Страница 23 из 28
– А если она просто ленивая сучка, и все? Почему ты думаешь, что мои слова на нее подействуют?
– Ну как же, китайский менталитет! У китайцев такая психология: если покажешь им, кто хозяин, они слушаются. На меня она смотрит, как на кусок собачьего дерьма. Жена Тео рассказывала, у них такие же проблемы. Даже если она не поймет ни слова, не беда. Все, что нужно, эти люди понимают по интонации.
Вот так в воскресенье и состоялась моя встреча с горничной. В общем, Кати сама нас свела.
Я предполагал увидеть уборщицу. Горничная есть горничная. Ей оказалось лет двадцать восемь – двадцать девять. Она была в униформе – белая блузка с черной юбкой, черные колготки – и слегка вспотела. Она выслушала, как я отбарабанил свой монолог, – безразлично, стараясь не смотреть мне в глаза. У нее были роскошные волосы и смуглая кожа. Увидев ее, я уже через тридцать секунд понял: рано или поздно мы с ней окажемся в постели. И я знал, что она тоже это понимает.
С этого момента, даже в те ночи, когда мы с Кати занимались любовью по три раза кряду, чтобы она забеременела, я закрывал глаза и представлял, что подо мной лежит горничная.
Тропинка, огибая траппистский монастырь, резко уходила в гору, в самую сердцевину розовеющего утра. Вскоре вершины деревьев остались далеко внизу. Я даже не предполагал, что в этих краях так много неба! Я сбросил пиджак, перекинул его через плечо. Кейс по-прежнему сжимал в руке.
Дошел до выступа скалы, присел. Сердце гудело, как струны контрабаса. Может, принять таблетки? Доктор, который лечит сотрудников компании Кавендиша, китайский шарлатан, сказал: «Принимайте по три таблетки в день, и все будет в порядке». Я спросил, что это за таблетки. Он ответил: «В этой бутылочке зеленые, в этой – розовые, а в этой – синие». Спасибо, доктор. Сегодня обойдусь без ваших таблеток.
На небе – сплошная алхимия. Солнце растопило свинцовую серость и превратило ее в серебро. Сквозь серебро постепенно начинала просвечивать синева. Хороший денек выдался.
Поросшая бурым плюшем глыба подняла голову, моргнула, сочувственно посмотрела на меня и замычала. Когда я в последний раз был рядом с коровой, если не считать отбивной? Забыл. Давным-давно, в Уэльсе. Гонконг поблескивал вдали, сквозь дымку. Небоскребы и строительные леса тянулись кверху, тесня друг друга, словно деревья в джунглях.
Зазвонил мобильный, и меня как током тряхнуло.
Черт, что же я натворил. Боже, помоги мне проснуться, очнуться, вернуться на землю!
Корова опять печально замычала. Да в бога душу мать! Я адвокат. Я живу в мире, где «тринадцать» означает только одно – «тринадцать миллионов баксов». А я прогуливаю работу, как школьник контрольную по математике. Это тайваньцы! Думай! Какая причина покажется им достаточно веской и уважительной, а не надуманной отговоркой? Что можно привести в свое оправдание? Похищение? Нет, сердечный приступ? Аврил знает, что я принимаю лекарства от сердца. Припадок? Думай, думай! Сильный, невыносимый, мучительный приступ тошноты. А как я объясню, почему не сел на паром? И вообще, придется платить доктору, предъявлять квитанцию об оплате, искать внушающих доверие свидетелей…
Отвечай! Отвечай же!
Я нажал кнопку «ответить» и сказал, э…
Нил, а не пора ли тебе самому решать, что такое настоящий кризис?
Э… Ничего. Я слушал удары сердца – как разрывы гранат в соседней долине.
– Нил? Нил? – Аврил, конечно. – Нил, где ты?
Большая муха села мне на колено. Готический трехколесный велосипед. Уф, отпустило.
– Нил! Ты слышишь меня? Цзян Юн здесь. Он предельно вежлив, но совершенно не понимает, что могло тебя так сильно задержать. И я тоже не понимаю. И Джим Херш вряд ли поймет. Если Цзян Юн для тебя недостаточно важная персона, то имей в виду, из Петербурга тебе уже дважды звонил господин Грегорский. А сейчас еще даже не девять утра.
Я посмотрел на свой «ролекс». Надо же, как время пролетело. Корова поморщилась. Я учуял запах свежей навозной лепешки.
