Страница 21 из 22
Часть 1. Глава 5
Глава 5
Атмосфера в Туле казалась очень «душной» из-за общей перегрузки. Особенно для воеводы. Поэтому на берег Упы он выбирался больше дух перевести, чем реально проверить что к чему в корабельном вопросе. Строго говоря — не корабельном, а лодочном. Но это не так уж и важно. Здесь строили плавсредства для предстоящего дела.
Волок с Иван-Озера на Дон не был никак организован. Им не пользовались уже несколько столетий, поэтому он зарос и одичал. Поэтому для предстоящего дела Андрею требовались исключительно легкие посудинки, чтобы их можно было как можно быстрее там протащить. Вроде ушкуев. Жаль только, что они в бассейне Оки уже с век как вышли из употребления за ненадобностью. Впрочем, они и раньше здесь не шибко-то популярностью пользовались.
Впрочем, технологиях их постройки была доступна.
Строго говоря, на Руси к XVI веку она все еще оставалась такой же, как и в старину. Просто с ее помощью строились несколько иные посудинки.
Ушкуй — это узкая, длинная лодка, которая не на каркасе собирается, а сшивается из досок. А отдельными элементами силового набора только лишь распирается изнутри. Точно также строили драккары, шнеки, когги и практически все корабли европейской и средиземноморской цивилизации прошлого. Точно также строили ладьи, ушкуи, струги Руси и все поморские плавсредства.
Это была единая технология для региона западной Евразии.
Однако в Византии в XI–XII века начали строить наоборот. Сначала возводили жесткий каркас, а потом его обшивали. И с тех пор технология эта потихоньку завоевывала место под солнцем. И к середине XVI века уже торжествовал галеон — первый тип крупного морского корабля, который изготавливался по такой технологии. К концу же века XVII по-старому строили лишь поморы. Что, кстати, и стало причиной «борьбы со стариной» в этом плане у Петра.
Все дело в том, что старинная технология подходила только для малых посудин и посудинок. Позволяя делать относительно крепкие, а главное, легкие корпуса. Однако, с ростом водоизмещения, технология эта вела к нелинейному возрастанию удельный массы корпуса для сохранения прочности. Уже корабли больше 20–30 тонн водоизмещения было не рентабельно так строить. Но строили. И в 100, и в 200 и даже намного больше[1]. Впрочем, такие корабли отличались низкой удельной эффективностью из-за чрезвычайно тяжелого корпуса и, что намного важнее, слабой прочностью. Такие корабли ОЧЕНЬ плохо держали волну, нередко разламываясь или идя ко дну из-за обширных течей.
Так вот — этот тип судостроения на Руси был вполне доступен. С его помощью правда нормальных морских кораблей не построить. Но это не требовалось. Посему, определившись в целом с планами, Андрей сумел убедить Царя передать ему всех лодочных мастеров с подмастерьями из столицы и ряда подходящих городов вроде Коломны или Серпухова. Не на всегда. Только на один сезон с осени по весну.
Иоанн Васильевич согласился.
И у Андрея появилась возможность показать эффективность лесопилки в действии. Она одна вырабатывала досок больше, чем все эти мастера разом. Да еще с запасом. И ровных, аккуратных, стандартного размера.
— Это же дерьмо! — воскликнул один из мастеров-лодочников, увидев материал.
— Почему? — повел бровью Андрей.
— Пиленая доска слаба. Из этого дерьма стругов не строят! Доски надобно тесать!
— Насколько?
— Что «насколько»?
— Насколько она слаба?
— Да почем я знаю? Слаба и слаба.
— Пиленая доска слабее тесанной из-за разорванных волокон во время пиления. Так?
— Ты слишком мудрено говоришь. — нахмурился мастер.
— Пиленой доски крепче гонт. На изгиб. То верно. Но только тот гонт хорош, который вдоль волокон древесин расколот. А разве можно так расколоть дерево чтобы колотый гонт был ровным на десять и более шагов?
— Всякое бывает.
— Бывает. Но редко. Посему вы колете, а потом топорами правите полученную заготовку. Из-за чего мните, будто бы она прочнее пиленой. Но на деле вы также портите волокна топорами, что и пилой. Ибо дерево вьется, а нам надобно прямую доску на струг. Не так ли?
Мастер очень недовольно поджал губы, но промолчал.
— Посему — делайте из этих досок. И делайте на совесть. А то, знаю я, как бывает, когда капризный мастеровой начинает дурью маяться. Помните — проверять лично стану. И отвечать будете головой! Ибо дело Государственное!
Лодочники снова промолчали. Лишь нахмурились сильнее, явно недовольные текущим сценарием. Однако Андрей не сильно на них давил и, если и совал свой нос, то из банальной необходимости контроля.
Строить планировали и осенью, и зимой, и весной. Дело-то не быстрое. А чтобы руки не мерзли — костры жечь под наспех сооруженными навесами. Огородив их для защиты от ветра плетенкой из лозы, да уже по осени обмазав ту плетенку глиной. Костры же опять-таки — поначалу. Параллельно печки из кирпича керамического укладывать. Нормальные. Чтобы и греть сильнее, и тепло лучше аккумулировать.
Все на бегу. Все на хожу. Все с матюками и достаточно неприятным напряжением сил. Ведь те же лодочники в обычной своей практике в непогоду не трудились. И работали с середины весны до середины осени. Как правило. Ибо на морозе особенно не развернешься. Да и древесина становится ломкой. Остальное же время они занимались разного рода подготовительными делами, либо шли другим приработком каким заниматься.
Строились стандартные ушкуи. Самые что ни на есть обычные. Каждый мастер-лодочник тех лет прекрасно себе представлял, что это такое. Тем более Андрей не требовал от них ничего слишком уж большого[2]. Понятное дело, что совсем стандартными их сделать не получится. Но плюс-минус «лапоть» было вполне приличным допущением.