Нефертити

— Я вижу, вы также огорчены нашим бедствием, потому и собираетесь столь скоро нас покинуть, — переходя к утренней трапезе, вздохнул Саим.

— Да, — сочувственно кивнул Вартруум.

— Жаль! Мне, как хозяину, даже обидно, что я ничем не смог угодить такому дорогому гостю! Очень обидно! А потому скажу по секрету: нам, египтянам, повезло! — наклонившись к гостю, неожиданно прошептал хозяин.

— Вот как? — густо намазывая оранжевым мёдом горячую лепёшку, наливая себе молока и облизываясь, промычал гость. — А нам, хеттам, не очень, так?

— Именно так, дорогой, ибо у нас есть Илия! — восторженно объявил купец.

Хеттский оракул из египетских богов знал только Осириса, Исиду и Амона-Ра. Кто же такой Илия, он не ведал, а потому лишь уважительно кивнул.

— Илия — наш первый царедворец, — с гордостью пояснил Саим и, просияв, добавил: — Он первым прознал, что через семь лет настанет эта засуха, и все семь лет покупал во всех соседних странах дешёвое зерно. И запас его столько, что у нас, несмотря на недород, каждый день будут на столе мёд и лепёшки!

— Этот Илия — ваш придворный оракул? — насторожившись, заинтересовался Вартруум. Он даже перестал жевать, не сводя узких глаз с хозяина дома.

— Нет, он первый царедворец.

— А у вас есть оракулы?

— Да. Но Илия — первый царедворец.

«Не так просто предсказать то, что сбудется через семь лет, да ещё во всей природе, — отметил про себя волхв. — Даже Азылык на такое вряд ли способен!»

— Илия — великий человек! — заметив, как задумался гость, продолжил хозяин, не скрывая блаженной радости на мучнистом лице. — Мы все его уважаем, несмотря на то, что он ещё молод! Он так ведёт дела, что даже заезжие купцы хотят получить от него важный совет. Они сами мне не раз говорили: «Ваш Илия — великий человек!». Я с ним очень хорошо знаком! Бывал у него в доме, тесно подружился с его дядей, он тоже умный человек, и могу перед ним замолвить за вас словечко, если хотите! Ради Озри я готов это сделать. А потому не спешите уезжать! На днях мне должны привезти сладкого вина, а дядюшка очень любит такое вино. Я возьму четыре больших кувшина, пойду к ним в гости и попрошу дядю Илии замолвить за тебя словечко. Илия всегда слушается своего дядю. Не огорчайся, Вартруум! У нас так: если ты имеешь хороших друзей, то любые затруднения одолеть можно! Я прав?

Вартруум кивнул. Он не слушал этого болтуна, настраиваясь на волну Азылыка и с величайшей осторожностью приближаясь к его духовному полю, а точнее, облаку, которое обычно незримо окутывает каждого человека. Он на ощупь, с замиранием в душе входил в пропитанное кисловатой вонью незримое поле, ибо Азылык мог подстроить много всяких хитроумных ловушек, и тогда из этого облака ему не выбраться. Вокруг молодого тела оно плотное и вязкое, как смола, и не так-то легко в него проникнуть. Азылык же стар и окутан редкими слоистыми, как у потрёпанной курицы перьями, меж которыми зияли странные пустоты, но их-то и опасался посланник из Хатти. К счастью, никаких ловушек он не обнаружил. Войдя в духовное облако кассита, Вартруум услышал глухое, бессвязное бормотание души прорицателя, и ему даже стало жалко старичка.

— Мне и перед мудрейшим Озри неудобно, — улыбаясь, продолжил Саим. — Он, конечно же, скажет: ну что ж ты, Саим, помочь моему хорошему товарищу не смог? Как же так?! И что я ему отвечу? Потому очень прошу тебя: останься ещё на недельку и доверься мне, Саим разрешит все твои трудности!

— Нет, я ухожу, — громко и отчётливо, не скрывая волнения в голосе, выговорил хетт. — Мне придётся уйти, ничего не поделаешь, так распорядилась судьба.

Он сказал это для того, чтобы Азылык его услышал. И до старого кассита дошёл его голос. Великий волхв кивнул и снисходительно усмехнулся: поделом этому недоумку, пусть убирается из его города, иначе оракул его раздавит. Хотя за последние годы он разучился мстить и обороняться, стал ленив и заметно поглупел. Хорошая жизнь и сытная еда до добра не доводят.

