Страница 10 из 18
Но, в конце концов, когда Хельмут, не обладающий научным складом ума, принялся откровенно зевать, а Ирма, свернувшись калачиком на кровати, задремала, друзья решили, что на сегодня с них достаточно. Попрощавшись с Эммой и её тётей, ребята субвертировали домой, причём Теодориху пришлось проводить Рогге, иначе те обязательно затерялись бы в пространстве.
У стен Фюрстенберга, как всегда, царила тишина. Теодорих поднялся по лестнице и вошёл в комнату. Опекун находился там, по обыкновению, сидя у камина. Он не заметил прихода воспитанника, а тот вглядывался в лицо мужчины, подмечая произошедшие с тем страшные изменения.
– Герр Виттельсбах! – наконец окликнул он Конрада.
С трудом сфокусировав взгляд на лице мальчика, маг кивнул и махнул рукой на место перед огнём. Подросток опустился на колени у очага.
– Герр Виттельсбах, я должен вам кое-что показать, – неуверенно произнёс он.
Тот снова открыл глаза, в которых светился вопрос. Повернувшись к камину, Теодорих сосредоточился. Маленький язычок пламени оторвался от места, где родился, и, проплыв по воздуху, опустился на ладонь мальчика. Впервые за много дней лицо Конрада выразило интерес.
– Повтори! – потребовал он.
Под взглядом воспитанника угол ковра поднялся вверх, и тяжёлое покрытие стало само собой сворачиваться.
– Как ты это делаешь? – оживился опекун.
– Эмма объяснила, что маги, обладающие большой силой, могут действовать без заклинаний, в уме рисуя действия, приводящие к нужному результату. Конечно, для этого надо внутренне собраться…
– Эта девчонка Шнайдер чертовски умна, – пробормотал маг.
Устремив взгляд на частично скатанный рулон, Виттельсбах завершил процесс. Хмыкнув, он раскрутил ковёр снова.
– Надо же, – задумчиво произнёс колдун, – и почему же никто не додумался до этого раньше? У твоей подруги большое будущее.
– Но ей пришлось тренироваться, а мне это удалось с первого раза.
– Что ж, значит, как практик, ты сильнее. Её интеллект и твоя мощь…
Мужчина снова опустился в кресло и договорил:
– Вам стоит подумать о браке. И о сильных, умных детях.
Теодорих прыснул.
– Но нам обоим лишь тринадцать.
– В средние века женились и раньше.
– Я знаю, что так поступали в королевских семьях, – задумчиво сказал мальчик, – когда того требовали политические интересы. Но зачем такая спешка сейчас?
– Уведут, – коротко ответил опекун.
Закрыв глаза, он откинулся на спинку, добавив:
– Ты гораздо умнее и даровитее, чем я считал.
И погрузился в молчание. А с губ Теодориха не сходила улыбка. Редчайшее словесное одобрение сурового Виттельсбаха песней звучало в душе. И мальчик, как все дети, способный быстро забывать о невзгодах, ненадолго поверил в лучшее.
Глава 6
На следующий день Конрад проснулся от ощущения, что ему не хватает воздуха. Ломило грудь и онемело левое плечо. Осторожно заглянув внутрь себя, чародей увидел, что сердце, до сих пор не дававшее сбоев, раздулось и трепещет. Попытка стабилизации результатов не дала.
Виттельсбах не был знаком с природой сердечных болезней, но догадывался, что любое движение усилит нагрузку, поэтому лежал тихо, а в голове его снова начали кружить воспоминания. Прогнать их он не смог.
Семнадцатилетние Вольф и Конрад сидели на лугу в высокой траве, прислушиваясь к звонкому голоску перекликающейся с Хорстом Гизелы, по чьему капризу их и занесло сегодня в эти диковатые места. Стрекотали кузнечики, головы палил зной…
– И ни деревца, чтобы укрыться, – недовольно бормотал Майдель, вытирая пот. – Что за фантазия в такую жару развлекаться на открытом месте?
– Не ворчи, – с улыбкой сказал ему Виттельсбах, – посмотри, как здесь красиво.
– Тебе бы всё лютики-цветочки-бабочки, романтик ты наш, – фыркнул собеседник. – А о будущем ты задумывался?
