Век сурка

Кабан снова замахнулся, я снова ушел, отработав по корпусу.

— Притомился я что-то на жаре, ек-макарек, — сказал дед Егор. — Закончу, пожалуй, ваше вальсирование.

И потянул свой маузер из кобуры.

— Ладно-ладно, — сказал я. — Давайте все-таки оставаться в цивилизованных рамках.

Тут надо уточнить еще кое-какой момент.

В принципе, огнестрельное оружие в Системе не рулило, потому что прокачанная под кап ловкость позволяла игрокам уворачиваться от пуль, и я с несколькими такими индивидуумами даже знаком был.

Но сам я подобной ловкостью не обладал, до капа мне еще было далеко, да я вовсе и не собирался его достигать, и, вообще, бегать наперегонки со снарядом из стариковского маузера было мне не по статусу.

Поэтому я решил, что я уже достаточно не прогнулся, и можно перейти к дальнейшим переговорам.

К нормальным, а не тем, которые любил проводить Чапай.

— Как по мне, так стрелять друг в друга — вполне цивилизованный метод, — заметил дед Егор. — Вот если мы я тебя попытался камнями забить или на кол там насадить, это было бы варварство, и может быть, даже мракобесие местами. Или если бы он тебе на шею коленом наступил, тут тоже могли бы вопросы возникнуть. А пуля вполне в современные цивилизационные тренды вписывается, ек-макарек.

— Но я уже и так согласен с вами прокатиться, — сказал я.

— Это разумный подход, — согласился дед Егор. — Впрочем, колено я тебе прострелить и в машине могу.

— А может не надо, Егор Михайлович? — поинтересовался Кабан. — Вы-то можете, а мне потом опять чехлы стирать и салон отмывать.

— А может, и не надо, — согласился дед Егор. — Посмотрим, как у нас разговор сложится.

Он подвинулся, и я сел в машину. Кабан нацепил обратно свою кобуру и тоже сел в машину.

В салоне было темно и прохладно, и, кроме нас троих, больше никого не было. Кабан крутанул руль и тронулся с места.

— Ну, рассказывай, — сказал дед Егор. — Что ты мальчику дал?

— А вы это у него еще не отобрали, что ли? — удивился я.

— Если бы отобрали, я бы не спрашивал, — сказал дед Егор. — Мы, конечно, теперь к парнишке присмотримся, глаз с него сводить не будем, но и прессовать по-взрослому пока нет необходимости. Так что ты ему дал?

— Рулон бумаги, — сказал я.

— Зачем?

— Это его пропуск.

— Пропуск куда?

— Не куда, а откуда, — сказал я. — Отсюда.

— Завербовать его вздумали, значит? И что в нем такого ценного?

— Слушайте, — сказал я. — А вы думаете, я на самом деле кто?

— А мы не думаем, — сказал дед Егор. — Мы ждем, пока ты сам нам это поведаешь, ек-макарек. Кто то, откуды ты и зачем такой красивый здесь отираешься. Что в этом парне такого ценного?

— У него большой потенциал.

— Да? А так сразу и не скажешь, — дед Егор потер небритый подбородок.

— Как вы на меня вышли? — спросил я.

— Да ты наследил, как стадо бегемотов на футбольном поле, — сказал дед Егор. — У наших граждан, понимаешь ли, установка все подозрительное отслеживать и сообщать об этом, куда следует, а ты с самого утра себя очень подозрительно вел. Цепочка эта в ломбарде, отсутствие паспорта, потом телефон сразу пошел покупать… Как будто ты не местный, и когда я говорю "не местный", я не имею в виду "не наш, не советский", а, так сказать, более широкий смысл этого слова использую, ек-макарек. Так что я думаю, ты оттуда.

С этими словами он ткнул пальцем в потолок, явно используя более широкий смысл этого жеста.

— Оттуда, — согласился я. Если они хоть немного в курсе, то так даже проще.

— Уже что-то, ек-макарек, — сказал дед Егор. — Первый раз ты засветился в ломбарде. Цепку мы твою конфисковали… в смысле, залог выкупили, сейчас эта штука в лаборатории, и я готов поставить свой годовой оклад против дырявого сапога, что результаты экспертизы нас удивят. Оценщица связалась с нами, а дальше мы отследили твой путь по камерам. В обе стороны, кстати. И водителя нашли, который тебя где-то посреди леса подобрал. Вот в лесу у нас камер нет, поэтому мы не знаем, с какого летающего блюдца ты у нас высадился и где оно сейчас припарковано.

— Оно улетело, — сказал я.

— Хорошо, что не утонуло, ек-макарек, — сказал дед Егор. — У нас тут на прошлой неделе такие дожди шли, что я временами думал, что опять в Венеции. Где ты, кстати, на нашем так хорошо балакать научился?

— Да я местный, — сказал я. — Был когда-то.

— И что заставило тебя эмигрировать?

— Скоро сами поймете, — сказал я.

— Как скоро?

— Точно не скажу. Может быть, уже завтра, а может быть, через пару лет. И лучше бы, чтобы то было не завтра.

— Для кого лучше?

— Вообще, — вздохнул я.

— Ладно, — сказал он. — Теперь давай поговорим без всяких экивоков, ек-макарек. Система?

— Придет.

— Но неизвестно, когда?

— Именно так.

— Как это будет? Зомби, кровь, кишки, мозги наружу?

— Скорее всего. Но это сначала.

— А потом — вторжение?

— Почти сразу, — сказал я.

По правилам Игры, вторжение начинается, когда первый из игроков нового мира достигает сотого уровня. На это обычно около недели уходит, плюс-минус. Но около недели на это уходит в абсолютно новом мире, а здесь же достаточно, чтобы кто-то из уже прокачанных игроков вошел в свой старый аккаунт.

А игроков выше соточки тут — миллионы. И даже если круглосуточно и при помощи всех средств массовой информации крутит предупреждение, что так лучше не делать, кто-нибудь все равно войдет.

Может быть, назло всем. Может быть, чисто по приколу.

А может быть, он просто глухой отшельник и живет в лесу, где даже радио не ловит.

Но вторжения в любом случае не избежать. Такова уж человеческая природа.

— А ты здесь зачем?

— Чтобы предупредить, — соврал я. — Но вижу, вы и так в курсе.

— Кто надо, тот в курсе, — согласился дед Егор. — А людям мы пока не говорим. Надо поберечь их, людей-то.

— А как вы им тогда повышенную готовность прививаете? — поинтересовался я. — И прочие собранность с настороженностью?

— Империалистическими происками, — сказал дед Егор.

— То есть, по привычной схеме пошли, — сказал я.