Литературный призрак

– Да нет, как вас звали в прежней жизни? Ваше настоящее имя?

– Танака. Кэйсукэ Танака.

– Ваш альфа-потенциал, Кэйсукэ Танака?

– Шестнадцать целых девять десятых.

– Место рождения?

И вдруг я понимаю, что попался. Офицер – он и есть зло. Он расколол меня вопросами и теперь может поглотить. Последний шанс спастись – не подавать виду, что я обо всем догадался. Продолжаю что-то лепетать, но тут в туннеле появляется девушка. Она приближается к нам, в руках у нее футляр со скрипкой и цветы. Я видел ее где-то раньше. В моем грязном прошлом, до очищения. Зло в обличье офицера поворачивается к ней и начинает ту же игру.

– Вы что, не слышали о зле? Кто вас сюда пустил? Назовите свое имя, адрес, род занятий! Немедленно!

Я хочу спасти ее. Без всякого плана в голове хватаю за руку, и мы мчимся изо всех сил, быстрее ветра.

– Почему мы бежим? – спрашивает она.

Иностранка на холме, смотрит, как погружается в землю деревянный столб.

– Некогда объяснять! Офицер – он вовсе не офицер. Это оборотень. Он – то самое зло, которое обитает в туннеле.

– Уверяю, вы ошибаетесь!

– Что? А вы откуда знаете?

Мы бежим, крепко держась за руки. Тут я наконец-то смотрю ей прямо в лицо. Она косится на меня и улыбается – ждет, когда я оценю жуткую шутку. Вот оно, подлинное лицо зла.

Утром вышел пораньше, чтобы осмотреть остров. Море млечно-бирюзовое. Песок белый, горячий и вязкий. То и дело встречались птицы, которых я никогда раньше не видал, и бабочки, розовые, как лосось. Вдоль берега гуляла влюбленная парочка, а с ними – собака лайка. Парень не переставая что-то шептал на ухо девушке, а та не переставая смеялась. Собаке очень хотелось поиграть с палкой, но не хватало ума сообразить, что палку нужно принести хозяевам под ноги. Когда парочка проходила мимо, я заметил, что они без обручальных колец. В занюханном магазинчике купил пару рисовых колобков на завтрак и банку холодного чая. Поел, сидя у какой-то могилы. Пытался припомнить, когда же в последний раз я где-нибудь чувствовал себя своим. Если не считать Прибежища, конечно. После еды пошел дальше. Миновал старое камфорное дерево и поле, где пасся на привязи козел. Жара стояла такая, что крестьяне в широкополых плетеных шляпах обливались потом. Из их приемников неслись жестяные звуки поп-музыки. На обочине ржавели автомобили, решетки радиаторов проросли травой. Далеко в море выдавалась одинокая коса, на ней стоял маяк. Я подошел к нему. На дверях – замок.

Какой-то фермер притормозил у обочины и предложил подбросить. Я стер ноги до крови, поэтому согласился. Говорил он на жутком местном диалекте, и я с трудом разбирал его слова. Он начал беседу с погоды, и я издал все междометия, какие полагаются в таком случае. Затем он перешел к моей персоне. Он знал и в какой гостинице я остановился, и на какой срок, и мое вымышленное имя, и профессию. Он даже выразил мне соболезнование по поводу смерти жены. Слово «компьютер» он произносил, как бы заключая его в кавычки.

В гостинице вовсю шел обмен сплетнями. Телевизор беззвучно мигал. Над пятью чашками с зеленым чаем на кофейном столике поднимался пар. Вокруг стола расположилась компания: мужчина, с виду рыбак, женщина в рабочих штанах, которая сидела по-мужски, худышка с тонкими губами и тип с огромной бородавкой, свисавшей у него над глазом, словно гроздь винограда.

Все внимали старухе, хозяйке гостиницы.

– У меня до сих пор перед глазами стоят эти кадры! По телевизору показывали, как все случилось. Несчастные люди бежали, прижимали платки ко рту… Кошмар! Просто кошмар! Добро пожаловать, господин Токунага. А вы в тот день были в Токио?

– Нет. Уезжал по делам в Иокогаму.

Я просканировал мозги всех присутствовавших – не шевелятся ли там подозрения на мой счет. Нет, все в порядке.

Рыбак закурил и осведомился:

– А что там творилось на следующий день?

– Испуг, конечно. Всеобщая паника.

Женщина в штанах кивнула и сложила руки на груди.

– Одно утешает, – похоже, этой банде сумасшедших скоро конец.

