Страница 26 из 41
Нам с этого перепало – из «Жальгириса» забрали вратаря Йонаса Баужу. Он попал к нам при странноватых обстоятельствах – после того, как армейцы у вильнюсцев выиграли 7:1, но, видимо, если бы не Йонас, все могло кончиться еще веселее… Играл Баужа у нас долго, добирался до уровня олимпийской сборной. Высокий, немного легкий для вратаря, с хорошей реакцией, но иногда начинал нервничать и вдруг ловил «бабочек», хотя играл за спиной довольно мощной обороны.
Тогда же появился совсем молодой Альберт Шестернев – наша краса и гордость, лучший защитник ЦСКА (нас так, наконец, назвали в 60-м), сборной СССР и, на мой вкус, мира. В сборную на первенство мира в Чили его взяли двадцатилетним. Рослый, с мощным прыжком вверх, с совершенно сумасшедшей скоростью на короткой дистанции, со своеобразнейшим финтом и дриблингом – на прямых ногах, по большим дугам. На моих глазах он как-то, подобрав мячик у своих ворот, пошел вперед, наматывая одного за другим противников числом всего не менее шести, они только разлетались в стороны от его финтов, дошел до чужой штрафной и грохнул по воротам. А спустя несколько матчей повторил этот номер и забил единственный свой мяч в классе «А». И почему он только так редко это делал?
Но главное в нем была абсолютная надежность, способность съесть любого нападающего. С ходу не могу вспомнить момента, когда кто-то его мог пройти финтом, но, даже если такое случалось, Алик все равно доставал обидчика. Догнать он мог любого – что в своей зоне, что в чужой, подчищая за партнерами по защите. Знакомый спартаковский дублер стал мне как-то объяснять, что-де с выбором позиции у Шестернева неважно. – И что ж его никто пройти-то не может? – съехидничал я. – Так у него скорость такая, какой не бывает! – был ответ. Ну, ладно, скорость так скорость. Там же еще ум был или чутье какое-то невероятное.
Когда Шестернев вошел в силу, он стал основой обороны и клуба, и сборной – там он даже превзошел рекорд Льва Яшина по числу сыгранных матчей. Когда он был в порядке, к нему можно было добавлять кого угодно, и от провала мы все равно были гарантированы. А вот если его не было, то даже при лучшем составе в центре зияла дыра. Когда Пеле и компания сделали нас в Луже 3:0 безоговорочно, я утешался тем, что это потому, что Шестернев из-за болезни отсутствовал.
Дыра зияла и когда он ушел из футбола, пока не заполнилась киевскими, оборонявшимися, как кто-то точно подметил, «осиным роем». Когда Шестернев сошел – кончилась эпоха.
Насколько прочной в сознании армейского болельщика была связка в обороне от правого края – Дубинский – Шестернев, настолько после ухода Дубинского прочной стала связка Пономарев – Шестернев. Владимир Пономарев – один из моих любимых футболистов, московский, как и многие из тогдашней волны, сын динамовца, поигравшего в основе после войны. Приметил я сначала его фамилию в отчетах о дубле – тогда это писалось в Совспорте в одну строчку: дублирующие составы, счет, голы забили – и все. Если на дубль не ходить, так и век не узнаешь, кто ж там у них в воротах стоял. А вот Пономарев за дубль бегал в нападении, и внимательный армейский болельщик не мог не обратить на него внимания – в однострочных отчетах о дубле его фамилия так и мелькала.
А потом, в одночасье, превратился у нас Володя в правого бека и заиграл в первом составе. Вот бывает – наигрывают игрока, вроде способный, вроде прогрессирует, потом, бац, приходит парнишка, и сразу видно, что – готовый игрок, его и наигрывать-то не надо… Так и с Пономаревым получилось. Пройти его было невозможно, скорость, подкат прямо-таки каллиграфический и поразительная для бека корректность. Не в состоянии вспомнить, чтобы он кого-нибудь травмировал, а сам травмировался довольно много. Играл и после двух менисков и сошел в 69-м, всего 29-ти лет от роду, не доиграв лишь одного года до чемпионства. Несправедливо это! Он-то заслужил.
