Нефертити

— Египтяне никогда не любили воевать, — сказал под конец Суппилулиума. — Они сыты, разнежены и боязливы, мы же голодны, бесстрашны и неукротимы. Мы победим их!

Яркая, зажигательная речь властителя настолько воодушевила всех, что никто из полководцев не посмел высказать сомнений в будущей победе. Все разом поднялись и вдохновенно сказали: «Мы с тобой, веди нас, государь!» Даже Халеб, снова вернувшийся в ряды военачальников, хоть и молчал, но согласно кивал ободряющим выкрикам остальных. А всё потому, что, держа речь, правитель сказал: «Мы вступать в бой ни с колесничьим войском Эхнатона, ни с его конницей не собираемся. Мы выгребем из двух-трёх городов их содержимое и уйдём. А пускаться за нами в погоню египтяне не отважатся».

И что же теперь? Собрать их и сказать: «Я передумал, потому что испугался нашего старого оракула Азылыка, чьи советы я всегда презирал!» Да все воины и полководцы поднимут его на смех! Уж лучше смерть, чем такой позор.

Он перестал есть. Скулы так заломило от боли, что пропал аппетит, хотя молоденький барашек был нежен и хорошо прожарен. Его младший сын любит сырое мясо, и ему любой кусок кажется пережаренным. Правитель хорошо понимает, что Озри вовсе не шутит, и его фокус с телохранителями достаточно убедителен. Азылык же искусен, спора нет. Он мог и раньше свести его с ума, когда проник в сознание, но не сделал этого, пожалел. Теперь всё серьёзнее, и вождь хеттов словно попал в западню. Но должен же быть какой-то выход. Озри пьёт уже третью чашу. Он тоже боится, и это заметно.

— Но я уже не могу, не могу ничего переменить! — проговорил вслух Суппилулиума.

— Чего переменить, отец? — не понял Пияссили, закапав жиром чистый хитон.

— Замолчи! — прорычал властитель.

Озри взглянул на самодержца и опустил голову. Пияссили, наевшись, отправился в бассейн, и оттуда донеслись его громкие радостные вопли.

— Вот жеребец! — не без удовлетворения хмыкнул правитель, пытаясь вызвать оракула на разговор, но Озри упрямо молчал. — Я ничего не могу уже переменить. Войско готовится к походу, мои полководцы жаждут победы, и мы добудем её, чего бы нам это ни стоило! Это дело всей моей жизни. А угрозам кассита не верьте, да и не бойтесь вы его! Он труслив, как амбарная мышь, стоит только пригрозить ему. Я хорошо знаю эту мерзкую тварь! А сына твоего мы, конечно же, не тронем! Он где, в Мемфисе? Кстати, он должен нам помочь. Я отправлю к нему Гасили, и пусть твой сын начертит ему безопасные подходы к городу. Мы ворвёмся туда ночью, вырежем полгорода, остальные сдадутся. За день разграбим его и уйдём. Всё надо делать стремительно, и тогда победа сама упадёт к нам в руки! Верно говорю?

На тёмном, изъеденном красными гнойничками лице самодержца вспыхнула самодовольная улыбка. Озри слушал его и не мог шевельнуться от страха. Решение пришло само собой: не дожидаясь вступления в схватку Азылыка, у которого могут быть свои причины оттягивать роковой удар — этим он может удерживать в своей власти фараона, нагоняя на него страх, или у старого мага уже не хватает сил, чтобы воздействовать на вождя хеттов при таком удалении от него, — Озри должен действовать сам и без промедлений. Сейчас жизнь сына в его руках.

— Так где он живёт в Мемфисе? — спросил Суппилулиума.

— В Мемфисе? Надо вспомнить. Я ведь там никогда не бывал... — пробормотал оракул.

— Подожди, я приглашу Гасили! — не дожидаясь, пока оракул вспомнит, в какой части города живёт его сын, прервал его самодержец и дал знак стражнику, стоящему у входа.

Тот поклонился, и в то же мгновение раздался громкий вопль наследника. Властитель бросился на крик, и через некоторое время охранники внесли залитое кровью тело наместника. Больших ран не оказалось: разбитый нос, рот, ссадины на лбу и щеках, на груди, коленках. Но вид царевича был так ужасен, что вождь хеттов оцепенел, не в силах понять, что же произошло.

