Последнее слово прокурора

– И этого будет достаточно, чтобы осудить Грамматикова?

– Не совсем. Если он докажет, что его пример был верным, то может быть и всё на оборот, причём с гораздо худшими для Вас последствиями.

– Спасибо. Я подумаю. – сказал Моторный и вышел.

Было видно, что обиду на его лице сменил страх и в суд он конечно же не пойдет.

Предусмотрительный насильник

В мой кабинет робко постучались, после чего из-за двери показалась сначала нога, голова, а затем и другие члены, как в последствии оказалось, мужчины. Да, это был мужчина. Мужчина с невыразительной внешностью, среднего роста и возраста. Не смотря на моё приглашение присесть, он, на всякий случай, решил остаться стоять по ближе к двери, после чего нерешительно начал:

– Великодушно прошу меня извинить. Я ни за что не пришёл бы к Вам, ни за что не побеспокоил бы, но…

Здесь он снова замялся и, и переступая, с ноги на ногу, не находил, что сказать дальше.

– Я не знаю, как и сказать, – наконец признался он.

– Скажите, как есть, – посоветовал я.

– В общем… Вчера… Вечером… Я был с одной женщиной, – наконец сказал он и снова запнулся.

– Ну и что в этом плохого? – не понял я.

– Да? Но я был с ней, как мужчина, – признался он после продолжительной паузы.

– Я рад за Вас, – подбодрил я своего нерешительного посетителя, однако, ещё не понимая, к чему он клонит.

Мои последние слова задели его за живое. Он моментально поменялся в цвете: мертвенная бледность его лица, очевидно происходившая от робости, сменилась на нездоровый румянец, происходивший очевидно от стыда.

– И совсем здесь нет ничего радостного, – печально произнёс он и уже с глупым выражением лица добавил: – Дело в том, товарищ прокурор, что я, наверное, изнасиловал ту женщину… ну, с которой был, как мужчина.

– Здесь я Вам не товарищ, гражданин, – сразу же дистанцировался я от потенциального обвиняемого.

– Желаете написать явку с повинной? – теперь уже официальным тоном спросил я мужчину.

После моего вопроса он инстинктивно дёрнулся к двери, которая находилась рядом, но сдержав себя, сказал подавленным голосом.

– Желаю сделать заявление.

– Слушаю Вас.

– Я никого не насиловал. Поймите, гражданин-товарищ прокурор. Поверьте мне, это была любовь. Во всяком случае, с моей стороны. Я ведь только хотел ей сделать хорошо…

– Я всё-таки не пойму, зачем Вы пришли сюда? Прервал я его рассуждения о любви.

– Пришёл в надежде, что Вы меня поймёте. Пришёл, потому что меня не поняла она. Не поняла, что это была с моей стороны любовь, – и ещё немного помолчав, добавил, – Пришёл, потому что она сказала, будто бы я её изнасиловал… Потому что она сказала, что никогда мне этого не простит… Вы знаете, вчера придя домой, я всю ночь не спал. Места себе не находил. Неужели, – думал я, – неужели моё место теперь в тюрьме? Товарищ, извините, гражданин-товарищ прокурор, скажите, что мне теперь делать? Скажите, что меня теперь ждёт?

– Гражданин, что Вы хотите, чтобы я Вам сказал? Прокурор может говорить с подозреваемым только языком закона.

– Ну, тогда хотя бы прочитайте по закону, сколько мне дадут, – не унимался он.

– Боюсь, что это Вас мало утешит, – сказал я, но после некоторых раздумий, взяв Уголовно-процессуальный Кодекс, прочитал его вслух. – «Дела об изнасилованиях без отягчающих обстоятельств возбуждаются не иначе, как по жалобе потерпевшей.»

– Не понял. Что это значит? – спросил он.

– Это значит, что пока на Вас не напишет заявление женщина, которой Вы «хотели сделать хорошо», Вы мне не интересны и я от Вас ни каких заявлений не приму.

– А когда она напишет, сколько мне дадут?

– Об этом мы с Вами поговорим позже, – строго сказал я, захлопнув Кодекс и давая понять посетителю, что наш разговор окончен.

– Нет! Пожалуйста! Я больше не вынесу неизвестности…

– Вы свободны, – ещё строже сказал я и добавил. – Пока!

– Пока?! – то ли переспросив, то ли попрощавшись со мной, промямлил незнакомец и ещё нерешительнее, чем вошёл, вышел из моего кабинета.

Честное слово, если бы он не вышел, я бы, наверное, вышел из себя – до того мне надоел, если можно так выразиться, этот мужчина.