– Что вы имеете в виду? – спросил я. Голос вроде не дрогнул.

– А вы разве не слышали? – удивился рыбак. – Полиция захватила штаб-квартиру Братства. Давно пора. Их банковские счета заморожены. Их так называемому министру обороны предъявлено обвинение в убийстве бывших членов секты. Еще арестованы пятеро участников диверсий в метро. Двое повесились в камерах. Но в предсмертных письмах сказали достаточно, чтобы продолжить аресты. Да вот же, возьмите мою газету.

Я отдернул руку от пачки пропитанных ложью, ядовитых листков.

– Нет, спасибо! А что слышно про Учителя?

«И пусть даже ветви сгорят в лесном пожаре, но могучий ствол даст новые побеги!»

– Про кого, про кого? – Бородавчатый сморщил нос, будто резиновый.

Мне захотелось придавить ему шею коленом и отрезать уродливый отросток острыми ножницами.

– Ну, про главу Братства.

– А, вы про этого мерзавца! Скрывается, как последний трус. Бежал, словно крыса. – Бородавчатый задохнулся от ненависти.

Каким беспросветным зверинцем стал этот мир, если ангелов тут мешают с грязью!

– Он просто дьявол, вот он кто! Самый настоящий, из преисподней.

– Олицетворение зла! Пожалуйста, вот ваш чай, господин Токунага! – Старуха налила мне чашку зеленого чая.

Мне хотелось поскорее запереться в своей комнате и все обдумать, но прежде надо было выведать у них побольше.

– Он обирает несчастных дураков, которые к нему тянутся. Морочит им головы, разыгрывает из себя отца, а потом посылает их на преступления. Они делают за него всю грязную работу, исполняют его кошмарные фантазии. А он как будто и ни при чем.

Их тупость и слепота меня убивают. Как сделать, чтобы этот сброд начал хоть что-то понимать!

– Просто в голове не укладывается, – встряла женщина в штанах. – Как это все возможно? Он ведь там не один, правда? В Братстве было много умных людей, с университетскими дипломами, из хороших семей. Полицейские, учителя, ученые, адвокаты. Уважаемые люди. Как они могли поверить в этот альфа-бред? Почему захотели стать убийцами? Почему? Неужели в мире столько зла?

– Промывание мозгов, – заявил бородавчатый, переводя палец с одного собеседника на другого. – Промывание мозгов.

Худышка рассматривала дракона на стенках своей чашки.

– Дело не в этом. Они вовсе не хотели стать убийцами. На самом деле они пытались отречься от своего внутреннего «я».

Крайне противная особа. И голос ее словно доносился из соседней комнаты.

– Я не совсем поняла вас, – сказала та, что в штанах.

– Общество – это внешнее отречение. – Худышка произнесла это слово так, что я сразу понял: учительница. – Мы отказываемся от части своих свобод, а взамен получаем блага цивилизации: защиту от голодной смерти, от бандитов и от холеры. Это честная сделка. Образовательно-воспитательная система общества подписывает этот договор от нашего имени в момент нашего рождения. Однако у каждого есть внутреннее «я». Оно решает, в какой мере принимать этот договор. Внутреннее «я» – это личная ответственность каждого. По-моему, вся эта молодежь, которая вступила в Братство, просто-напросто перепоручила свою личную ответственность Учителю, а уж он распорядился ей по своему усмотрению. Вот так. – Она указала на газету.

– У вас весьма шаблонные представления, – не удержался я.

Худышка посмотрела мне прямо в глаза. Я выдержал ее взгляд. А у нас в Прибежище женщин учат смирению.

– Но почему? – Рыбак глубоко затянулся сигаретой, надул щеки. – Почему его последователям так хотелось отказаться от своей воли?

– Об этом надо бы спросить их самих. – Худышка не сводила с меня взгляда. – У каждого, наверное, свой ответ. Кто-то находит удовольствие в унижении и рабской зависимости. Кто-то страдает от страха одиночества. Кто-то тоскует по чувству сопричастности. Кто-то хочет стать большой рыбой в маленьком пруду. Кто-то жаждет чуда. Кто-то мечтает отомстить родителям и учителям, которые всем сулят успех в будущем, а посулы не всегда сбываются. Этим людям нужен красивый миф, который невозможно осуществить – а значит, испортить. Отказ от своей воли для них – цена ничтожная, и они охотно платят этой монетой за счастье. Ведь на их Новой Земле своя воля им не понадобится.