Страница 2 из 11
Чёрный кот Инны Николаевны вернулся домой через форточку и теперь сидел на подоконнике. Он подозрительно разглядывал гостью, уставив на неё пристальный немигающий взгляд жёлтых глаз. Внезапно кот повернул голову и уставился в окно. За стеклом, окантованным по краю морозными узорами, мелькнула чья-то голова. Затем входная дверь скрипнула, послышались шаги в сенях, а потом стук.
– Войдите, – крикнула крёстная.
Дверь открылась, и на пороге появился высокий худой парень в расстегнутой кожаной куртке.
– Эдик! – воскликнула Алла, поднимаясь со стула. – Что случилось, сынок?
– Ничего, – ответил юноша, – тока ты тёть Тане нужна. Они там что-то обсуждают, ну, по поводу этого… ну, того… похорон, короче.
– Сейчас иду.
Глаза Эдика зашарили по столу и остановились на большой коробке шоколадных конфет. Заметив его взгляд, я спросила:
– Чай пить будешь?
Он с готовностью кивнул, стащил куртку и, бросив её на стул возле пианино, уселся на диван. Я налила чай и подвинула поближе коробку с конфетами.
Алла поставила свою чашку и сообщила, что похороны послезавтра, на старом сельском кладбище в пяти километрах от Васильевки. Мы с Инной проводили её в сени, оставив Никиту с Эдиком в комнате. Когда вернулись, Эдик уже надевал куртку, собираясь уходить.
– Разве генералов хоронят на сельских кладбищах? – поинтересовался Никита, когда за Эдиком захлопнулась дверь.
– Где пожелают, там и хоронят. Наверное, Пал Степаныч так хотел, – пояснила крёстная. – Он сельскую жизнь любил. К тому же у него там кто-то из родни лежит.
Меня поразило другое: самогонка. Дом Орлова стоял неподалеку от особняка Нахабиной, в самом центре Триумфальной улицы. Дома разделяли лишь владения хирурга Аристархова. Тот постоянно жил в Васильевке вместе с женой Раисой Львовной, дамой страшно любопытной и во все сующей свой остренький носик, двумя взрослыми дочерьми и внуками. Старший зять Аристарховых появлялся только в выходные дни, младшая дочь была в разводе.
Двухэтажный коттедж генерала Орлова был, похоже, выстроен по проекту изрядно повредившегося мозгами архитектора и представлял собой нечто среднее между домом русского помещика конца восемнадцатого века и замком средневекового немецкого князька. Я пробормотала:
– Судя по дому, не похоже, что генерал бедствовал.
– С чего это ты взяла, что он бедствовал? – удивилась Инна Николаевна.
– Так самогонка же! Неужто, на качественную водку денег не хватало?
Крёстная усмехнулась. Сидеть долго на стуле она не могла, и потому легла на диван, подложив под голову маленькую атласную подушечку.
– Самогонка, это небольшой гастрономический каприз. И деньги тут абсолютно ни при чём. Их у Орлова всегда было больше, чем достаточно для содержания десятка чад и домочадцев. Хватало бывшие семьи кормить и молодую жену не обижать, да и на собственные развлечения оставалось, – сказала Инна Николаевна.
А развлечения у Орлова были очень разные. Изысканные, вроде аквариума во всю стену с экзотическими рыбами, и по-деревенски простые, типа кулачных побоищ после праздничных возлияний. Такими же были и его гастрономические пристрастия. В еде генерал питал слабость к солёным грибам, бочковым огурчикам, блинам и пирогам, привычным с детства, прошедшего в маленькой уральской деревушке. Но не брезговал и деликатесами: чёрной икрой, креветками. А вот настоящую самогонку предпочитал любому дорогому алкоголю. Кроме того, обожал свежие деревенские яйца на завтрак, поэтому завел собственный курятник, где обитали куры, выписанные аж из Австралии. Вероятно, чтобы досадить этим жене и соседям. Орлов даже распустил слух, что к весне заведет свиней и коров. «Вот только хлев построю», – с усмешкой заявлял отставной генерал знакомым.
– И завёл бы, – вздохнула Инна Николаевна. – Из одной только вредности. Помещик тоже выискался!
