Страница 3 из 12
– Шляпы! Не забудьте шляпы на фотосессию для журнала! Без шляп – всех в топку! – трубил Лёня и взмахивал рукой в такт своей речи, как дирижер. Дирижером он когда-то мечтал стать, но страсть управлять людьми оказалось быстрее и проще реализовать на директорской должности.
– Лёня, а мне как быть? – Ева подбежала к нему и дотронулась до плеча. – Я пока шляпой не обзавелась. Что делать?
Лёня оглянулся на нее и смерил взглядом.
– Ну-у-у, Ева, я даже не знаю, – протянул он. – Есть два варианта: покупаешь шляпу, правда, стоит она около тысячи долларов. Это к Елене Степановне… Ну или позвони Марго, ей шляпа больше не нужна, но она, насколько я знаю, сегодня отчаливает на ПМЖ в Израиль. Смотри сама, в общем. Или… не знаю, пропусти этот фотосет и интервью. Потом когда-нибудь…
И, не договорив, Лёня махнул рукой. Пропустить? Интервью и фотографию для самого крутого журнала о классической музыке? Это было бы непростительно глупо. Так глупо, что от одной мысли об этом Ева поморщилась, будто надкусила желтобокий лимон.
Елена Степановна Михоянц, Лёнина жена, некрасивая и кособокая, словно береза, выросшая на ветру, снабжала коллектив всем возможным реквизитом и костюмами. Без ее участия запрещалось даже носки выбирать, а раз в три месяца она устраивала смотр и обновление «одежки» под вечное бурчание музыкантов и недовольное открывание кошельков.
– Еленочка Степановна, это же непомерные поборы какие-то, – возмущался Вася Тремасов.
– А стильно и круто выглядеть на сцене и на афише тебе не нравится, Васенька? Или вы хотите в лохмотьях в переходе играть? – спокойно и ласково спрашивала Михоянц. Все молчали. В переходах никто играть не хотел.
Идти к «Еленочке» Степановне у Евы не было никакого желания.
Марго же, высокую и суетливую флейтистку, покинувшую коллектив месяца два назад, Ева видела единственный раз, да и то – мельком, а вернее, боком. Они столкнулись в тесном коридоре, не заметив друг друга, и Марго при этом как-то по-змеиному шикнула «шшшайзе», а Ева ляпнула что-то глупое вроде: «Простите, я не говорю по-немецки».
Марго по телефону сообщила, что уже не просто на чемоданах, а «на лифте», поэтому единственный вариант – это Еве «срочняк подгребсти в аэропорт».
– Она стоит тысячу евро, ты в курсе, да? – брякнула Марго, и Ева удивилась, как быстро – видимо, в зависимости от близости границы с другими государствами – доллары вдруг превращаются в евро.
Они стояли в шумном зале «Пулково» рядом с уже выстроившейся змеей очередью перед стойкой регистрации.
– Но тебе ведь она больше не нужна, может, уступишь дешевле? – Ева посмотрела Марго прямо в глаза, вложив в этот взгляд максимум мольбы.
– Окей, только я все равно не понимаю, зачем тебе тратить деньги на шляпу для единственной фотосессии? – Марго пнула ногой коричневый с серебристыми бабочками саквояж и поправила на голове вожделенную шляпу. Черная фетровая шляпка походила на классическую мужскую, только поля чуть меньше, да и в целом как-то поизящнее. Весу – в прямом смысле этого слова – шляпке придавал вышитый крупными металлическими элементами скрипичный ключ, окруженный сверкающими стразами Сваровски в виде разноцветных звезд.
– Почему единственную? Я же потом в ней выступать буду, – пожала плечами Ева и развела руками.
– Да? – удивленно приподняла четко очерченную, будто наведенную грифелем, черную бровь Марго и хмыкнула. – Хм-м-м… Странно… Ну-у-у…
Марго глянула на часы и вдруг быстро сняла со своей головы шляпу и нацепила на голову Евы:
– Впрочем, дело твое, конечно. Бери. Триста евро – последняя и вообще символическая цена.
Триста евро… Это практически всё, что есть у нее на карте. Впрочем, торговаться уже некогда, да и незачем. Главное – дело уже в шляпе. И от этой забавной игры слов Ева счастливо улыбнулась.
