Страница 13 из 18
— Пропащая я… — помрачнев, пробормотала она. — Ничего не могу с собой поделать. Даже сейчас не удержалась. Не могу без этого…
Да уж, нормально им здесь мозг моют.
— Ну… — начал я.
И ненадолго замолчал. На ум как-то ничего вразумительного не приходило. Что поделать, с некоторыми девушками трахаться проще, чем разговаривать.
— Секс это же совсем не плохо, — наконец выдал я.
— Плохо, когда много, — вздохнула она.
— Секса много не бывает, — хмыкнул я.
Пружины протяжно скрипнули — Ксюша повернулась на бок, внимательно глядя на меня. Объемные полушария приятно обхватили мое плечо.
— И сколько партнерш у тебя было за последние полгода?
— Достаточно, — тактично ответил я.
— Больше или меньше пятидесяти?
На этой стадии я решил сменить тему. Похоже, под достаточно мы имели в виду разные цифры. Лично я в качестве стартовой точки выбрал бы максимум десятку.
— А зачем ты хочешь стать фамильяром рая? — поинтересовался я. — Насколько знаю, они это не особо позволяют. Тяжело тебе придется.
— На самом деле не все так страшно, — снова откинувшись на подушку, отозвалась она. — Послушникам, конечно, предписывается хранить себя от всех соблазнов, зато миссионеры вполне могут для пользы дела.
Ее губы растянула сладкая улыбка, похожая на ту, с которой она в третий раз кончала.
— Миссионеры? — уточнил я. — Это ранги у них такие?
— Ну да, все служители рая делятся на три класса, — охотно пояснила Ксюша. — По вкладу, который вносят в дело добра.
В принципе, делить людей на классы вполне в духе рая. А чего так скромно? Почему всего три? Или остальные не люди?
— Паства — это низший класс, — продолжала Ксюша. — Это все люди, которые поддерживают рай. Для паствы нет особых правил, кроме умеренности, но и уровень благословения у них в пределах обычного. Они в любой момент готовы прийти по зову рая и доказать свою веру…
Иными словами, человекомасса, которую рай легко может организовать в толпу.
— Послушники уже стоят классом выше. Это фамильяры, беспрекословно исполняющие поручения своих ангелов. Уровень благословения у них гораздо больше, чем у паствы. Но и правила гораздо жестче. За нарушение могут разжаловать до паствы, а то и вовсе выгнать…
Она говорила складно и четко, словно по учебнику. Видимо, этой теорией им и полировали мозги целых два месяца.
— Ну а миссионеры — самый высокий класс, элита. Лучшие из лучших! Они вообще самые крутые, и служебного благословения у них больше всех. Но главное…
Говоря, Ксюша слегка раздвинула ноги, будто позволяя лунному свету нырнуть внутрь. На ее бедрах ярко засверкали капельки смазки, которая, казалось, выступила от слов.
— Им можно, — довольно прищурилась моя новоиспеченная любовница. — Для общего блага. Поэтому моя цель, — вдохновенно выдала она, — побыстрее стать миссионером!..
Я даже не сомневался, что у нее получится — с такой-то мотивацией.
— А еще… — начала Ксюша и вдруг осеклась, настороженно прислушиваясь.
В ночной тишине раздался скрип ступеней — по моему крыльцу кто-то поднимался. Вздрогнув, Ксюша голышом вжалась в деревянную стену домика, а я в очередной раз вспомнил, что дверь не запирается.
— Кто там? — я встал с кровати, собираясь опередить внезапное вторжение.
Однако ответа не последовало — лишь скрип ступеней стал чуть громче. Натянув сброшенные плавки, я торопливо подошел к двери и распахнул. Луна освещала каждую трещину пустого крыльца. Вокруг домика было тихо и безлюдно, словно все это померещилось. Только вдалеке среди деревьев мелькало что-то темное — то ли чья-то неуловимая тень, то ли просто гнущий ветви ветер.
Следом раздался шорох за моей спиной. Я повернулся ровно в тот момент, когда голые Ксюшины бедра ловко просочились в окно. Не оборачиваясь, она припустила прочь по траве, натягивая свою пижаму на ходу. В избушке я вновь остался один. Лишь смятая постель, пушистые тапочки и три использованных презерватива на полу напоминали, что первый день в этом странном лагере прошел не так уж и плохо.
Утром я бодро вышел из домика, надеясь, что день будет лучше, чем вчера. Во всяком случае, точно не хуже. Солнце ярко сверкало, весьма жарко нагревая воздух для начала лета. Ветки озорно хрустели под ногами, запах смолы и хвои приятно будоражил. Чертик привычно скалился на груди, а карманы оттягивали презервативы, которыми я на всякий случай запасся.
В здании столовой уже вовсю гремела посуда, раздавались девичий смех и голоса. В окнах мелькали одинаковые белые блузки и голубые юбки. Я зашел, и как по команде все глаза тут же замерли на мне, а потом так же дружно все обитательницы лагеря отвернулись и продолжили болтовню как ни в чем не бывало. Коллективный бойкот продолжался. Осмотревшись, я заметил Ксюшу в зоне раздачи — прямо под широким плакатом “Умеренность — залог благополучия” — и, взяв поднос, двинулся к ней.
— Привет, — улыбнулся я, — ты оставила у меня свои тапочки.
Она шарахнулась от меня, как от зараженного редким неизлечимым вирусом.
— Не говори со мной на людях, — еле слышно произнесла она и, подхватив компот, торопливо направилась прочь.
Круто! Всегда мечтал о такой популярности… Я с досадой проводил ее глазами до столика с девчонками, которые тут же отвернулись, едва заметив мой взгляд. А вот интересно, Марко Поло здесь бы так же встречали? Вот бы для него был сюрприз.
Дородная женщина в белом фартуке, та же что и вчера, брезгливо плюхнула кашу мне на тарелку. “Умеренность — залог благополучия” любезно напомнил плакат. Да уж, умеренность здесь была во всем, даже в еде — из сладкого имелся только компот.