Страница 6 из 11
Халид толкается вперёд, но теперь легче. Направляет в нужном ритме, боль не причиняя.
– Да, вот так, Ада.
Настоящее имя с его уст кажется проклятьем. Жестким, тягучим, обжигающим. Меня скручивает и обволакивает желанием, внутри натягивается всё. Будто тонкая нить вот-вот лопнет, и я в пропасть рухну.
– Уже на пределе, да?
Гладит пальцами мое лицо и шею. Совсем невесомо, легко. Накручивает пряди, тянет. Заставляет взгляд поднять, сталкиваясь с тьмой в его глазах. Цвета не видно, только зрачок расширенный. Или так от возбуждения потемнели, превращаясь в сплошную черноту.
Пугающую, зияющую. Которая в мою душу проникает, где так же темного и опасно.
– Давай, Ада, кончи для меня.
Нить рвётся.
И я лечу.
Глава 7. Ада
У меня уходит непростительно много времени, чтобы собрать себя обратно по кусочкам. Впихнуть весь хаос, что клубится в душе, обратно в рамки и границы.
Убеждаю себя, что это только ради дела. Подобраться поближе, затуманить разум Халида. Пускай потеряет бдительность, доверится. И тогда я смогу ударить.
А пока даже дышать получается через раз. Практически лежу на мужчине, уткнувшись в живот. Устроилась на железном прессе, возле грубого шрама, тянущегося до самого бедра. Пугающий, как и его обладатель. Представляю, насколько больно было рану зашивать.
И хорошо. Халид заслужил это. И даже больше.
– Охуенный рот, - касается пальцами распухших губ. Они болят и ноют, челюсть тоже. А ещё сердце, существование которого я отрицаю, потому что нельзя так на врага реагировать. – Создана, чтобы отсасывать.
– К чёрту иди.
Вскидываюсь, но Халид подхватывает под задницу, затаскивая на себя. Ноги разъезжаются, когда усаживаюсь сверху. Грубая ткань брюк раздражают кожу, но сейчас это сама малая моя проблема.
Мужчина любуется моим видом и улыбается, словно знает какой-то секрет обо мне, который я сама ещё не поняла.
– Ты не умница, Ада, ты – колючка. Но мы это исправим.
– Себя исправляй.
Произношу и осекаюсь. Мне часто прилетало за длинный язык и неумение смолчать. Потому что у меня нет мужской силы и даже навыки не всегда спасают. А слова ничего не весят, ими легко разбрасываться.
Но с Халидом нельзя. Каждое слово взвешивать нужно, путь подбирать. При Луке играла роль наивной и ласковой, слегка меркантильной, но милой девушки. Очаровывала, чтобы желанное получить. Умела играть, научилась.
Только с Цербером сложно это. Если Халид действительно Цербер. Не думала об этом никогда, не допускала. Была уверена, что узнаю, сразу пойму, кого убрать должна. Всё что я помнила о мужчине, ворвавшемся в мой дом среди ночи – тяжелые ботинки и дорогой кинжал, который за поясом носил.
– Кому платят, того и исправляют.
– Ты мне пока ничего не заплатил.
– Сейчас и обсудим. Арманьяк принеси.
С громким шлепком опускает ладонь на ягодицы. Морщусь от самого жеста, а не от боли. Больнее прилетало. Халид кивает в сторону стола, где графин стоит, поторапливает. И я выполняю указание, стараясь не выбиваться из роли.
Только не уверена, что могу её сыграть сейчас.
Сама всё рушу, понимаю. Огрызаясь, образ теряя. Мужчине может быстро надоесть, когда в клубе полно сговорчивых девушек. С которыми не будет время терять.
Пепельницу захватываю, видя, что Халид сигарету прикуривает.
– Какая исполнительная, когда за бабки разговор зашел, - обратно на себя усаживает, не давая поднять платье с пола. – Куришь?
– Бросила.
Хотя до сих пор пачки по дому валяются. Ян шутит, что это проверка моей силы воли. Я понимаю, что просто не до того. Бросили вместе с Тисой, девушкой, что помогала мне копать на Цербера. Ни она, ни я пока не сорвались.
Не хочется первой проигрывать.
– И правильно. Не терплю, когда от девушки табаком тянет.
