Страница 8 из 11
Он не отвернулся, но насколько я теперь могу упомнить, всё-таки дёрнулся в каком-то таком порыве. Как будто хотел отстраниться, но подавил в себе это. Я сразу почувствовала. Не оторвалась от него только потому, что это было бы ещё глупее, чем сам мой спонтанный и навязчивый поцелуй.
Я решаю взять сутки на размышления и поехать домой – в любом случае нужно отвезти чемодан, проверить почту, привести себя в порядок, взять машину, перевести дух в стенах своей крепости, в конце концов.
Его лицо в одном из последних кадров моей памяти – бледное, осунувшееся, со впалыми от усталости глазами – не позволяет мне открыть дверь в его комнату – спальню без кровати, но с террасой, которую он так усердно искал. Я раздумываю минут пять перед дверью о том, как и что скажу, в какой позе и за каким занятием могу его застать. Теперь, когда эмоции немного улеглись, я в состоянии понять, насколько жестокими были два часа моих раздумий по отношению к нему. Лео, скорее всего, забыл принять утром болеутоляющее. Забыл, потому что происходящее, похоже, и для него «за гранью».
Я оставляю ему записку на столе:
Лео, я уехала домой по делам. Вернусь завтра утром. Поговорим обо всём ещё раз.
Лея
Девушка в нише плачет. Закрыв лицо обеими руками, тихо и никого не беспокоя. Я бросаю свой чемодан у входа, но так, чтобы оставался в поле зрения, сама пробираюсь к ней сквозь кусты и журчащий декоративный ручей. Между прочим, хорошее место: я бы тоже выбрала его из всех дыр, какие можно найти в даунтауне. А главное, район здесь приличный – относительно безопасно. Правда, охрана может выгнать – но это больше субъективный фактор – чаще попадаются те, кто не гонит. Ванкуверцы, вообще-то, добрые.
– Эй! Привет!
Девушка убирает руки от лица. Она не торопится отвечать, но и не выглядит враждебно.
– Тебя как зовут?
– Саванна.
– Я Лея. Давно ты тут?
– Девять дней, – вытирает нос.
– Девять дней! Да ты новобранец!
В её глазах теперь не только усталость, но и подозрения.
– Ладно. Шучу я. Девять дней на улице – вообще не срок. Тебе лет-то сколько?
– Двадцать.
– Учишься ещё?
– Да. В Дуглас Колледже.
– Что изучаешь?
– Бухгалтерию.
– О! Коллега, значит.
И вот теперь она поднимает на меня глаза, а в них проклёвывается интерес.
– Что случилось-то? – пользуюсь оттепелью.
– А, долгая история, – отмахивается.
– Трагедий никаких не произошло?
– Нет.
– Ну, это главное. А остальное – ерунда. Всё можно поправить.
– Отец пропал. И денег не положил на счёт раз в месяц, как обычно.
– Ты ему звонила?
– Конечно, раз сто. Отключён телефон.
– Может, случилось что? Попал в аварию, например.
– Может. Но вообще, вся эта затея с учёбой в Канаде бабушкина была – она всё верила, что я найду здесь свою судьбу. У неё роман был в молодости, вернее, в зрелости с канадским командировочным или что-то в этом духе. Он, конечно, вернулся к жене и детям, но бабка моя остаток жизни о нём так и бредила. Канада была её мечтой, не моей. Пока была жива, следила, чтоб отец деньги давал на эту авантюру, но этой зимой она умерла. А жена отца всегда была против неразумных трат. Последние переводы уже с опозданием приходили или сумма неполная. И хотя диплом будет только в июне, занятия закончились в начале мая – думаю, отключённый телефон с этим связан. Отцовская жена верит, что канадских студентов с порога расхватываю работодатели.
– Почему бы тебе не съездить к отцу и всё наверняка выяснить?
– В Словакию? У меня денег на квартиру нет, откуда возьмутся на билет?
– Мда. Ситуация.
У неё акцент. Не очень сильный, но всё же приличный.
– Ты сама тоже из Словакии? Здесь по студенческой визе живёшь?
– Да, но как найду работу, смогу подать на получение вида на жительство. Я с марта ищу, но пока без толку.
– Была бы шея, а ярмо найдётся. Слушай. Меня тут ангажировали поработать сиделкой у одного парня, и по условиям контракта мне придётся по будням ночевать с ним. Живу я одна, так что квартира моя пять дней из семи будет пустовать. Если хочешь, можешь пожить пока не сообразишь, что делать дальше.
– Ты серьёзно?
– А похоже, что я веселюсь?
Саванна долго разглядывает содержимое моих многочисленных шкафов и полок в гостиной – да, у меня много всего – гораздо больше, чем нужно, объективно – последствия увлечения магазинами старья. Началось это ещё в то дикое время, когда я впервые сняла квартиру – мне нужно было купить много мебели и домашней утвари, а денег, разумеется, катастрофически не хватало. Прожив два года на улице и питаясь, когда, как и чем придётся, иногда в прямом смысле с мусорки – мы знали места – например, контейнеры с просроченными продуктами около магазинов – сэконд-хэнд тебя уже не смущает. Но необходимость превратилась в увлечение в тот день, когда я впервые наткнулась на книгу – точно такую же, как была у меня в детстве, строчки из которой читал для меня голос, которого теперь почти не осталось в памяти. Потом были игрушки «как в детстве», чашки и тарелки, ложки, покрывала и так далее. Я восстанавливала свою жизнь по крупицам чужими вещами, но точно такими же, какие окружали меня когда-то, когда был и дом, и семья, и любовь. Ассоциативный ряд. Эти вещи с почти невыветриваемым запахом курева, кухни и человеческого тела, приносили мне комфорт. И умиротворение. Во время переезда в собственный дом – таун-хаус, точнее – большая часть старья была отправлена на помойку, но много чего осталось, прошло обработку от запаха и потенциальных насекомых и теперь красуется на моих полках в виде игрушек, статуэток, книг. Иллюзия сохранённой истории, в которой нет ни единой фотографии.
– А где фотографии? – спрашивает Саванна, понятия не имя на какую мозоль наступает.
– У меня их нет, – прямо отвечаю.
– Даже детских?
– В первую очередь детских.
И как выяснилось недавно, и во взрослом возрасте я не люблю себя снимать. Надо будет поднять этот вопрос у моего терапевта. Интересно, какое объяснение она придумает на этот раз.
– Я два года прожила на улице. За это время даже то, что сохранилось из дома, было утеряно безвозвратно. Как видишь, я неплохо справилась, хотя лет мне было меньше, чем тебе – шестнадцать.
Самый чудесный возраст: уже не ребёнок, но ещё не взрослый.
– О Боже…
Я жду, пока она спросит, как всё случилось, и она, конечно, спрашивает:
– Как ты оказалась на улице? Почему?
Отвечаю:
– Будешь смеяться, но меня бросил отец. Забрал сестру и пропал. Ровно в мой шестнадцатый День Рождения. Поэтому, как ты можешь догадаться – делаю паузу, чтобы набрать воды в чайник, – я теперь, в некотором роде, терпеть не могу Дни Рождения. Все, не только свой.
– А мать?
– Она умерла от рака, когда мне было десять. Твоя?
– Мне было четыре.
– Саванна, ты можешь занять спальню, которая поменьше, наверху. Там нет полноценной кровати, но у меня есть надувной матрас – пока поспишь на нём, а позже что-нибудь придумаем.
– Да! Конечно.
– Если не хочешь на надувном матрасе, диван в гостиной в твоём распоряжении.
– Матрас – это супер.
– Ну и отлично. Туалетов два – внизу и вверху, а ванная только наверху. Сейчас я найду для тебя полотенца и постельное бельё. Можешь принять душ первой, а я подожду.
– Нет-нет! Ты первая. А я пока что-нибудь приготовлю поесть. Я хорошо готовлю!
– Да? – настроение у меня повышается.
– Да! Могу даже торты печь – проходила специальные курсы. А тебе чего бы хотелось?
Я сосредоточенно почёсываю бровь, вспоминая, какие продукты у меня остались в холодильнике.
– Ты умеешь делать чизкейк?
– Конечно! Какой-ты любишь?
– Самый вкусный.
– Самый вкусный – Нью-Йоркский. Но для него нужна свежая Филадельфия, пачка печенья, густые сливки и масло. У тебя есть?
– Сейчас схожу в магазин и всё будет. Но есть просьба.
– Какая?