Страница 13 из 41
Sms от Леры: «Я сбежала с пары, хочешь погулять на набережной?»
«Конечно, я как раз недалеко», — ответил я.
Когда мы встретились, был полдень, она сильно упрашивала показать мне что-то еще из глав, и я сопротивлялся как мог, демонстрировать незнакомому человеку личную жизнь — это очень опасно. Был у меня такой опыт, когда-то я вел блог в «ЖЖ», наверное, никто и не помнит, что это, тем не менее мне в один момент осточертело, что никто не хочет ценить творчество, понимаю, это неправильно, ведь если не ценят — значит плохо делаешь, но все же я выкатил огромной текстовой пост, который буквально в слезах писал о том, какие люди неблагодарные. Так вот, проблема в том, что это не обернулось поддержкой, меня буквально сожрали с потрохами за то, что я высказался и смел вообще открыть рот, а не молча продолжал рисовать да выкладывать. Как-то с тех пор поотбило у меня желание с кем-то делиться тем, что на душе, а она просила именно этого.
— Я бы хотела лучше тебя узнать, давай я расскажу тебе что-то из своей жизни? — предложила Лера. — Я родилась в Казахстане, все детство меня ни во что не ставили, потому что я была русская и мне тяжело приходилось до тех пор, пока мы не переехали в Россию. Впрочем, здесь не было особо легче, ведь мы приехали из Казахстана, так что шуточки в духе — у нас там трехэтажные юрты, вместо такси олени запряжены, а коней мы всех съели, меня не покидали целый год, потом все попривыкли, да и вообще признали во мне русскую, но в Казахстане творился форменный ад, особенно когда заставляли учить казахский язык, я и не против была, но не вместо же английского, разве непонятно, что последний более перспективен?
— Соглашусь с тем, что английский более перспективен, однако нужно понимать, что ты жила в другой стране, необходимо учить язык местного населения, если ты там на ПМЖ, — сказал я. — Вот, например, Эстония, куча русских, которые жалуются, что там постепенно все русское отменяют, а разве они не правы? Я, безусловно, против преследований и нападков, если кто-то говорит на русском где-то или частная школа там, например, но официальный язык есть официальный язык, его нужно учить, если хочешь находиться в этом обществе. Помню, как на Украине было такое же, запретили русский, все бунтовали, но сохранение своего языка, наверное, даже в Конституции прописано. Даже так скажу, я не удивлен, что русский язык испытывает такое давление вне своей страны. Много лет назад, ты тогда еще была маленькая, но не очень, я гонял в Ижевск на концерт любимой тогда группы «Мультипасс», группы, которую я слушал в тяжелые годы детства, так вот, приблизительно в то время там совершил самосожжение местный ученый, который ратовал за сохранение местного удмуртского языка, тогда, гуляя по городу, я видел странные надписи на улицах, они смотрелись очень самобытно, но почему я их не видел везде? Потому что доминантный — русский — поглощает и ведет себя как языковой оккупант, обращая всех в свою языковую веру. Вспомни, сколько племен существовало, когда появилась Русь? Теперь подумай, сколько языков потеряно.
— Но разве языки не отмирают, потому что не развиваются и становятся костными? Потому что не могут конкурировать?
— Так-то оно так, только горя у его носителей из-за этого меньше не становится, представь, прадед твой знал язык, дед твой знал, отец с матерью знали, тут появляешься ты, вроде знаешь, но уже говоришь больше на другом, том, который везде принят, а потом ты видишь своих детей, который вообще ни слова не могут сказать на языке собственных предков, поневоле будет обидно. Ведь эти языки даже не консервируют каким-нибудь образом, они просто отмирают и ими больше никто не интересуется.
— Откуда ты столько всего знаешь? Ты учился на лингвистическом?
— Нет, когда я путешествовал, старался что-то узнать о месте, в котором буду, так легче и, что самое главное, интереснее.
— А ты много где побывал? Я была только в трех странах и то за одно путешествие с друзьями на машине.
— Я тоже не так много стран посетил, важно не сколько их, а что ты из них вывез, какие воспоминания или даже уроки.
— Когда я была в Австрии, познакомилась с молодым человеком, с которым мы наутро пошли гулять.
— Мне тоже нужно будет говорить про бывших?
— Да ты послушай. С утра он пошел покупать для мамы еду в русском магазине, посреди Израиля, представляешь? Бах, и русский, но сам он при этом был из Венгрии, так вот, когда мы были в магазине, он купил сыр, и ему закинули его в большую целлофановую пленку, прям слоев десять, а то и больше, он удивился, а потом еще и в пакет запихнули, посмотрел на меня и спросил: «А что это? У вас всегда так делают?» Я сказала, что да. А он ответил, что люди в Венгрии давно перестали заворачивать еду в пленку, это делают или в бумагу или вообще не заворачивают ни во что, для того чтобы поддержать в чистоте экологическую среду. С тех пор я тоже так делаю, разве это не знание?
— Отличная привычка, я тоже стараюсь не пользоваться пакетами, когда это вообще возможно.
— А бывает, что нет?
— Конечно, если брать вишню, то горсть до прилавка не донесешь… Я пробовал.
Лера засмеялась. У нее был чудный смех, и она отлично реагировала на все юморные посылы от меня. Она мне нравилась.