Вероятно, вспомнив, что о покойных плохо не говорят, крёстная на некоторое время умолкла, но вскоре снова принялась вспоминать генерала.
Орлов был богат, даже по понятиям местных небедных обитателей Васильевки. Огромный дом набит дорогими вещами и антиквариатом. Кроме уже упомянутого аквариума со всевозможными подводными эффектами, у него имелись коллекции старинного оружия, картин и статуэток из фарфора, металла и дерева. Немалые деньги тратились на всевозможные бестолковые проекты, вроде разведения павлинов на участке.
– У них есть павлины? – оживился Никита. – Во класс!
Оказалось, что павлины передохли от неизвестной болезни, и теперь из живности остались только куры и рыбки.
Во дворе генерал соорудил бассейн с подогревом. В дальнем углу, у забора выстроил сауну с залом для отдыха на втором этаже. Пытался оборудовать спортивное поле, но так и не решил, то ли сделать теннисный корт, то ли поле для гольфа. В результате дальше сетки для волейбола его фантазия не пошла, покрытие площадки уже местами попортилось из-за устраиваемых здесь гуляний. Под Новый год там ставят огромную ёлку, сооружают ледяные горки и заливают небольшой каток.
По словам крёстной, генерал был бабник, пьяница, хулиган, самодур и домашний деспот. Хватив изрядное количество самогонки, он мог устроить в посёлке дебош, скандал и драку. А уж как над молодой женой издевался, заставляя её прислуживать своим пьяным собутыльникам, причём в кружевном переднике поверх дорогого платья! Бедной Анне приходилось также гладить и переглаживать его бесчисленные крахмальные сорочки, собственноручно солить в бочках капусту и огурцы, вышивать крестом салфеточки и ухаживать за курами.
– Неужели не мог прислугу нанять? С его-то деньгами… – удивилась я.
– Да есть там прислуга, – поморщилась Инна Николаевна. – Водитель, садовый рабочий с женой, кухаркой. И горничная есть. Но видимо, наш самодур считает… то есть, прости Господи, считал, что обязанности жены – трудовая повинность. Чтоб не мнила себя принцессой.
– Охота же ей была, этой Анне! – воскликнул Никита.
Оказалось, что все эти издевательства молодая женщина терпела ради наследства, большая часть которого якобы была отписана в пользу молодой жены, о чём генерал при случае всегда упоминал в присутствии любого гостя. Люди говаривали, что Орлов собирался лишить доли всего четверых своих детей от первых двух браков за «недостаточно почтительное к родителю отношение». Он и сам не раз об этом говорил при детях, бывших женах и посторонних. Вот только правда ли это или генеральские шутки, неизвестно, так как никакого завещания никто и в глаза не видел.
– Лишить наследства своих детей? Зачем же тогда они приезжают? – поразилась я. – И эта ваша Алла… Да на её месте я бы и здороваться с ним не стала, не то, что с днём рождения поздравлять. И уж тем более носа бы сюда не показала. А она приезжала, а теперь, похоже, даже переживает, что он умер.
По рассказам Инны Николаевны отставной генерал получался на редкость неприятной личностью.
– Как не жалеть! Он, хоть и издевался над своими чадами, но подкармливал их исправно. К тому же завещания никому не показывал, может, и врал, что всё отписывает Анне. Чтоб её заставить подчиняться, а остальных позлить.
– А откуда у генерала столько денег? – полюбопытствовал Никита.
– И правда, разве генеральские пенсии так велики? – удивилась я.
По слухам, доходившим до крёстной, у Орлова были огромные банковские счета. Средства к роскошной жизни добывались сначала якобы путём распродажи военного имущества, а позднее будто бы даже от сбыта оружия. Однако всё это было похоже на досужие сплетни. Правды не знал никто, кроме самого генерала. Спросить его об источниках дохода никто из родни не решился бы, Орлов был крут нравом и имел большие связи. В гостях у него бывали известные в России лица.
Никита, внимательно слушавший Инну, вдруг выдал:
– Небось, специально поганок насобирали, чтоб генерала отравить. Достал он их.
Мы с крёстной молча переглянулись. Вид у Инны Николаевны был виноватый: завела разговор в присутствии Никиты.