– Я знаю, что ты там, Нил. Я слышу, как ты дышишь. Сейчас тебя спасет только одно – если твой паром перевернулся. Нил, ты слышишь меня, Нил? Если ты не в состоянии говорить, стукни два раза по телефону, хорошо?
Ага! В ее хамском тоне уже зазвучали нотки сомнения. Я хихикнул. Умница Аврил всегда найдет выход. Она далеко пойдет, наша Аврил.
– Нил! Ничего смешного! Ты срываешь крупнейший контракт, который нам когда-нибудь светил! О котором можно было только мечтать. Мне придется сообщить о твоем поведении господину Кавендишу. Ты ведь не рассчитываешь, что я буду тебя покрывать?
Да заткнись ты уже, достала. Я нажал «отбой» и положил чертову штуковину на теплый камень.
В небе кружил гриф. Появилось облако-наковальня.
Их появление невозможно заметить. Они таятся в укромных пыльных уголках. Они разрастаются до невероятных размеров, а ты не подозреваешь о них ни во сне, ни наяву, не видишь их истинного облика. А потом в один прекрасный день – случайная встреча, промельк желаний, неведомых тебе самому, и засовы сдвигаются…
Аврил добралась-таки до моего пейджера. Господи, я до зубов вооружен всякой телекоммуникационной дребеденью. Я сдернул пейджер с пояса, разоружившись, как Джон Уэйн{60}, после того как перестрелял легион гнилозубых мексиканских бандитов. Открыл кейс. Опа! А вот и папка с надписью «Микки Кван»! И еще визитная карточка Хью Луэллина. Я бросил пейджер и мобильный телефон в кейс, встал, хорошенько размахнулся и запустил кейс в полет. Он описал изящную параболу. Пейджер все еще жалобно пищал, мяукал, как дорогой породистый котенок. Кейс с разгону упал на крутой склон и понесся вниз, подпрыгивая и кувыркаясь в воздухе, выписывая кульбиты, разгоняясь до убийственной скорости, как Мама-львица{61}, как голубь-турман, как лемминг, как Хрюша из «Повелителя мух»{62}.
На миг завис в лучах утреннего солнца, будто невесомый.
И спикировал в море, как баклан.
Видимо, Кати забыла уволить горничную.
Через неделю после того, как Кати улетела, я вернулся с работы поздно вечером и обнаружил, что грязное белье выстирано, посуда помыта и аккуратно расставлена по местам, туалет и ванная надраены, окна сияют. Она даже погладила рубашки, благослови бог ее маленькие китайские грудки с сосочками, как ягоды кизила.
Конечно, я решил не отказываться от ее услуг. А то вечно приходится записывать в календарь-памятку все дела, вплоть до посещения туалета. Серьезно.
Горничная сразу сообразила, что Кати уехала.
Она пришла в воскресенье утром. Я лежал на диване и смотрел «Улицу Сезам». Я услышал, как повернулся ключ в замке. Она вошла в гостиную, будто хозяйка. Фартучка на ней не было.
Она прикрыла за собой дверь, подошла ко мне, словно я неодушевленный предмет, опустилась на колени, сжала мой член в руке и стала его массировать. Зелибоба пел песенку про то, как звук «а» на письме волшебно превращается в букву «о». Я попытался поцеловать ее, но она оттолкнула меня свободной ладонью, а другой рукой орудовала все энергичнее. Сорвала с меня футболку. Брюки стянула ногой. Спортивная девушка. Прищемила пальцами мошонку, увела меня, как быка на веревочке, в спальню и уложила на кровать, с той стороны, где спала Кати. Потом сбросила трусики и встала коленями мне на грудь. Я потянулся расстегнуть ей блузку, но она предостерегающе зацокала языком, шлепнула меня, вонзила ногти мне в мошонку и не разжимала пальцев, пока я не попросил пощады. Только тогда она заговорила – в первый и, кажется, в последний раз.
– Скажи: хочу тебя, не хочу суку Кати.
– Да, да.
– Скажи!
– Я хочу тебя. Не хочу ее.
– Дальше скажи. Кати сука. Кати дрянь. Не женщина. Настоящая женщина ты. Скажи.
60
Джон Уэйн (Марион Роберт Моррисон, 1907–1979) – американский актер, прославился ролями в вестернах.
61
…разгоняясь до убийственной скорости, как Мама-львица… – Отсылка к песне «Mama Lion» с альбома «Wind on the Water» (1975) дуэта Crosby & Nash.
62
«Повелитель мух» – роман Уильяма Голдинга, опубликованный в 1954 г.