– Если у вас что-то не получается, какая фраза вам помогает собраться и работать дальше? – спросила Еву короткостриженая девушка андрогинного вида в черно-синем блестящем пиджаке.
Ева улыбнулась. Если от каждого «не получается» спасала бы какая-то волшебная фраза, насколько проще было бы всё. Но так не бывает. У Евы точно так никогда не было. Но для журнала нужны были какие-то слова, а их – во-о-он сколько…
– Я говорю себе, что в любой момент я смогу всё бросить. В любой следующий, но точно не в этот.
А затем их поставили в два хаотичных ряда, минут десять уплотняли и тормошили туда-сюда, отчего Таня Томилина, ворчливая, но добрая толстушка, вдруг устало осела прямо на пол и сообщила, что ей «по фигу уже, кто кого выше и краше». А плоскозадый и плосколицый Тёма Власов, вечно при всей своей плоскости окруженный поклонницами и любовницами, прижимал к себе альт, словно в последний раз, и старался попасть в самый центр, даже если Лёня махал на него руками и таращил глаза. Еву же Лёня как поставил вначале правее всех, так и велел «стоять, где стоишь» и в перемешивание и перетасовывание больше не втягивал…
А вот в конце статьи как раз и Лёнины слова. Про их новый альбом, к началу записи которого Еву и пригласили. Про их большие и прекрасные планы на грядущий мировой тур. Мировой тур, о котором она так мечтала… Тур…
Тут Еву затрясло мелкой дрожью так, что она не сразу смогла осознать прочитанное, буквы расползались на бумаге, а в голове зашумело, и Еве стало трудно дышать. Трясущейся рукой она достала телефон и с третьей попытки смогла найти нужный номер.
– Лёня, – простуженно прохрипела Ева, – я сейчас держу в руках журнал. Это правда – про тур? Ты можешь мне как-то объяснить это?
Лёня молчал, отчего Ева подула в трубку, проверяя связь. Но со связью все было хорошо, потому что Лёня заговорил – ровно и успокаивающе:
– Евушка, дорогая, но мы же с тобой об этом говорили… Запишем альбом, а там… Ты понимаешь, мы со спонсорами решили, что для успешного тура будет правильнее позвать скрипача с мировым именем. Ты гениальная скрипачка, действительно гениальная, и альбом получился нереальным. Во многом благодаря тебе. Но… Джон Бэлл, которого все знают и ждут, откроет нам все двери и гарантирует кассовые сборы. Ничего личного, Евушка. Я на твоей стороне, но для тура нам нужен «паровоз».
Ева не была «паровозом». Очевидно, что даже пассажиром она не стала. Интересно, когда они планировали ей сказать об этом?
Ева прижала холодную ладонь ко лбу. Как она не догадалась еще тогда? Не сложила два и два…
– Лёня, скажи честно, без всей этой утешительной мерзости: вы с самого начала звали меня только ради альбома? Вы и не планировали меня оставлять, верно? И в коллективе все об этом знали, да?
– Ева, – Лёня замялся и с фырчанием длинно выдохнул, – я бы не сказал вот прямо так… Да и не так, чтобы прям вот все…
– Я поняла, – ровным бесцветным голосом сказала Ева и нажала «отбой».
Ева снова взяла открытый журнал и, уткнув лицо в его прохладные и гладкие страницы, сползла по стене. Значит, прав оказался Иван Ильич про «попользуются и помашут ручкой». Прав. Как всегда. И от этого густая и вязкая тошнота подступила к горлу, и Еве пришлось с силой сглотнуть ее обратно.
Ева глухо застонала, заныла и смяла первые страницы журнала, так и прижимая горячие щеки к спасительно холодным и при этом таким предательским страницам. Наконец она подняла лицо и подышала ртом глубоко и часто, не открывая мокрых глаз. Катастрофа.
Ева открыла глаза, медленно поднялась, брезгливо швырнула журнал на пол и надавила на него подошвой красной кеды. Растоптать и больше не думать. Она сделала ногой резкое движение, отчего страницы истошно заскрипели и перевернулись. Сквозь муть перед глазами Ева не сразу рассмотрела то, что теперь показывала ей «Музыкальная жизнь». А когда увидела, наклонилась и двумя пальцами за уголок приподняла журнал. «Прослушивание в музыкальное трио „Камертон“ состоится 25 мая. Мы ждем талантливого и самоотверженного скрипача…»