Жертва

– Неплохо, – вздохнул доктор Патриксон. – Первый день, а Оди уже все себя.

– Простите, – промямлила я.

– Да, чего уж там! – засмеялся доктор Наварро. – О твоем приходе к нам Одьена поставили в известность только сегодня утром, а он очень не любит, когда кто-то принимает важные решения за его спиной.

Намек на мое неожиданное появление в этом отделении я уловила без труда.

– Теперь я в немилости?

– Да, нет, – махнул рукой пожилой доктор Патриксон. – Оди заводится с пол-оборота, но довольно быстро отходит. Делаю ставку, что сейчас он пришлет Мари, чтобы она позвала тебя к нему в кабинет.

– Что спорить, коль результат известен? – пробурчал Ельзи и присел за свой рабочий стол.

В ординаторскую вошла блонд за сорок и, посмотрев на меня в упор, огласила:

– Доктор Ней, руководитель просил вас зайти к нему в кабинет.

Несколько секунд абсолютной тишины, и все в ординаторской начали хохотать. Я благоразумно сдержалась.

Медсестра, судя по всему, уловила общий смысл разговора и, фыркнув на прощание, покинула нашу скромную обитель.

– И что меня там ждет? – поинтересовалась я.

– Не думаю, что он станет говорить об инциденте с Айени, – покачал головой Наварро. – Извиняться перед вами за вспышку гнева он тоже не станет, но сгладить неприятные впечатления попытается.

В этот момент Патриксон захохотал:

– Оди?! «Сгладить» ?! Вы что, издеваетесь?

– По крайней мере, он всегда пытается это сделать, – вторил ему Наварро. – Выходит у него или нет – совершенно другой вопрос.

– Странно, что они с Айени не подрались сегодня, – заметил Ельзи. – Честно говоря, я уже начал думать, что вот-вот начнется бойня!

– А ты только того и ждал, – хмыкнул Петкинс.

– Еще бы! – не унимался Ельзи. – Увидеть, как наш Оди пытается намылить рожу Айени в первый же рабочий день после отпуска, – это же как бальзам на мою израненную душу!

– Значит, взрывной темперамент, – это то, что объединяет доктора Айени и доктора Одьена Ригардов? – предположила я.

Коллеги, почему-то, тут же умолкли и с удивлением воззрились на меня.

– Э-э-э… – промычал доктор Петкинс.

– Темперамент? – переспросил Наварро. – У Одьена? Нет-нет, это у Айени есть темперамент, а у нашего Оди есть только скверный характер да отвратительные манеры, с которыми всем нам приходится мириться.

– Но он хороший специалист, – заметила я.

– Этого у Оди не отнять, – улыбнулся Петкинс. – Когда живешь только работой, волей-неволей станешь хорошим специалистом.

– Значит, доктор Одьен – фанат?

– Можно и так сказать, – ответил Наварро. – Вообще, эта клиника держится на плаву только благодаря вливаниям из фонда семьи Ригардов. Айени и наш Оди братья. Старший – нейрохирург, младший – хирург. Оба сделали карьеру к тридцати годам и оба руководители. И еще у них… – Наварро подбирал формулировку, – несколько натянутые отношения.

– Да, и не вздумай закрутить с Айени! – вдруг воскликнул Петкинс.

– Я уже поняла, что он ходок.

– Нет, не поэтому. Ты вроде как в нашей команде. Если свяжешься с Айени, Оди тебя сожрет.

– Понятно: с Айени – «ни-ни», – я покачала головой и рассмеялась. – Ладно, пойду на коврик к руководителю.

– Иди-иди, – закивали остальные.

Кабинет доктора Одьена Ригарда был обставлен, словно приемная самого руководителя клиники. Шерстяной ковер, кожаная мебель, дубовый стол. На стенах висели фотографии в рамках, дипломы, премии и прочая «мишура».

– Не знала, что у вас есть ученая степень, – удивилась я.

– Вы многого не знаете, – коротко ответил Одьен и указал на стул перед рабочим столом.

