Страница 6 из 12
- Боль...
- Боль - это круговорот существования.
- Кто здесь?! - не своим голосом закричал Лисицын, выпутываясь из одеяла.
В комнате мгновенно повисло глубокое всеобъемлющее молчание. Отчаянно озираясь по сторонам, Иннокентий вскочил на ноги. Он прижался спиной к стене и, шумно дыша, метался взглядом по помещению.
- Здесь мы, - неожиданно тихо ответили мужчине, который уже почти убедился в собственном сумасшествии.
- Кто вы?! - с истеричными нотками в голосе воскликнул Лисицын и сжал нательный крестик.
- Мы - лишь шепоты...
- Какие еще шепоты? Откуда вы здесь взялись?! Покажитесь немедленно!
В ответ долгое время ничего не было слышно, но после томительного ожидания Иннокентий Петрович вдруг уловил тонкий женский голосок, напевающий слова:
- "Тому уж жизни незабвенной не возвратить..."
Дверь в спальню была приоткрыта, и за ней явственно надрывался в истошном лае Брамс, который не желал заходить в комнату.
- Пес раздражает... - проговорил грубый мужской голос, и Иннокентий вспомнил, что именно этот голос и эту фразу он вечером слышал в соседней комнате.
- Что вам нужно? Уходите из моего дома! Я не хочу вас слышать!
Лисицын сглотнул, чувствую, как от страха у него трясутся поджилки.
- Мы не можем.
- Мы живем здесь.
- В черном виниле, в звуках и в молчании...
Голосов было много, они перебивали друг друга и продолжали незаконченные фразы. Это были тонкие женские голоса и глухие мужские, словно в комнате находилось целое кладбище незримых призраков.
- Зачем вы пришли ко мне? Оставьте меня в покое!
- Ты сам принес нас на пустой пластинке. Нас слышат те, кто желает слышать.
- Но мы лишь шепчем.
- Пес раздражает, - зачем-то в который раз повторил грубый голос.
- Я не хочу вас слышать! Вас не существует!.. Вы - лишь кошмар, который мне снится! - отчаянно бормотал Иннокентий, а его губы дрожали. - Отче наш, иже еси на небесех!..
Но на слова молитвы и на крики Лисицына голоса не отреагировали, продолжая переговариваться между собой, о чем-то спорить и размышлять вслух. Тонкий девичий голос мурлыкал старый романс, а другой из голосов постоянно кашлял.
- Пламя, пламя кругом!..
- ... при годовом объеме выпуска пластинок около 3 миллионов штук...
- "Своей судьбы не забывай..." - ворковал кто-то еле-слышно.
- Не вижу в этом ничего хорошего!
Иннокентий Петрович чувствовал, как медленно и верно начинает тонуть в пучине голосов, которых, казалось, становилось лишь больше с каждой секундой. Он уже практически не следил за собственным беспокойным потоком мыслей, а лишь с открытым ртом прислушивался то к одному, то к другому голосу, зачарованный пением.
- Слушай шепоты. Шепоты приведут тебя туда, где не будет пламени, где ты забудешь об обреченности...
- Фу! Ну и вонь стоит!
Брамс за дверь надрывал связки, пытаясь докричаться до своего хозяина и вырвать его из гипнотического транса, в котором тот пребывал, замерев у стены без движения. Голоса поглощали его сознание, заставляя прислушиваться к себе и подчиняться.
- Пять альбомов для каталога - это не маловато? Думаю, нужно расширить коллекцию.
- Пес раздражает... - очень-очень тихо произнес мужской голос.
И все незримые призраки в комнате затихли во мгновение ока.
Но Иннокентий этого даже не заметил: внутри его головы все еще плескался океан шепотов.
- Раздражает.
- Верно...
- Он беспокоит нас.
- Он вторгается в нашу музыку!
- Заставь его замолчать. Мы не можем шептать, когда он гавкает, - не просьба, а настоящий приказ, отданный сухим черствым голосом, заставил Лисицына сдвинуться с места и, словно марионетку, подвешенную на нитях, медленно двинуться к двери.
Он перешагнул порог, сам еще не осознавая, почему его тело стало послушно чужой воле. Брамс жался к полу, встопорщив шерсть и не отрывая от своего хозяина преданный взгляд.
Иннокентий наклонился и резким движение свернул Брамсу шею.
Ветер пронизывал до костей. Он бушевал на улице, сгибая ветви деревьев, стуча в стекла молчаливых домов и подгоняя прохожих. Природа буйствовала, но вряд ли могла она сравниться с тем ураганом, что царил в душе Иннокентия Петровича Лисицына.
Он сидел на коленях прямо на земле, в последний раз прижимая к груди хрупкое тело Брамса, обернутое лишь в кусок ткани.
Верный пес, до последней минуты своей жизни защищавший хозяина, преданно позволивший околдованному шепотами Иннокентию приблизиться и убить его... И теперь ему наградой за службу и смелость была лишь неглубокая могилка.