Страница 8 из 12
- Вы говорите о той самой пластинке, что забрали из проигрывателя? С ней что-то не так?
- Это неважно! Так есть в этом каталоге записи о ней или вы не помните? - чуть зло прикрикнул Иннокентий на сына покойного.
- Вообще-то есть одна такая запись. Она в числе последних. Вот, глядите, - Василий взял один альбом и, раскрыв его на середине, где каталог обрывался, ткнул пальцем в строки. - "Пластинка без записей, куплена у Богомолцева на барахолке..."
- Дайте сюда! - Лисицын вырвал альбом из рук собеседника.
Он быстро отыскал взглядом нужную строку. Помимо упоминания места покупки там было сказано и еще кое-что: "Приобретена вместе с другими пластинками, списанными с завода "Звучание"".
- Есть еще и другие пластинки? Тут написано, что она была одной из списанных с завода.
- Конечно! Отец тогда около сотни приобрел для коллекции. Их отдавали по дешевке всем скопом на рынке, лишь бы избавиться... Многие, правда, совсем некачественные оказались.
- "Лишь бы избавиться"? Что это за пластинки такие? - замер Иннокентий.
- Оставшиеся после пожара на заводе грампластинок "Звучание".
Василий оказался пойман в ловушку пристальным взглядом Лисицына, который молча и напряженно ждал объяснений. Будто хищная птица, почуявшая добычу.
- Вы разве ничего не помните о пожаре на заводе? Это же тот самый завод, что в пригороде стоит, старый, советский еще, - последнее крупное в нашей области предприятие ведь было. Сколько народа там работало... Теперь "Звучание" закрылось навсегда из-за пожара. Здание и все прилегающие корпуса почти дотла сгорели, из хранилищ не уцелело и трети, а людей на том пожаре масса погибло. Кто в огне, а кто и после - не оправился от ран... То ли умышленный поджог, то ли на производстве какая-то неполадка была, вызвавшая возгорание. Невеселая история. И завод жалко, хороший был. И людей жалко, конечно.
- А все уцелевшие в пожаре пластинки, выходит, списали и за копейки сбыли на рынке? - догадался Иннокентий.
- Да, так и было. Они же все провонявшие были, многие поврежденные из-за жара. Конверты, опять же, сгорели... Кому такие нужны? А на рынке хоть за какие деньги скупили.
Неожиданно голова Иннокентия разорвалась от боли и истошного крика нескольких голосов:
- Пламя! Пламя!..
Лисицын схватился за уши, но шепоты не утихали - они стонали от боли прямо внутри его черепной коробки, будто вышедший из-под контроля внутренний голос.
- С вами все хорошо? Вы так напуганы! - Василий обеспокоенно вгляделся в лицо незваного гостя.
- Я... Я должен идти!.. - Иннокентий Петрович подорвался с места, вскакивая на ноги так бодро, словно ему было вовсе и не пять с лишним десятков лет.
Выбежав в коридор и все еще продолжая прикрывать свои уши, хотя вопли голосов постепенно стихали, Лисицын схватил пальто и вылетел за дверь, даже не попрощавшись с Василием, хотя тот, сам того не понимая, снабдил Иннокентия безмерно важной информацией.
Стремительно ворвавшись к себе домой, первым делом Лисицын схватился за телефон. И пока Иннокентий дрожащими от напряжения пальцами один за другим набирал номера всех своих знакомых, приятелей и перекупщиков, он раз за разом прокручивал в голове разговор с Василием.
Выходило, что пустая пластинка была создана на заводе "Звучание". И те голоса, что оказались запечатаны в ней, могли быть душами всех погибших в пожаре людей. Пластинка была проклята: страдания и боль, мучительная смерть, постигшая многих простых работников и работниц, сделали из черного винилового диска настоящий тотем ужаса, который жил теперь сам по себе и творил жестокие дела. Но вовсе не потому, что он сам по себе был зол, а лишь из-за собственного наполнения - ничего кроме страха и обреченности не было на этой пластинке. Она записала на себя крики умирающих, сгорающих в огне людей, которые не желали такой боли.
И единственным способом узнать подробнее о том, что произошло на заводе в день пожара, было отыскать выживших работников, которые могли что-то вспомнить и помочь Иннокентию избавиться от шепотов, которые все глубже и глубже проникали в его голову.
Обзванивая своих мимолетных знакомых, сомнительных товарищей, Лисицыну далеко не сразу удалось выйти на след некоторых людей с завода, о которых слышали в городе. В конце концов один из перекупщиков, с которым Иннокентий Петрович часто имел дело в последнее время, в знак их плодотворного сотрудничества согласился оказать услугу и как можно скорее разыскать работников, готовых встретиться с Лисицыным.
Все, что оставалось Иннокентию, - это томительное ожидание и беспокойство, которое не покидало его ни на мгновение последний день. Без устали прогуливаясь по собственной спальне, лишь иногда прерываясь на то, чтобы выглянуть в окно и отвлечься от собственных горьких дум, Лисицын боялся. Он постоянно вспоминал, как легко шепоты завладели его разумом, и опасался, что таинственные обитатели пустой пластинки в любой момент могли повторить свой трюк.
Но, к счастью, до самого вечера голоса так и не появлялись, а когда ближе к девяти часам раздалась оглушающе звонкая трель телефона, Иннокентий бросился к трубке, будто тонущий, ищущий спасения в тонкой соломинке.
- Извините, что поздно! Но я сделал то, что вы просили, - глухо и торопливо говорил голос в трубке. - Отыскал одну женщину, Марию Аврамову, которая была на заводе в день пожара.
- Отлично! Спасибо! Вы просто спасли меня!
- Да-да... Она согласилась встретиться с вами. Я уже обо всем договорился. Завтра прямо утром подъезжайте на улицу Мира, дом 3.
- Как завтра? - в голосе Иннокентия поубавилось радости, и он отрешенно опустился на край кровати. - Нельзя ли никак сегодня? Для меня это очень важно.