– Да что о нём думать? – удивлённо спросил Конрад. – Нам в университеты не поступать и на службу не устраиваться. Как сложится, так сложится.
– Э-э, нет….
Вольф сорвал травинку, задумчиво пожевал её и выплюнул.
– Ты – потомок королевской династии. Как ты собираешься сие использовать?
Юноша поморщился.
– Никак. Меня и без того угнетает, что отец отказался от своего отшельничества и пытается приучить сыновей к светской жизни. Эти приёмы, рауты, где на нас смотрят, как на живые реликты… Бог мой! Неуёмное восхищение в лицо и косые взгляды за спиной. Не пожелаешь и врагу.
Виттельсбах передёрнул плечами.
– А самое неприятное, что мне постоянно навязывают «блестящие» партии из семейств Габсбургов, Гогенцоллернов и прочих благородных родов.
– Ну, и как? – оживился Майдель.
– Что, как? Большинство кандидаток – фальшивые, жеманные, не блистающие умом девицы. Да, что ум, красота – и та наносная. И все гораздо старше. Последний раз, например, нам с намёками представили некую Андреа, которой недавно исполнилось двадцать девять.
– Ого-го, – заржал Вольф, повалившись на спину. – Связать жизнь с древней старухой – это слишком! А колдуны среди них есть?
– Ну, да, – неохотно ответил Конрад, – я же говорил, что среди отпрысков аристократов много волшебников. И что?
– Как, что?
Молодой маг вскочил.
– Ты понимаешь, какие перспективы это перед тобой открывает. К совершеннолетию твоя магическая мощь достигнет апогея, и те, кто танцует сейчас на балах, придут именно к тебе.
Виттельсбах нахмурился.
– Это ещё зачем?
Майдель забегал вокруг приятеля, а потом снова кинулся на траву. Лёжа на животе и глядя в лицо Конраду, он развивал свою мысль:
– Теперешнему русскому дуксу «Серви ноктис» сто шесть лет. Я слышал, старик сильно сдал. Ещё год-другой, и его не станет. Тогда всё магическое сообщество обратится к сильнейшему. А это… кто? И у тебя есть ещё и то преимущество, что ты являешься потомком королей, а не простым дворянином. Власть может перейти к… кому? Понимаешь?
Собеседник помрачнел ещё больше.
– Вольфи, я не хочу никакой власти! В свете последних событий даже упоминания о моём происхождении стали меня раздражать. Кроме того, «Серви ноктис» меня не привлекает. Я не хочу входить туда, ясно?
Майдель разинул рот.
– Ты хочешь связаться с филиями – этими слюнтяями, которые не могут поднять руку на человека даже когда их убивают? Вот уж выбор так выбор, ничего не скажешь!
Конрад поймал прыгнувшего ему на запястье зелёного кузнечика и осторожно посадил того на травинку, любуясь изящным созданием.
– Я, вообще, не желаю ввязываться в политику, Вольф, мне равно претят как жестокость, так и пацифизм. Лучше уж стать инквиетумом. Я хочу жить обычной жизнью: жениться на Гизеле, воспитывать и учить детей, любоваться вот этой красотой….
Он развёл руки в стороны, словно пытаясь заключить в объятия всё, что их окружало.
– А оградить себя и семью от опасности я сумею всегда.
Взгляд Майделя похолодел. Кулак его опустился на замершего кузнечика, превратив несчастное существо в липкое месиво.
– Вот как надо бороться за своё место в мире! – заорал он так, что близ юношей полегла трава. – Ты не сможешь никого защитить, если у тебя не будет желания ударить! Имея возможность стать великим, ты хочешь отказаться от исторической миссии ради романтических бредней…
И язвительно подчеркнул:
– Твоя светлость…
Взвившись, Конрад что-то пробормотал сквозь зубы, и Вольф почувствовал, что не может шевельнуть ни одним членом: приятель наложил на него заклятие обездвиживания.
– Не смей делать такого при мне, – угрожающе процедил тот, показывая на останки насекомого. – И возвращаться к этому разговору тоже не вздумай. Я поделился с тобой своими планами, всё будет так, как я сказал, и даже не пытайся меня переубедить. Обтурацио!