Когда нельзя умирать

Старуха Логг, как главный предводитель подобных мероприятий подала знак. Мы открыли гробы и выложили тела на каменную землю, убрав пустые коробки на ближайший валун. Знакомые лица парней были бледны, но узнаваемы и только лицо Вильяма было полностью замотано бинтами, чтобы скрыть те ошметки, которые от него остались. Старики обступили тела, образовав кольцо, и какая-то женщина не выдержала, заплакала. Вслед за ней заплакала другая и третья…

Когда хоронили деда, никто не плакал. По крайней мере, не рыдал.

Но дед прожил длинную жизнь, даже праправнука дождался. Как бы это цинично не звучало, стариков хоронить легче, чем молодых.

— Бремор, — хором произнесли старики, вложив в слова толику силы.

Я повторил это простое слово про себя, наблюдая какую бурю оно вызвало в тонких материях.

— …, наша кровь, наша плоть, наш дух! Прими того, кто больше не пойдет твоими тропами.

Волны энергии теркой прошлись по моему роднику стихий, но камням пришлось куда хуже. Грубая магия корежила и плавила их, подчиняясь словам, которые впервые прозвучали тут тысячу, а может и тысячи лет назад. Повинуясь человеческой воле, земля потекла, и тела бреморцев стали тонуть в ней.

Я не мог выбросить из головы похороны деда, подмечая буквально каждую деталь и сравнивая все с происходящим. Погружение его тела проходило в полной, чем-то торжественной тишине, но похорон этих пяти сопровождали женские завывания, и мне хотелось удрать отсюда как можно быстрее, но пришлось стоять и смотреть, как медленно они тонут. Когда это закончилось, я испытал едва ли не физическое облегчение. Впрочем, так оно и было. Магия перестала раздирать мой родник стихий.

Старики в последний раз почтительно поклонились пустому месту и развернулись к гробам, сложенным в три этажа на самом большом валуне. Когда хоронили деда… Опять эти воспоминания!

Тогда дядя Брайс, как старший отпрыск, первым зажег на ладони небольшой оранжевый огонек. Но сейчас у нас был не один мертвец и слишком много родни, поэтому все, кто владел подобными фокусами, зажгли свои огни. Чьи-то огни были желтыми, чьи-то красными или даже зелеными, у некоторых это были огненные шары, у других — крохотные искры, что яростно шипели под дождем, но никто не решался на бросок, поэтому дядя снова взял эту роль на себя.

Брайс качнул рукой и его огонек пробил лакированные доски двух нижних гробов навылет, оставив после себя жженые дыры. Другие огни, огоньки, плети и струи пламени захлестнули шаткую конструкцию, едва не сбросив ее с валуна. Буйство колдовских красок обрушились на лакированные сосновые коробки, порвало их как картон, взревело столбом шипящего под дождем пламени и за считанные мгновения превратило в угли и мокрую золу, которую с холма смоет дождь, а позже ветер и звери разнесут по всему лесу.

Все! Слава тебе Господи! Официальная часть похорон закончилась. Теперь обратно, чтобы как следует набраться. Даже я был не против такого развития событий. Разве что в сухое переодеться сначала. Похожие мысли возникли у всех, кто нес гробы, так что парни в килтах полетели вперед возвращающейся процессии. Я даже Эйли ждать не стал, хоть и видел ее рядом с другими девушками. Похоже, завела себе подруг. Отлично, может меньше их клушами называть будет.

Дома я стянул с себя одежду, растерся полотенцем и оделся так, будто сейчас не конец лета, а поздняя осень: носки вязаные, рубашку погрубее, толстый шерстяной пиджак. Принял легкое тонизирующее зелье и только после этого направился в амбар для собраний, где накрыли столы для поминок. Когда деда хоронили, столы накрыли на улице, возле часовни и сада. Но те поминки проходили в стиле «Король умер, да здравствует король!». Первый тост был за старого главу, второй — за нового, третий — за клан, а сегодня начали с героев.

Удивительно, но при том, что желание напиться даже у меня возникло, народ пил очень сдержано. Сокланы словно опасались, что их застанут в недееспособном состоянии. Мало кто надрался так же как на похоронах деда. Да и не вышло веселья, которое тогда меня так взбесило. Поминки так и не превратились в праздник жизни, хоть музыканты вытянули флейты и волынки, но мелодии выбрали какие-то слишком заунывные. Я подал знак Эйли и покинул здание. Девушка выждала несколько минут и вышла следом, после чего мы отправились домой и несколько часов просто валялись под пледом у радио, крепко-крепко обнявшись и не разговаривая.