Как только я заняла предложенное мне место, начался самый настоящий допрос. Откуда родом, где закончила учреждение высшей профориентации, какой стаж работы, есть ли публикации. Интересующая его информация отскакивала от зубов, но, как оказалось, мои сухие ответы не вполне его устроили. Я понимала, что ему нужно. Он хотел узнать не историю моей жизни, а путь моего становления, то, каким образом я стала той, кем была сейчас. Но этого я рассказать не могла. Я невидимка, работающая в маленьких городках, в маленьких больничках, которая не сидит на одном месте дольше двух лет и мечется в поисках места, где никто и никогда не узнает, что я из себя представляю на самом деле.

– Знаете, что меня беспокоит? – наконец, произнес Одьен.

– Нет.

– Ваша вылизанная история – чушь собачья! Вы работали в Центре Л.А.? Но в центре Л.А. травматологи не вскрывают грудные клетки! А у вас рука поставлена!

– Я не только в Центре Л.А. работала. В городе Г. больница еще меньше вашей. И на смене по ночам мы дежурили по одному. В таких условиях приходится быстро осваивать смежные специализации.

– Вы постоянно меняли места работы. И хотя характеристики написаны отличные, мне, как руководителю отделения, хорошо известны маневры, с помощью которых можно избавиться от неугодного сотрудника, расставшись с ним полюбовно.

– Пообещать написать хорошую характеристику взамен на добровольное прерывание контракта? – предположила я.

– Именно! И ваше поведение в первый же рабочий день подтверждает мои опасения на этот счет. Вы не умеете держать себя в руках и совершенно не соблюдаете правила субординации.

Шах и мат, так сказать…

– Согласен, у нас недостаток кадров, – продолжал говорить доктор Ригард. – И я лично не раз подавал заявку в центр профориентации, чтобы мне прислали специалистов. Однако за пять лет никто так и не приехал. И вот тут появляетесь вы. Конечно, руководитель клиники быстро потер руки и подписал ваше назначение, не согласовав его ни с кем. Что вы здесь забыли, доктор Ней, в нашем маленьком скромном городке?

– Я не люблю большие города. Там слишком много людей, все куда-то бегут, торопятся. Эта суета мне не нравится. Что касается работы в каком-нибудь крупном медицинском центре… Там всегда кто-то дышит в затылок. Мне тридцать три года, и я владею всеми видами остеосинтеза. Как думаете, быстро бы я научилась выполнять эти операции самостоятельно, работая в месте, где кроме меня есть еще с десяток желающих пойти в операционную?

– Поэтому вы умеете не только переломы оперировать, но и грудную клетку вскрывать? Может, и лапароскопией владеете?

– Лапароскопией не владею, – соврала я.

– Зря не научились, – он откинулся на спинку своего удобного кресла.

– Вы пытаетесь мне что-то доказать? – едва сдерживая гнев, произнесла я.

– Нет, я пытаюсь понять, кто вы такая и какие у вас цели.

– Жить и работать – вот мои цели!

– А что на счет первой части вопроса?

– Я – послушница, – пожала плечами я. – Какой родилась, такой и умру.

– Ваша семья… – он запнулся. – У вас же есть семья, доктор Ней?

– У меня была семья, доктор Ригард. В личном деле все написано.

Он на мгновение задумался.

– Родители сгорели в доме… Давно это было?

– Там все написано, – я кивнула на его голопроектор.

– Год вы жили в приюте, а потом получили частный грант на обучение в высшей ступени профориентации. Спонсор не указан, и это странно. Вы закончили ординатуру в крупном медицинском центре и поехали по стране, нести свои знания и умения в маленькие городки, вроде нашего. Правда, больше двух лет ни в одном не проработали. Мне кажется, Алексис, или у вас есть проблемы, о которых в личном деле не написано?

– Что вы имеете в виду?

– У вас дефицит массы тела. Есть синяки под глазами, которые вы достаточно неумело замазали. Значит, краситься вы не привыкли, иначе, справились бы не только с синевой под запавшими красными глазами, но и с цветом лица, который кажется таким же зеленым, как и униформа на вас.

Я почувствовала дурноту. Впервые в жизни такую правду мне выговаривали в лицо. Да еще кто? Человек, которого я совершенно не знаю! Он вообще в курсе, что я все-таки женщина? Что, черт побери, он позволяет себе?

– Маникюр – это тоже не про вас, – продолжал доктор Ригард. – Хорошо еще, что ногти стрижете. Об остальном я вообще молчу.