Юля

Юля – девушка без определенного места жительства, без рода, без племени: весь мир для неё- дом, все люди – братья, все мужчины – мужья. В поисках счастья, острых ощущений и чего бог пошлёт бродит Юля по городам и сёлам страны. К нам в район она приехала неделю назад, когда её подруга написала: «Юля, приезжай, когда захочешь!» Вот Юля и захотела. В пути желание стало увеличиваться, поэтому, когда местный повеса Ваня Богатырёв предложил ей отдохнуть с дороги- её не пришлось долго уговаривать. И уснула Юля «богатырским» сном, поэтому всё, что делал с ней Ваня не может вспомнить. Помнит только, что, когда она пришла в себя, предложил он ей поехать на природу. И сказал он ей: «Там будут мои друзья – Витя и Митя, Коля и Толя, Сергей и Матвей. Там будет солнце, воздух и вода, деревья и кусты… и главное, Юля, там должна быть ты!»

Согласилась! Как было отказаться девушке от такого заманчивого предложения. Когда выпили три литра самогона, началось. «Ой, было, девки, было, но такого ещё не было», – вспоминала потом Юля. «Повезло, – думали Витя и Митя, Коля и Толя, Сергей и Матвей. – Солнце, воздух и вода, деревья и кусты, и главное Юля – всё под рукой!» Но сначала им вовсе не повезло. Потому, что, когда Юля освободилась от их ненавязчивой любви, то с криками о помощи побежала она в ближайшее село. Разрывая на себе одежды и посыпая волосы пеплом от сгоревшей в пламени страсти любви, кричала она всем об украденной чести.

«Я им этого никогда не прощу, – заявила она оперативно-следственной группе, – во всяком случае до среды!» «На что же ты рассчитывала, когда шла пьянствовать одна с шестью мужиками?» – увещевал её старый прокурор. «Я рассчитывала на их честь, – гордо заявила Юля, – но её у них не оказалось, и они украли мою!»

Всё стало на свои места, когда ровно через три дня, как и обещала Юля, она снова появилась в моём кабинете. Следом за ней улыбающиеся и довольные показались Витя и Митя, Коля и Толя, Сергей и Матвей. «А вы- то чему радуетесь?» – спросил я у них. «Так простила же!», – счастливо сказали они. Я понял, что именно теперь они по-настоящему счастливы, а не тогда, когда были с Юлей!

Дело принципа или принципиальное дело

Не пойму я этих милиционеров: то им не нравится, когда их не уважаешь, а то не нравится, когда их уважаешь. Особенно привередливы в этом отношении работники автоинспекции.

Вот был у меня один случай: ехал я как-то по центральной улице нашего города, где знаков больше, чем машин и, может быть, нарушил какой-то там знак. Тут же остановил меня милиционер. Не знаю, где он там прятался, но рядом со знаком никого видно не было. Наверное, за знак хитрец спрятался. В общем, остановил он меня и вежливо так говорит: «Сержант Свистков. Нарушаем!» Я непонимающе спросил: «Что?», а он мне: «Сами понимаете». Я опять не понял: «Что?» – спрашиваю его снова. Он уже более определённо отвечает: «Ну, хотя бы что-нибудь», – и делает мне какие-то знаки, потирая большой и указательные пальцы. Я такого знака, честно говоря, на дороге нигде не видел, поэтому уже совсем перестал что-либо понимать и снова, не выходя из автомобиля, машинально спрашиваю: «Что?» Тут видимо его нервы не выдержали, и он как заорёт во всё горло: «Что? Что? Червонец! Идиот!» После этого не выдержал я и машинально ему этот червонец сунул. Вообще-то я не идиот, а из порядочной семьи, у меня даже дядя прокурор. Всё это я ему напоследок и высказал, чтобы он обо мне слишком плохо не думал. Сказал я ему это всё и поехал себе дальше.

Вот, говорят, что милиционеры у нас часто «не догоняют», ну, то есть, долго соображают. Так ведь враки всё это! Ничего подобного! Уже на следующем перекрёстке догнал меня этот милиционер. Пешком догнал, то есть, конечно, не пешком, но своими ногами. Я, конечно, старался больше правила не нарушать, но это совершенно не умаляет его скоростных качеств. Догнал он меня, значит, и просит так уважительно забрать назад свой червонец. Мол, ошибочка вышла. Перед машиной стал: ехать дальше не даёт. Но я тоже упёртый, говорю: «Не возьму и всё!» А он прямо умоляет: «Забери! Забери! Что тебе жалко что ли!» Обещает никогда ни у кого больше не брать ни каких денег, лишь бы я забрал свои деньги назад. Но он – на принцип и я – на принцип: не беру – и всё! Долго мы ещё припирались, пока мне всё-таки, ни удалось скрыться с места нашего спора. Ударил я по газам – и был таков. Но не таков был мой сержант, успел-таки он червонец оставить в заднем бампере моей машины.