Страница 10 из 36
– Мисс Сьюзен…
Ошибки быть не могло – колыхалась не только занавеска, в движение пришла дама в голубой мантии. Только что она стояла лицом к нему, а теперь взору предстал ее суровый профиль.
В голову ему пришла глупая мысль – ведь за время своей карьеры мисс Сьюзен выступала и в роли «Миссис Перси, гнусной убийцы».
Почему вдруг вернулось бессмысленное прошлое?
Дважды, пытаясь спасти ускользающий разум, мистер Кобвел простонал:
– А ошибка не в счет!
Потом он вскрикнул, и то был единственный пронзительный вопль, в котором сквозили ужас и надежда на чью-то случайную помощь извне.
Как ни странно, но крик был услышан, и услышал его сержант Лэммл, единственный констебль, блюститель порядка в Ингершаме.
В этот момент он стоял на тротуаре перед «Большой Галереей Кобвела» и глядел в сторону Грини, где надеялся сегодняшней ночью изловить браконьера.
Крик не повторился, и Лэммл пожал мощными плечами:
– Опять кошки!
А мистер Кобвел закричал снова, увидев топор.
То был его последний призыв в этом мире.
Мисс Чиснатт вошла, как обычно, через садовую калитку. Она заварила чай в офисе и позвонила в большой медный колокольчик, который будил, и звал к завтраку ее хозяина.
Ответа не последовало. Она поднялась на второй этаж, вошла в пустую спальню, увидела несмятую постель, наткнулась на мистера Грегори Кобвела в «Галерее искусств» и тут же завопила, ибо, как она позже поведала всему городку, «вид он имел ужасный, а глаза его почти вылезли из орбит».
Через десять минут мэр Чедберн, аптекарь Пайкрофт и сержант Лэммл стояли перед трупом.
Еще спустя десять минут явился старый доктор Купер, по пятам которого шел мистер Сигма Триггс.
В особо серьезных случаях мэр имел право на месте назначать одного или нескольких помощников констебля, и мистер Чедберн назначил таковым бывшего полицейского секретаря.
– Я склоняюсь к мнению, что смерть наступила естественным образом, – заявил Купер, – но окончательный диагноз сообщу только после вскрытия.
– Естественная смерть… Ну, конечно! – пробормотал мистер Триггс, уже мечтавший снять с себя будущую ответственность.
– Вид у него странный, – задумчиво произнес сержант Лэммл и принялся сосать карандаш.
– Слабое сердце, – вставил аптекарь Пайкрофт. – Я иногда продавал ему сердечные капли.
– Интересно, куда он так смотрит, – пробормотал сержант Лэммл. – Вернее, куда он смотрел перед смертью?
– На ту картонную ведьму, – проворчала миссис Чиснатт, не упустив счастливой возможности вставить словцо. – Он только и смотрел на эту бесстыжую девку. Когда-нибудь небо должно было его покарать.
– А я ведь слышал его крик, – как бы в раздумье продолжал Лэммл. – Не сомневаюсь, что кричал он.
– Что такое? – осведомился мистер Чедберн.
Карандаш сержанта проследовал изо рта в волосы.
– Трудно сказать. Сначала мне показалось, что выкрикнули имя. Слышалось Гала… Гала… Галантин; странно как-то, студень здесь ни при чем. Потом раздался вопль, и все стихло.
– Он смотрел на манекен, – тихо проговорил доктор Купер. – Мне не часто приходилось видеть выражение такого ужаса на лице мертвеца.
– Без дьявола здесь не обошлось, – снова вмешалась в разговор миссис Чиснатт. – И в этом нет ничего удивительного.
– А можно умереть от страха? – спросил мистер Чедберн.
– Конечно, если у человека слабое сердце, – ответил мистер Пайкрофт.
– Окно открыто, – заметил Сигма Триггс.
– Такого никогда не случалось! – взвизгнула миссис Чиснатт.
– Ему не хватало воздуха, и он решил подышать, ухмыльнулся аптекарь. – Не так ли, доктор?
– Мда… безусловно, – согласился врач.
Сержант Лэммл обошел магазин, вернулся с биноклем в руках и сообщил:
– Он валялся у витрины.
– Дорогая вещь, – вставил Триггс. – Удивительно, что он его бросил.
– Там же валялось и это, – продолжал сержант, протянув ему солнечную дразнилку.
Мистер Триггс осмотрел крохотный аппарат и в раздумье покачал головой.
– Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, каким целям служит эта вещь, – назидательно произнес он. Грегори Кобвел забавлялся, посылая солнечные зайчики в глаза прохожим. Черт подери!.. Бедняга даже до меня добрался вчера во второй половине дня.
– Несчастное взрослое дитя! – громко произнес мистер Чедберн.
– И все же у него не все были дома, – с горечью сказала миссис Чиснатт. – Вы только подумайте, он выбрал себе эту грошовую куклу вместо настоящего божьего создания, ведущего праведную жизнь и имеющего незапятнанную репутацию.
– Вскрытие покажет, – решительно подвел итог дискуссии доктор Купер.
В заключении говорилось о естественной смерти, наступившей от эмболии.
Двенадцать честных и лояльных граждан, члены жюри, собрались в красивейшей зале ратуши и вынесли свой вердикт, а потом угощались за счет муниципалитета портвейном и печеньем.
Дело Грегори Кобвела было закрыто.
В тот же вечер Сигма Триггс и Эбенезер Дув с удобством разместились в уютных креслах перед громадными бокалами с холодным пуншем и раскурили свои трубки.
– Теперь мой черед рассказывать истории, – начал Сигма Триггс и в мельчайших деталях пересказал трагические события, благодаря которым он несколько часов исполнял обязанности почетного констебля.
– Подумайте только, этот толстый разиня Лэммл слышал его крик «Галантин!» Смешно. Почему студень, а не окорок или сосиска?
Мистер Дув извлек изо рта трубку и начертал его в воздухе некие кабалистические знаки.
– Кобвел учился на архитектора, мечтал об известности и обладал обширными познаниями в мифологии.
– И какова же роль этой мифологии – Боже, до чего трудное слово – во всей случившейся истории? – осведомился Сигма Триггс.
– Он крикнул не Галантин, а Галатея, – заявил мистер Дув.
– Галатея? Не знаю такой…
– Так звали статую, в которую боги вдохнули жизнь.
– Статуя, которая ожила… – медленно пробормотал мистер Триггс. Он больше не смеялся.
– Итак, мой дорогой Триггс, историю придется рассказывать мне. – Старый каллиграф отпил добрый глоток пунша и щелчком сбил пепел с трубки. – Во времена античных богов жил на острове Кипр молодой талантливый скульптор по имени Пигмалион…