые глаза и мечтательно говорит, – Вот получу диплом и тогда я им всем, падлам, устрою.
Когда у него интересуются, – кому им, – то Семен смотрит на собеседника, как на ущербного и отвечает с неохотой, – я же сказал, падлам.
Кто такие падлы, до сих пор никто и не выяснил. Освобождаясь, каждый раз, Студент мечтает украсть нормальную сумму денег и уехать в Москву, но судьба и суд ему не позволяют это сделать. В итоге Семен сел в пятый раз.
И вот, лежа рядом с Профессором, он читал знаменитую повесть "В августе сорок четвертого". Книгу эту он выдурил у кого-то на КПЗ и за десять дней карантина читал ее шестой раз, все время восторгаясь и зачитывая вслух всей хате целые абзацы. Причем, каждый раз читал новый фрагмент. После пяти суток цитирования, Пика пообещал его зарезать, если он не заткнется, так что теперь, единственным, но неблагодарным слушателем был Профессор, которому Студент был симпатичен тем, что тянется к знаниям и тем, что читает.
Правда, когда Профессор поинтересовался у Студента, зачем он книгу перечитывает постоянно, то Студент удивленно сказал, – Богомолов ведь в СМЕРШе служил, то есть почти мусор, значит юрист, это типа, моего учебника, готовлюсь в МГУ.