Некстати думается, что стоило перед клубом выкурить пачку, а лучше две. Чтобы не попадать в такую ситуацию, не вариться в сомнениях.
Хуже всего, что саму себя понять не получается.
– Сам куришь, а девушкам нельзя?
– Тем, кто хочет со мной быть, нельзя.
– И много у тебя подобных запретов?
– Дохрена, но ты запомнишь. Кому бабки…
– Я помню, кто платит, тот и свои законы устанавливает.
– Молодец, что поняла. Не люблю тупых. А особенно тех, кто под тупых косит, - словно насквозь меня видит. Каждый шаг предугадывает. – А теперь обсудим на каких условиях я трахну тебя этой ночью.
Глава 8. Халид
Мне нравится, как ведёт себя эта девчонка. Наглая, упрямая. Я любил сталкиваться с такими в бизнесе. А ломать любил ещё больше. Но Ада не конкурент, а будущая любовница.
Если перестанет дуру играть.
– А теперь обсудим на каких условиях я трахну тебя этой ночью.
– Этой?
Хлопает ресницами длинными, натуральными. Ничего сделанного нет, может грудь только. Не разобрал ещё, повторить нужно. Тут же ладонью накрываю, проверяя. У меня полно другой херни, о которой думать нужно, а не о сиськах левой девки.
– Ты чего творишь?
Ада взвинчивается и делает то, что ни одной живой душе не позволяю. Руку на меня поднимает. Бьёт по ладони, как зарвавшегося пацана. И тут же ответ получает, когда запястье сжимаю. Силу рассчитываю, но достаточно, чтобы она от боли дёрнулась.
– Другому я бы руку сломал, Ада. Мозги включай, если хочешь со взрослыми играть.
– Я же просто…
– Не просто. Запоминай, как прописную истину. Никаких истерик, скандалов, вопросов. Я баб не бью, но найду способ преподать урок. Поняла?
В доказательство своих слов оставляю сильный шлепок на заднице. Упругой, крепкой. В такую охрененно вколачиваться будет после ночных разборок.
– Больно.
– Зато доходчиво. На насилие я отвечаю насилием с двойной силой. Уяснила?
– Не говори: «как он поступил со мною, так и я поступлю с ним, воздам человеку по делам его».
– Чего, блять?
– Притчи Соломона. Двадцать четвертая глава, двадцать девятый стих. В общем, не мсти.
– Я живу по другим притчам. И лучше тебе их запоминать.
Ада напоминает прибившегося щенка. Явно суку, куда уж там кобелю. Смотрит злобно, из-подо лба, едва губы поджимая. Которыми по члену неплохо так проходила. Вроде дрожит от желания, а продолжает рыпаться и лишнее вякать. Хорошенькая, кусачая. Одно удовольствие будет пару ночей провести.
Девка впивается зубами в губу, но не перечит, когда к груди вновь тянусь. Сжимаю, пока крик не вырвется. Тонкий, тихий, не громче дыхания. Не орет, как резанная, глаза не закатывает. Чуть научится и не жалко будет бабки платить, чтобы по щелчку на колени опускалась.
Проверяю, как урок усвоила. Ладонью по нежной коже веду, смуглой немного. Со своими кудряшками и медными глазами на восточную девушку смахивает. Только ни одна из них подобным блядством заниматься не будет, в строгости выращенная.
– Если вы подвергните их наказанию, то наказывайте их так, как они наказывали вас, - произношу строки, которые в памяти выжжены.
– Но если вы проявите терпение, то так будет лучше для терпеливых, - Ада мигом подхватывает, не задумываясь. – И посланник Аллаха никогда не мстил никому.
– За исключением тех случаев, когда это касалось прав Аллаха и посягательством на то, что является харамом [1].
Никогда не думал, что с продажной девкой буду Коран обсуждать.
Ада не похожа на других, взглядом или поведением, но нутро такое же. Продажное, гнилое. Как у всех вокруг. Только уважения заслуживает, что честно говорит. Без вопросов цену озвучивает, готовая трахаться за деньги.
И при этом, блять, нихера её понять не могу. А это никогда не случалось, с первой секунды как в кровавый бизнес вошел – людей считывать научился. До того, как высоко поднялся. Либо людей шаришь, либо они тебя закапывают.