Страница 23 из 36
Наступил вечер, и я подумывал, как найти предлог для прощания, но погода решила за меня. Когда я встал из-за стола, с сожалением отложив в сторону ярко раскрашенную серию рисунков с приключениями злосчастного сиротки, раздался сильнейший удар грома.
– Я не могу вас отпустить, – сказал Крафтон. – Вы не морж и не утка и живым до рыночной площади не доберетесь. К тому же сообщение с Лондоном уже прекратилось. Могу предложить вам гостеприимство одинокого человека. Вы согласны?
Я с признательностью принял приглашение.
Гроза то стихала, то принималась бушевать с новой силой; дождь превратился в ревущий водопад.
– Комната, куда привел меня хозяин, выглядела очень уютной. Фламандские сундуки сверкали всеми цветами радуги. Над камином из черного мрамора с белыми прожилками висела картина Жерара Доу.
Холодный ужин, поданный на драгоценном голландском сервизе из фаянса, состоял из больших ломтей копченой ветчины, рыбы в маринаде, нежного овечьего сыра и засахаренных фруктов.
Наш разговор перешел от лубочных рисунков к военным приключениям. Полковник говорил, не скрывая своей радости.
– Поймите меня, мой друг, – он уже величал меня другом, поймите меня… Я молчу целыми месяцами, а сегодня упиваюсь словами – у меня недержание речи! По такому поводу я отступлю от строгих правив воздержания. Как вы относитесь к араковому пуншу? Я выпью капельку вместе с вами.
– Гроза ушла к югу, и дождь перестал стучаться в закрытые ставни.
Я глянул на массивные фламандские часы и удивился столь позднему часу.
– Без двадцати час. Как бежит время, полковник!
Мои слова оказали неожиданное действие.
Крафтон с дрожью положил трубку, сбросил испуганный взгляд на пожелтевший циферблат и простонал:
– Без двадцати час! Вы сказали, без двадцати час!
– Конечно, – ответил я. – Когда беседуешь о столь интересных вещах и попиваешь столь чудесный напиток…
– Бога ради, – воскликнул он, – не покидайте меня… Скажите, мой друг, который час показывают стрелки?
Он позеленел от страха, и по его подбородку стекала струйка слюны.
– Ну что вы, полковник, минутная стрелка ползет к сорок пятой минуте. Скоро будет без четверти час!
Крафтон издал вопль ужаса.
– Почему же я не сплю в сей поздний час? – крикнул он. – В этом замешаны адские силы. Который час?
– Без четверти час, полковник… Уже бьет три четверти!
– Проклятие! – захрипел он. – Вот она!
Дрожащим пальцем он указал на темный угол комнаты и повторил:
– Вот она! Вот она!
Я ничего не видел, но странное недомогание стеснило мне грудь.
– Тень… Тень, являющаяся без четверти час… Вы видите ее?
Я поглядел туда, куда он указывал пальцем, но ничего необычного не увидел.
Он опустил голову и забормотал:
– Конечно, вам ее не увидеть. Она так легка, так субтильна, эта тень. Но вы можете слышать ее.
– Ваша тень шумит?
– Стучит. Призрак, который ужасно стучит.
– Я прислушался и ощутил, как на меня начинает накатывать беспричинный животный страх.
Издалека доносились глухие стуки, равномерно отбивавшие какой-то гнетущий дьявольский ритм.
Я растерянно смотрел по сторонам и не мог понять, откуда идет этот угрожающий стук.
Звуки то раздавались рядом и дребезжали, как надтреснутый колокол, то удалялись, как быстрый конский топот, потом возвращались обратно и походили на хлопанье перепончатых крыльев невидимых летучих мышей.
– Откуда этот шум? – нервно прошептал я.
Полковник поднял на меня остекленевший взгляд.
– Это стучит тень.
– Где? – с отчаянием воскликнул я.
– Пойдем и посмотрим, – вдруг с твердостью сказал он, схватил лампу и двинулся по коридору впереди меня.
Звуки стали почти неразличимыми и словно растворились в воздухе, будто чьи-то неуверенные руки постукивали по потолку.
Я сказал об этом хозяину, и тот, подняв голову, прислушался.
– Нет! Они доносятся из-под пола, из погреба. Прислушайтесь!
Из мрака погреба, дверь которого отворил подполковник, доносился стук деревянного молотка, обернутого тряпицей.
– Пошли, – приказал он.
Звуки становились все внятней, и я, сам не знаю почему, боялся подойти к месту, где они рождались.
Вдруг Крафтон распахнул дощатую дверь, и я увидел просторный винный погреб с рядами бутылок.
Он поднял лампу к потолку и копотью начертал на своде круг.
– Она стучит! Боже, как она стучит!
– Кто… кто она?
– Тень! Всегда без четверти час. Она всегда стучит в это время, а я сплю и не слышу ее, ибо хочу спать и не слышать. А этой ночью вы заставили меня бодрствовать, проклятое вы существо!
Я глянул на него – он был отвратителен.
Глаза покраснели, и в них вспыхивали яростные огоньки. Открыв рот, он обнажил желтые кривые зубы с огромными клыками. Неужели передо мной мягкий, доброжелательный человек, любитель нежных лубочных картинок?
– Грязный шпион! – закричал Крафтон и поднял руку. С невыразимым ужасом я увидел, что его кулак сжимает ручку громадной сечки, заточенной словно бритва.
– Скотина!
Лезвие просвистело у самого моего носа, и во все стороны полетели осколки бутылок – в погребе запахло портвейном и ромом.
И тут, как ни странно, ко мне вернулось самообладание: я перестал страшиться невидимки.
– Полковник, – спокойно сказал я, – нам мало одной тени, являющейся без четверти час?
Он замер и тихо опустил сечку, зловещие огоньки померкли в его глазах.
Лампа упала и погасла, но, к счастью, не взорвалась.
Несколько минут я стоял в непроницаемом мраке. Тишина была полной: прекратились все стуки.
Я чиркнул спичкой и увидел мертвого полковника Крафтона, распростертого на плитах погреба…
Не помню, как добрался до трактира «У веселого возчика», а утром вернулся в дом полковника с судебными чиновниками, и врач констатировал, что Крафтон умер от разрыва аневризмы.
– Разройте пол погреба, – сказал я полицейскому офицеру.
– Зачем?
– Чтобы извлечь труп миссис Крафтон, убитой мужем несколько лет назад в приступе ревности.
Труп с рубленой раной на голове был найден.
Я рассказал странную и мрачную историю об ударах, звучавших в ночи, и врач, который не выглядел дураком, покачал головой.