— Так что, пойдем к тебе, покажешь что-то из своих печатных позывов? — сказала она. — Я вроде как тебе раскрыла тайну, теперь нам надо быть в расчете.
— Но ты же уже читала одну главу, разве это не в счет?
— Ну кто же виноват, что ты сам проворонил? Нет, не в счет, была бы у тебя возможность, ты бы не показал.
Интересно, думал я, это то самое «пойдем, я покажу тебе свои марки» или ей правда интересно меня узнать? А вдруг ей не понравится, и она подумает, что я идиот?
— Хорошо, поехали.
В такси мы переглядывались и улыбались друг другу, испытав ту самую неловкую паузу, но она прошла мягче, чем обычно, мне кажется, она поняла, почему я затупил перед ответом, и ей самой стало неловко, ведь она и правда хотела просто почитать, что же я такое пишу. Чем отличается друг от незнакомого человека? С другом можно молчать, вот здесь пока этого не было, но и нельзя сказать, что эта неловкость заставляла нас глядеть по сторонам, в поисках чего-то, за что можно зацепиться и начать диалог, скорее, мы изучали друг друга взглядом. Когда мы поднялись в квартиру, консьержка подозрительно посмотрела на Леру, а потом спросила: «Жена?»
Я покраснел и сделал вид, что не услышал, но не Лера, она ответила: «Нет, — а через секунду добавила, — пока что».
Я подошел к столу и стал выбирать, что же ей дать, пожалуй, эту.
Глава 6
Унизь меня, если сможешь
После девятого класса я потерял целый год, ведь решил, что мне не нужен десятый класс, важнее какое-нибудь училище. Я поступил без проблем и готовился стать сварщиком. Учеба сразу не задалась, по основным предметам я хорошо успевал, но вот сварка, то есть специальность — это оказалось не мое, швы всегда получались кривыми, пластинки отваливались, но тянули меня изо всех сил, ведь я подавал надежны на олимпиады по школьным предметам. Обстановка с социальным статусом была приблизительно одинаковая, кормили бесплатно всех, почти все были бедными и ходили в одном и том же круглый год, жалко, что статус не позволил быть и чуточку более добрыми.
Издевательства начались почти сразу, сначала самые задиристые просто ходят и случайно задевают, похоже, проверяют твою реакцию, потом это работает в снежном коме, и вот ты уже предмет для шуток и издевательств, но неизвестно, что бы было, если бы ты тогда, в первый раз, дал хотя бы какой-то сдачи. Мое положение было чуточку лучше, чем у других, хотя меня тоже регулярно таскали за волосы, все же большего ко мне не применялось, ведь у меня можно было списать домашнее задание, да и на контрольной я решал почти всем примеры. Однако с каждым разом обзывательства усиливались, за волосы таскали все сильнее, а однажды произошло то, что изменило мою жизнь. Я стоял с товарищем около столовой, тут меня окликнули, чтоб я подошел вместе с ним. Наши пакеты с тетрадями и учебниками мы оставили на лавке, а сами пошли. Когда мы вернулись, внутри наших пакетов было собачье дерьмо и слюни этих ублюдков, которые решили, что это действительно смешно. Тогда я толкнул одного из них, началась потасовка, он повалил меня на землю и начал бить пощечины, это было даже не избиение, это было публичное унижение, все ребята стояли и смотрели на это, а я, не знаю почему, в тот момент закричал: «Хочешь меня убить, да? Хочешь меня убить? А я бессмертный», я дословно помню эти слова, они в моей душе высечены, если такое вообще возможно. То, что слабым постоянно прописывали лещей, колобахи и другие унизительные процедуры, думаю, не стоит говорить. Это был год ада, я как будто спустился в пучину и не знал, есть ли из этого выход. Не могу сказать, что я тогда думал о суициде или о чем-то таком, скорее, мысли приходили колумбайновские, но я сдержался, да и вряд ли прямо серьезно об этом думал. В итоге мне стало так страшно туда ходить, что я начал притворяться, что болею, дабы оставаться дома, справок у меня не было, тогда я начал их подделывать. Вот однажды, когда бабуля, как назло, была дома, а я просто мирно рисовал и ни о чем не подозревал, домой заявилась куратор, это как классный руководитель, только в училище, бабуля была в бешенстве, но я рассказал о том, что мне там приходилось переживать из раза в раз, причем я рассказал не только о себе, но и о тех, кому доставалось еще больше. Стукачество? Да, пусть так, лишь бы больше никогда туда не возвращаться, я не мог даже помыслить о том, чтобы еще раз в своей жизни увидеть эти отмороженные рожи. Куратор пыталась уговорить и так, и сяк, я наотрез отказался и сообщил, что планирую вернуться в школу и доучиться там. Я вообще всем после этого советовал никогда не терпеть, если вам не нравится коллектив и вы очевидно не можете за себя постоять — меняйте учебные заведения, не бойтесь этого, не может быть так, чтоб каждый класс, в который вы попадете, будет таким же злобным, такого просто не бывает, я попал в нормальную школу, где доучился без особых проблем, там не было унижений, туда люди пришли учиться, а не выяснять, кто сильнее. Когда мои бывшие одногруппники попадались мне через пару лет, это всегда было дружеское общение, такое ощущение, будто они играли в игру по унижениям, но вот уровень пройден, и они становились другими людьми, но в это можно не верить, ведь ни одного извинения я не слышал.