Коллектор (ЛП)

Протянув руку, нащупываю руку Блу и нахожу ее. Я крепко сжимаю ее и благодарю мальчика, который ушел из этого мира. Я поворачиваюсь к нему, чувствуя, как по щеке катится слеза, и говорю.

— Я тоже ее любил.

Чернота накрывает меня плотным одеялом.

Она душит все, что осталось от моей жизни.

И с улыбающимся лицом Чарли в моем сознании и ее именем на моих губах, я ухожу.

Глава 53

Перерождение

Яркий свет жжет мне глаза, и я думаю про себя: «Неужели? Это смерть? Отстой».

Но потом я что-то слышу, и я уверен, что это не так, потому что:

а) после смерти нет никакого шума

б) я вообще не должен думать.

Мои глаза открываются, и я вижу большую, глупую улыбку Чарли, и решаю, если это вечность, я тут останусь.

— Он проснулся — визжит она.

«Этот визг. Сделай это снова. Пожалуйста, сделай это еще раз».

Воображаемая Чарли хватает меня за руки, я поднимаю свою воображаемую задницу с кровати и смотрю. Она выглядит точно так же, как и в прошлый раз, когда я ее видел — покрытая небольшими боевыми ранами, но в остальном совершенно красивая.

— Осторожно, — говорит она. — Не переусердствуй.

Я оглядываюсь и замечаю, что это место похоже на дом бабушки Чарли, все цветочное и липкое с легким запахом бедных людей. Мне это так нравится, что я готов кричать.

— Переусердствовать? Он не может переусердствовать. Он Данте Уокер, ведь так? — Макс входит в комнату, сияя, как настоящий живой человек.

— Неужели это все реальность? — я с удивлением слышу свой собственный голос и тут же решаю, что у меня абсолютно идеальный мужской голос.

— Чертовски верно, — говорит Валери, выходя из-за спины Макса. Она обнимает своего жениха и улыбается ему, потом снова мне. — Мы спасли твою уродливую задницу. Хотя, надо сказать, снять манжеты? Идиотский ход.

— Это было героически, — Чарли наклоняется и целует меня в щеку. — И да, идиотизм.

— Не понимаю, — говорю я, качая головой. — Как я здесь оказался?

Чарли и Макс смотрят на Валери, и я понимаю, что упускаю что-то важное.

Валери откашливается.

— Хм, здесь кое-кто хочет тебя видеть, если ты не против новых посетителей.

Я киваю, и они поворачиваются, чтобы уйти.

— Нет, подождите, не уходите. Не сейчас, — говорю я, выпрямляясь.

Губы Валери растягиваются в сочувственной улыбке.

— Тебе понадобится минута. Доверься мне.

Все трое выходят из комнаты, и через несколько секунд кто-то входит внутрь. Когда я вижу его, мое сердце сильно колотится в груди, а рот раскрывается.

— Папа, — шепчу я.

Папа бросается к моей кровати и обнимает меня. Он прижимает меня к себе на несколько секунд, затем берет мое лицо в свои руки.

— Мой сын. Мой Ди.

— Ты жив, — выдыхаю я, не в силах поверить, что он действительно здесь.

Он улыбается, и я вдруг вспоминаю, как сильно скучал по нему. Это открывает что-то чудесное внутри меня.

— Вроде того, — отвечает он. Закинув ногу на кровать, он подтягивает штанину и демонстрирует золотую манжету, обернутую вокруг лодыжки.

Я задыхаюсь.

— Ты освободитель?

— Нет, я вроде как одолжил эту манжету, — говорит он, присаживаясь на край моей кровати. — Я обратился с особой просьбой помочь тебе с твоей… ситуацией.

Я не могу вымолвить ни слова, не могу ничего сделать, кроме как смотреть на отца.

— Послушай, Данте, я не могу долго оставаться. Но я хотел тебе кое-что сказать, — он берет меня за руку и сильно похлопывает. Его глаза не отрываются от моей руки, когда он говорит, как будто ему слишком трудно встретиться со мной взглядом. — В ту ночь. Это была не твоя вина. И я два года наблюдал, как ты носишь ее с собой, — отец поднимает голову и смотрит мне прямо в лицо. — Отпусти все.

Я сглатываю комок в горле.

— Но если бы я обращал внимание на дорогу, а не жаловался на то, что ты пропустил мой день рождения… — горячие слезы жгут мне глаза, но я отказываюсь плакать перед ним.

