Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 150 из 162



Этот тренер, с легкой завистью в глазах его разглядывающий, удивился, если бы узнал, что это он, красивый, пышущий здоровьем и силой мужчина, дорого и со вкусом одетый, разъезжающий на роскошных машинах и владеющий крупной строительной компанией, завидует ему. Что все это он бы променял на кубок олимпийского чемпиона, который скромно стоял на полочке и который он так грустно разглядывал. Вот она, его мечта, прямо у него перед глазами, но принадлежит не ему и до нее уже никогда не дотянуться. Никогда. Этот тренер не был богат, не был красив, он стал обыкновенным тренером, и его карьера осталась позади, но она была, эта карьера! Его дети, любимая женщина смотрят на этот кубок и знают, что он чего-то стоит, что смог добиться того, к чему стремился. Они им гордятся. А он, Рэй, всегда считал, что самое важное в жизни — это деньги, много денег. Что если они есть, то ничто другое не нужно. Да, у него есть эти деньги, но разве может он похвастать тем, что это он их заработал? Нет. Он просто взял чужие. Все, что он имел — это были не его заслуги и достижения, а тестя и жены. Он сидит на их троне, владеет их состоянием. Мечта настоящего бездельника — ничего не делать, не трудиться, не добиваться, и иметь все, богатство, власть, которые сами на голову свалятся. Наверное, многие бы не поняли его недовольства и печали. Он и сам не совсем понимал, что происходит с ним и с его жизнью. Он всегда мечтал о той жизни, какая была у него теперь, стать богатым и независимым, и понял, что это не то, чего он по-настоящему хотел. Или он изменился, и теперь ему нужно другое, то, чему не придавал значения раньше. Наверное, это просто хандра, напавшая на него впервые в жизни. Или он, наконец, стал стареть, понял, что жизнь пролетает с пугающей скоростью, а он как был пустым местом, так им и остается. Каким бы не был отрицательным и плохим Джек, но нельзя было не уважать его за то, что всего, что он имел — славу, богатство, авторитет — он добился сам. Пусть он жесток, но он умен, он силен. Он личность. И он сделал себя сам. Пусть он надменен и высокомерен, но а почему бы и нет? Разве нечем ему было гордиться перед другими людьми? Им восхищались, перед ним преклонялись, ему подражали. Как им гордился его маленький сын. Конечно, Патрик любил и его, Рэя, но какой разной была это любовь. Он, Рэй, был «таким хорошим, классным», а Джек был богом, «самым-самым». Стоит ли удивляться тому, что его любят женщины, почему его выбрала Кэрол и почему его, Рэя, отвергала и будет отвергать. Что есть Рэндэл, и что есть он — ничто. Она всегда это видела и понимала. Видела, как он жил. Любила, но презирала, считая взрослым мальчишкой, непутевым, ни на что не годным и пустым. И отдала свою любовь мужчине, пусть не такому красивому, как он, Рэй, властному и жестокому, но, в ее глазах, настоящему мужчине. А он, Рэй, так и остался со своей, наверное, уже навеки прилепившейся к нему репутацией легкомысленного повесы, вечного мальчишки. Все его презирали, считали ничтожеством. И Рэндэл в первую очередь. С какой презрительной и насмешливой усмешкой он реагировал на то, что Рэй занял место управляющего в компании. Но Рэй был преисполнен вдруг пробудившимся честолюбием, одержим желанием утереть ему нос. Ему и всем остальным, кто не верил в него. И в кресле Куртни с каждым днем чувствовал себя все более уверенно. Помощь Касевеса он категорично отверг, хоть и понимал, что это глупость и большая ошибка. Он заявил старику, что Свон, влюбленная по уши, прекрасно разбирается во всех делах, была хорошим учителем, советчиком и помощником. Касевес был обижен, но Рэй остался к этому равнодушен. С каждым новым днем его страдания и тоска по Кэрол росли, а вместе с ними и обида на Касевеса. Старик не стал навязываться. Рэй встречи и общения с ним больше не искал.

Тони Блер, тренер Патрика, приветливый и дружелюбный по своей натуре человек, не смотря на легкую зависть, проявлял к Рэю симпатию. Каждый раз, когда они встречались, Блер с удивлением разглядывал его глаза, словно недоумевал, как у такого преуспевающего цветущего мужчины может быть такой печальный, переполненный отчаянием взгляд. Может быть, поэтому он постарался как можно деликатнее подойти к возникшей проблеме с его мальчиком, догадываясь, что, не смотря на весь свой шик и блеск, этот приятный и приветливый человек в душе несчастен.

— Патрик рассказал вам о том, что произошло? — серьезно, но тепло спросил он.

— Да. Я очень сожалею. