Страница 3 из 98
Все остальное время я проводил за попыткой изменить жутко неудобную и неповоротливую налоговую систему. Пока только оформляя свои задумки в виде тезисов, и ожидая, когда же уже явятся Черскасский с Ушаковым, уехавшие в Петербург, ловить казнокрадов.
Внезапно мое внимание привлек какой-то шум, раздавшийся с улицы, который начал плавно перемещаться по дворцу. Мне даже интересно стало, кто это может так шуметь, и кому позволено совершать это же кощунственное действо уже непосредственно во дворце, да еще и приближаясь к кабинету в то время, когда я работаю? Я уже хотел было выйти, но тут прямо от двери послышался голос Митьки.
— Не пущу, и даже не уговаривай, Александр Иванович. Работает государь Петр Алексеевич, о благе империи думает, а ты его таким вопросом хочешь отвлечь. Что тебе сложно энтих иноземцев в свой дворец утащить, да отмыть хорошенько? — Что там происходит? Я закусил костяшку на указательном пальце, заставляя себя оставаться на месте, но чувствуя, что любопытство скоро перевесит благоразумие, и я сам выйду в приемную, где со всем комфортом обосновался Митька, устроив там нечто невообразимое. Этакую дикую смесь современной мне приемной со столом секретаря и зоны ожидания для посетителей с отделением библиотеки, со всеми этими шкафами, заставленными книгами и рукописями, и приличного кабака, со всем необходимым для приготовления сбитня, чая и кофе — на выбор, что пожелаю. Благо размеры приемной позволяли ему все установить и даже ширму японскую поставить, из подарков цинцев, чтобы отгородить свою кухоньку от остального вполне официального пространства. А еще, у него на кухоньке всегда стоит ружье и пара заряженных пистолетов. В общем, приготовился на все случаи жизни, молодец. — А ты куда прешь, морда?!
— Обоз из Польши прибыл, куда его девать? — прозвучал незнакомый голос.
— Ты в своем уме? Ну и что, что обоз доставлен? По-твоему, государь должен решать, на какой склад всю рухлядь свозить?
— А кто должен решать, я что ли? Мое дело было доставить все в целостности и сохранности под опись, а куды все это потом сгружать, мне неведомо! Мне еще татей надобно куда-то пристроить!
— Каких-таких татей? — Митька уже начал голос повышать. Стоит, похоже, спиной к дверям, чтобы никто проскользнуть мимо него не сумел. — Да подожди, Александр Иванович, со своими иноземцами? Я что ли виноват, что ты государев указ о нюхачах до этого шевалье не донес, теперь сам решай, как выпутываться будешь. — Ага, похоже, что Александр Иванович — это Румянцев, отправленный Жана-Филиппа Орлеанского встречать который на дверях во дворец не сумел пройти нюхательный контроль. Ну, это решаемо, комнаты для Орлеанского шевалье уже приготовлены, также, как и для сопровождающей его дамы, которая не являлась, судя по докладам его женой. Просто мы не ожидали, что они именно сегодня появятся, почему-то я ожидал прибытия гостей только завтра к вечеру, о чем и было объявлено. И Митька, вот бес рыжий, прекрасно знает, что там за иноземцы, нет же, решил почему-то Румянцева довести до удара.
— Так куды телеги загонять?
— Что ты под руку лезешь, не видишь что ли, занят я, дай мне с графом закончить! — похоже, что сразу с двумя посетителями, каждый из которых считает свое дело наиглавнейшим, Митька справиться не может. Вздохнув, я начал подниматься из-за стола, чтобы избавить его хотя бы от одного. — Александр Иванович, ну что ты как маленький? Французам твоим крыло северное выделено. Ждут их там, вот туды и веди шевалье с его… хм… дамой. Да не забудь предупредить об омовениях, ежели не хотят в своем крыле до весны просидеть! — Так, с Румянцевым разобрался, я снова сел в кресло и сложил руки домиком, соединив кончики пальцев. Вытянув под столом ноги, продолжил наслаждаться таким внезапным акустическим концертом. Хоть какое-то развлечение. Не по ассамблеям же каждый день мотаться с Петькой, который, похоже, во вкус вошел. Как бы в неприятности не влип, со своими лямурами.
— Все, разобрался с графом? Видишь, ушел граф, теперь давай со мной разбираться, — и кого это такого наглого с обозом извинений от польских магнатов пустили? Даже интересно посмотреть на этого человека.
— Так, теперь ты, — Митька уже не орал и мне пришлось прислушиваться, потому что толщина дверей не позволяла слышать, что в большинстве своем происходит в приемной, только вот такие эмоциональные вещи и проникают в тишину моего любимого кабинета. — Обозы на Монетный двор свезешь, туда уже распоряжение поступило, там сдашь под опись, а они уже распределят, что в хранилища, что в казну, что в сокровищницу. Энто уже не наше дело. Приказ специальный от канцелярии государя еще три дня как получили, так что ждут с распростертыми объятьями и со счетными принадлежностями. — Ух ты, молодцы. Я, собственно, и возложил на отдельную канцелярию такие вот заботы, для того и создал ее, отдав под подчинение Репнину. Он-то точно злоупотреблений не допустит. Потому что начал понимать, что все. Не могу уже вывозить, что сам же вот этими вот ручками на себя взвалил. Теперь вижу, не зря расстарался. Ну, сам себя не похвалишь, никто и не почешется. — А что там за тати у тебя? — Да-да-да, что там за кретины такие, что решили на вооруженный до зубов обоз напасть, у которого наверняка и лошади выучены кусаться и людей топтать?
— Да какие-то скорбные на всю голову решили пощипать, — голос стал задумчивым. — Не нашенские. Наши бы не полезли, видно же сколько солдат в охране. То ли венгры, то ли румыны, хрен их разберешь. Даже убивать жалко было. Так повязали. Всю дорогу откармливали, видно же, что с голодухи полезли. — Что? Откуда по дороге из Польши взялись венгры, ну, или румыны?
— Откуда там такое чудо? — вот, даже Митька удивился.
— Да отколь я знаю? Так куды их?