Я уже почти уснул, когда в дверь постучали. Дядя Брайс пожаловал. Был он изрядно «навеселе», хоть ни разу и не весел. Я пригласил его войти, усадил на кухне и поставил чайник для разговора. Эйли словно почувствовала, что будет лишней и удрала на второй этаж.

— Ты быстро сбежал, — сказал дядя.

— Не люблю похороны.

— Да кто их любит? — пробормотал дядя и растер молодую розовую кожу лица такими же розовыми как у младенца руками. — После тебя и другие разбегаться начали. Мне же до конца сидеть пришлось. Знаешь, я все время сравнивал эти похороны с другими…

— Деда, — догадался я.

— Нет, — удивил дядя. — Кирка и Джолин.

— Есть что-то, что я должен знать? — встрепенулся я. Родня редко заговаривала со мной о родителях. Мне было всего восемь и практически не помню тех похорон. Стыдно признаться, я и родителей уже почти не помню. Только смазанные образы тепла и любви.

— Ты похож на Кирка. Даже не представляешь насколько… — Дядя поморщился. — Наверное, я все же перебрал. Надо было зелье принять… Выключай этот чайник, я ухожу.

— Посиди, раз уж зашел. Поговорим.

— Хочешь воспользоваться моим состоянием и выведать страшные тайны? — улыбнулся дядя.

— Хотел расспросить о родителях.

Дядя убрал улыбку и поморщился еще больше чем раньше.

— Не надо. Хватит с меня болезненных воспоминаний на сегодня. Давай уж лучше о страшных тайнах. Хочешь знать, как я на убийство Ласлоу решился?

— Я думал это дед Патрик.

— По моему приказу, — подтвердил дядя.

— Продолжай.

— Он предложил королю принять решительные меры против Бреморцев, даже кучу доказательств в пользу этого решения привел. По его версии я там едва ли не младенцев живьем ел. Ласлоу предложил обезглавить клан и создать вакуум власти. Но это было уже после нашего договора с принцем. Виктор понял, что суслик спекся, но разрешил ему действовать, о чем сообщил сыну, а принц рассказал мне, чтобы я взял его с поличным.

— Но ты не взял…

Чайник на плите засвистел, и я взялся за заварку.

— А на кой черт мне еще один влиятельный живой враг?

— И ты решил его убрать.

— Томас был в ярости. Виктор был в бешенстве. Меня едва не обезглавили.

— И как же ты выкрутился?

— Напомнил о предстоящей войне и дал им то, чего хотели — нового, компетентного директора Секретной Службы. — Дядя не стал тянуть кота за хвост и назвал позывной. — Мышь.

— Женщина? — удивился я. — Война — мужская игра.

— Пока мы играем в войну, они играют нами. Тем более что одну войну Мышь уже прошла и не при штабе, а будучи полевым агентом. У нее колоссальный опыт и понимание.

— Это объясняет, почему суслики теперь так пекутся о твоей безопасности.

Глава 26

Последний раз подобный разговор у меня был с дедом. Старик словно предчувствовал неприятности и пытался рассказать мне о делах совета, но я слушал вполуха, потому что у меня была назначена встреча с Бетти. Это было в тот период, когда меня уже допустили до сладкого и все мои мысли были только об этом. Странно, наверху, меня терпеливо ждала другая, гораздо более привлекательная девушка. В теплой кровати, а не как тогда… Но я не спешил и внимательно слушал дядю.

Наш разговор многое прояснял, хоть не все было сказано вслух. Я, например, понял, что дядя чувствовал вину за смерть ребят — последствие тех тяжелых решений, которые нужно принимать каждому главе и к которым еще дед старался меня приучить, а он продолжил. Ведь что ни говори, горечь победы сегодня ощутил каждый, но никто, ни один человек кроме него самого, не посмел упрекнуть в этом Брайса. Все могло быть куда хуже, и дядя это понимал, но все же тяготился, перебирая альтернативные варианты. И главный из таких — что бы было, если бы он согласился на предложение Мыши прекратить конфликт? Суслики не отдали бы нам вампиров, об этом и речи быть не могло, но если бы им запретили играть в Бремшире и соседних графствах, Матильда сама бы братца удавила, чтобы не подсидел. И никто бы не погиб…