— Это несчастный случай, сынок, — твердо говорит он.

Я крепко сжимаю челюсть и смотрю на его руку поверх моей.

— Данте Уокер, скажи мне прямо сейчас, что ты оставишь все как есть.

— Хорошо, мамочка, — говорю я.

Мой отец издает один резкий смешок.

— Хорошо, — говорит он, и улыбка скользит по его лицу. — А теперь я хочу, чтобы ты воспользовался этой возможностью и стал тем человеком, которым, как я знаю, ты можешь быть.

Я не знаю, о чем он говорит, но я слишком ошеломлен всем, что произошло за последние несколько минут, чтобы что-то сделать, кроме как кивнуть. Мой отец… мой отец! снова обнимает меня.

— Я люблю тебя, малыш, — говорит он.

— И я тебя, папа, — я дружески хлопаю отца по руке, но ловлю себя на том, что держусь за него.

Несколько мгновений я с благоговением разглядываю его: густые, с проседью темные волосы, широкие плечи и теплую улыбку. Затем, медленно, чувство страха заглушает любую другую мысль. Он сказал, что его манжета взята взаймы, а это значит, что ему скоро придется уехать. Но он не может уйти. Теперь, когда он стоит передо мной, я не знаю, как смогу вынести его уход.

Словно почувствовав, о чем я думаю, он встает с кровати и направляется к двери. Он поворачивается, словно ему больно это делать, и отдает мне солдатский салют.

— Отец… — говорю я.

— Я знаю, что тяжело меня отпустить, — отвечает он, его улыбка дрожит. — Но так должно быть. Ты мне нужен… мне нужно, чтобы ты попрощался и продолжал жить так, как можешь. Понимаешь?

Я не могу говорить, я бы сломался, если бы это сделал, я салютую ему в ответ, в то время как моя грудь полна фейерверков.

Он выходит за дверь, и мне приходится прикусить язык, чтобы не умолять его вернуться.

Чарли сперва просовывает голову, а после подходит ко мне, прихрамывая. Валери и Макс следуют за ней.

— Увижу ли я его снова? — спрашиваю я Валери, надеясь, что она знает ответ. Надеясь, что они не заметят, как дрожит мой голос.

Она пожимает плечами.

— Может быть.

— Видеть моего отца — это как… — я дышу, и из меня вырывается смех. — Потрясающе, — заканчиваю я. Мысленно я пытаюсь уравновесить боль от потери отца с радостью от встречи с ним. — Я не понимаю, почему он должен был уйти, — бормочу я. — И я до сих пор не понимаю, как я вообще здесь оказался.

Макс открывает рот, чтобы ответить, но Валери кладет руку ему на грудь.

— Пожалуйста, позволь мне, — затем, повернувшись ко мне, она говорит. — На первый вопрос у мня ответа нет. Но второй… — она подходит к краю моей кровати и откидывает одеяло. — Взгляни.

Я сгибаюсь и не могу поверить в то, что вижу.

— Нет, — говорю я.

— Да, — с явным удовольствием говорит Валери. Она постукивает длинным красным ногтем по золотой манжете на моей лодыжке.

— Ты починила мне манжету? — спрашиваю я, и счастье покидает мое тело.

— Не совсем, — отвечает она.

Чарли кладет мою руку себе на колени, и я смотрю на нее.

— Теперь ты один из них, — говорит она.

Мои глаза расширяются, и Чарли кивает, чтобы уверить меня, что это правда.

— О, черт, нет, — говорю я, наклоняясь и натягивая манжету. — Я не ангел.

— Теперь да, — говорит Валери. — Твой отец доставил манжеты прямо от самого Большого Парня. Он, видимо, считает, что ты можешь быть полезен в команде хозяев. Тебе лучше быть счастливым. Ты бы гнил в земле, если бы не он.

Слыша ее слова о гниении в земле, я оглядываю комнату, надеясь каким-то чудом увидеть его.

— Блу? — тихо спрашиваю я.

Глаза Чарли наполняются слезами, и я провожу под ними большим пальцем.

— Ты был в отключке некоторое время, — мягко говорит Макс. — Похороны Блу состоялись несколько дней назад.

Мое горло горит, когда я думаю о своем погибшем товарище — моем друге. Он был настоящим героем. Причина, по которой Чарли жива и находится здесь, рядом со мной. Причина, по которой она в безопасности. Думать о нем и о моем отце одновременно почти невыносимо.