— Нет-нет, никаких отказов не принимаю! — посерьёзнев, категорически заявил Саим. — Не принимаю, и всё! Это же позор перед соседями! Приехал важный гость, да ещё издалека, побыл всего ничего и уехал! Как же так?! Гость — посланник богов, говорят у нас, а получается, что я его прогоняю! Нет!

Вартрууму захотелось подняться и разбить о лысую башку Саима большое глиняное блюдо, на котором ещё несколько мгновений назад лежали столь вкусные лепёшки, что он съел восемь штук сразу. Он повидал много глупцов за свою короткую жизнь, но такого тупого торговца встречал впервые.

— Мне очень жаль, уважаемый Саим, что своим отъездом я приношу вам столь глубокое огорчение! Мне приятно, что вы хотите помочь вашему другу Озри и мне. Я также верю, что вы в состоянии нам помочь. Я съел восемь лепёшек, ибо ничего вкуснее в своей жизни не пробовал, особенно когда их ешь с мёдом и молоком! Чем ещё убедить вас, что вы самый гостеприимный хозяин на всей земле?! Но через несколько дней я должен отбыть! Мой повелитель Суппилулиума оповестил меня, что ждёт в Хаттусе, и я не могу его ослушаться!

Вартруум победно улыбнулся. Такой яркой и складной речи произносить ему ещё не приходилось. Ещё через полчаса хетту удалось вырваться из гостеприимных объятий египетского купца и выскользнуть в город. К счастью, город только просыпался, слуги разжигали очаги, чтобы готовить стряпню, и запахи лишь начинали роиться в воздухе. Через час прорицателю из Хатти нелегко пришлось бы в своих поисках: найти один запах из сотни тысяч почти немыслимо. Но служанки ещё не размалывали в ступе пряности, а хозяйки не сурьмили брови, не накладывали румяна; пока над домами витали запахи людей и животных, и хеттский оракул стремительно продвигался по узким улочкам Фив от окраины, где жил Саим, к центру.

Не доходя двух кварталов до дворца фараона, посланник Суппилулиумы неожиданно остановился: из дворика одного из богатых особняков, окружённого высоким забором, вдруг потянуло тем самым кисловатым душком, напоминавшим лошадиный пот, который хетт никогда бы и ни с чем не спутал. Ошибиться было невозможно: Вартруум находился в нескольких шагах от своего заклятого врага Азылыка. У молодого оракула волнительно забилось сердце.

За забором послышались громкие голоса слуг, их торопливые шаги, скрип дверей, скрежет ножей; судя по отдельным отрывистым звукам и хозяйственным выкрикам, обилию прислуги, большой территории самого дома, крепким воротам, кассит принадлежал к богатому сословию египтян. Странно только, что никто из сорока таинников, посланных ещё раньше вождём хеттов в Египет, никогда не слышал о нахождении прорицателя не только в Фивах, но и в других городах, хотя тайные воины Суппилулиумы искали беглого оракула долго и усердно, подкупая писцов и важных городских чиновников. И среди придворных оракулов и звездочётов никого похожего по описанию на Азылыка таинники также не нашли. Вартрууму же удалось. Он стоит рядом с его домом, находящимся неподалёку от царского дворца, мимо которого таинники властителя Хатти проходили наверняка не однажды и уж конечно, интересовались тем, кто в нём проживает. Выходит, Азылык сменил и своё имя, прозываясь, верно, каким-нибудь финикийским или ливийским принцем. С него станется.

Вартруум снова принюхался, и последние сомнения развеялись: удушливо-кисловатый запах среди десятка прочих принадлежал только Азылыку. Можно было остаться, подождать, пока появится кто-то из слуг, свести с ним знакомство и за кошель серебра выспросить всё о хозяине: кто, что, откуда, чем занимается, где спальня. Однако кассит уже проснулся, через минуту-другую придёт в себя и обнаружит присутствие упрямого хетта у своих ворот, а это ни к чему. Самоуверенность хороша в дружбе с осторожностью.

Нюхач из Хатти запомнил дом, ворота и не спеша двинулся к дому Саима. Теперь осталось лишь договориться с работниками купца: дать им три кошеля с серебром за одну голову Азылыка, подсказать дом и кого из этого жилища надо похитить. За один день, возможно, ничего не удастся сделать, слуг в особняке кассита немало, и тот наверняка редко его покидает. Легче проникнуть туда, убить подлого изменника, нежели похитить. Но Суппилулиума потребовал его голову, и Вартруум обязан её ему доставить.