Шестернев, Поликарпов, Журавлев, Орешников, несколько позже Пономарев – это самая моя любимая волна нашего клуба – московская. К ней принадлежит и появившийся в 61-м 18-летний Володя Федотов. Они переняли эстафету у предыдущего поколения, и потом сами долгие годы задавали в команде тон и стиль. Рядом с ними играли очень хорошие футболисты, из которых надо выделить Германа Апухтина и Алексея Мамыкина, добиравшихся до уровня сборной СССР.
Пришедший из «Динамо» Мамыкин как-то быстро стал в ЦСКА своим, играл у нас так долго, что про его происхождение помнили только самые дотошные. Был центрфорвардом, то есть лидером, не забывайте, тогда еще доигрывали «дубль-вэ» с пятью нападающими, рослый, головой часто забивал. Мамыкин первым из армейцев после Боброва отличился хет-триком в погроме, который советская сборная учинила Уругваю – 5:0. В 62-м он участвовал в первенстве мира в Чили, где тоже отметился голом.
С этим игроком связана одна анекдотическая история. Когда в 2004-м вышло первое издание этой книги, читатель с ником keeper написал, что его отец, болельщик ЦСКА, как и он сам, ужасно переживает, что я не вспомнил о чудном эпизоде с Алексеем Мамыкиным. Когда я прочел его записку, у меня тут же встал перед глазами тот момент. Приведу эту хохму в том виде, в каком это было написано в письме:
1962 год, Лужники, ЦСКА – Нефтяник (Баку)… Мамыкин получает мяч на правом фланге, накручивает пару защитников, врывается с мячом в штрафную… Позиция в нескольких метрах от ворот – убойная… Нога заносится для решающего удара по мячу… В этот момент воздух содрогается от оглушительного залпа орудий – Москва салютует юбилею Бородинского сражения… Мамыкин от неожиданности, вздрагивает, втягивает голову в плечи и пытается пригнуться… Так как одна нога была уже в воздухе… В общем, падение получилось на славу – Чарли Чаплин, Бастер Китон иже с ними нервно курят в сторонке… Ударить по мячу ему в том эпизоде так и не довелось… Зрелище было незабываемое и ещё не один год вспоминалось болельщиками и стало легендой, наряду с голом Шехтеля Яшину, «броском Шмуца» и т. д. Матч тот мы, всё равно, выиграли (3:2 кажется), так что эпизод остался в памяти просто как забавный случай, а не как трагедия…
Под конец карьеры с Мамыкиным приключилась неприятность: он как-то снизил бомбардирские качества, и его стали засвистывать свои. Игрок был, видно, эмоциональный – трибуны его травили, он еще больше расстраивался, года два он так пострадал и был вынужден уйти в ростовский СКА. На моей памяти это был первый случай, когда игрока загнобили собственные болельщики.
Володя Федотов, который начинал рядом с Мамыкиным, провел в ЦСКА 15 лет, что было редкостью. О нем я всегда вспоминаю с особо теплым чувством и благодарностью. Когда он начинал, все ожидали, что Володя с ходу продолжит дело своего отца, которого тогда помнили еще очень многие армейские болельщики. И чуть ли не в первом же своем сезоне Федотов стал лучшим бомбардиром команды, а в 64-м – и страны. Потом я много раз замечал за ним и какие-то совершенно нерядовые действия – как-то он подошвой поймал пас, данный внедодачу, и, перебросив себе на ход, убежал к воротам. Пробуют так многие, а у него – получилось.
Он умел именно играть. Как-то его дисквалифицировали на несколько игр, и он оказался в дубле в компании с Солохо, полузащитником, перешедшим к нам из «Пахтакора» со скандалом – ему за основу долго играть не разрешали. Вот эта парочка там и развлекалась – именно играли. Вдвоем бегали по полю, смеясь, мотали всю команду соперников и забивали на разные вкусы, вот наш дубль и давил всех то 6:0, то 4:0.
В 64-м – 65-м Федотов с Борисом Казаковым, которого забрали из Крылышек, составили шикарный сдвоенный центр. Наколотили кучу голов и забрали первые медали после большого перерыва, пусть бронзу, я тогда и от этого был счастлив. Казаков своим так и не стал, при первой же возможности удрал обратно в свой Куйбышев, а Володя, конечно, остался и доиграл до 75-го. Тогда выгоняли рано, да и здоровье у него уже покосилось…