Телохранители сами были напуганы не меньше, но то, что они рассказали — как неизвестная сила приподняла Пияссили за волосы над бассейном, а потом швырнула подростка на землю, — повергло самодержца в смятение.

— Я даже видел руку, — прошептал один из стражников.

— Какую руку? — не понял царь.

— Руку этого чудища! Она вырастала из неба и была так огромна, что заслонила солнце! — трясясь от страха, выговорил охранник. — Она могла сгрести весь дом и зашвырнуть его куда угодно!

Озри пил вино, глядя пред собой.

— Отнесите сына наверх, в спальню! — опомнившись, приказал правитель. — Вызовите лекарей, и языки прикусить! Никому ни слова о том, что случилось!

Стражники поклонились и унесли царевича наверх. Суппилулиума взглянул на оракула.

— Хватит лакать вино! — злобно прошипел самодержец. — Мне нужен твой ясный мозг! Что происходит?!

— Это пока предупреждение. В следующий раз ты лишишься обоих сыновей сразу, потом очередь Мурсили, потом твоя. Азылык даёт тебе понять, что не шутит. Он истребит весь твой род и посадит на престол Халеба.

— Негодяй! Мерзавец! — выкрикнул властитель, и в то же мгновение сверху кубарем по лестнице скатились сначала два телохранителя, а за ними с воплями Пияссили.

Внезапно резким удушьем стянуло горло вождя хеттов, и он, потеряв сознание, рухнул на пол. Озри сам взял кувшин, наполнил свою чашу сладким вином, тотчас пригубил, причмокнув от удовольствия. Вино придавало ему сил. А потом, он не любил, когда ему начинали указывать, как себя вести за столом.

— Ну где там лекари? — недовольно пробурчал оракул, когда встревоженные грохотом стражники заглянули с террасы в столовую.

Оракулу ничего не стоило вышвырнуть двух телохранителей и царевича со второго этажа. И уж тем более сдавить горло властителю. Всё это были детские трюки по высвобождению собственной энергии и её использованию в пространстве, которым его ещё в детстве обучил старый маг и прорицатель Дар-эс-Ашим. Он сам выбирал себе учеников и, увидев однажды маленького Озри, сидящего голышом на пороге бедной финикийской хижины, остановил караван, с которым он шёл в Хаттусу, и долго смотрел на малыша. Потом присел на корточки, улыбнулся ему и таинственно поманил его к себе пальчиком. Озри поднялся и подошёл к страннику.

— Ты знаешь, кто я?

— Да, — сказал он. — Ты — волшебник.

Дар-эс-Ашиму это очень понравилось, и он взял мальчика к себе в ученики. Их было всего четверо, и уже через два года Ашим научил Озри передвигать сначала малые предметы, а потом и большие, до ста килограммов весом. Всё это в реальности оказалось не так уж сложно, особенно если находишься рядом с тем, кого требуется передвинуть. Азылык тоже владеет этим искусством, но на расстоянии такое даже ему не под силу. К счастью, рядом нет других оракулов, способных распознать козни Озри, иначе бы не сносить старому финикийцу головы.

Прибежали лекари, привели всех четверых в чувство.

— Отец, что происходит?! — придя в себя, завопил Пияссили. — Я не хочу здесь больше оставаться!

— Замолчи! — рявкнул самодержец, бросился к Озри, схватил его за хитон, да так, что ткань затрещала от разрыва. — Ты что расселся?! Я запрещаю тебе брать в руки чашу с вином!

Он поднял его на ноги, но Озри с такой ненавистью посмотрел на царя, что того невидимой волной отбросило в сторону. Всё случилось непроизвольно, само собой. Правитель отлетел почти к выходу на террасу, упав в ноги телохранителей. Прорицателя тотчас охватил страх, ибо он выдал себя, но пути к бегству были отрезаны: в проёме дверей стояли два рослых стражника и ещё двое, скатившиеся по лестнице со второго этажа, охая, потирали ушибы в нескольких метрах от него.

Властителя подняли, и он, поморщившись, недоумённо взглянул на оракула. К счастью, удар был сильный, и сообразительность не сразу вернулась к царю Хатти, чем и воспользовался прорицатель.

— Он теперь не успокоится, пока не истребит вас, ваша светлость, — громко сказал Озри, и лица у охранников мгновенно вытянулись.

— Все вон отсюда! Вон! — закричал властитель.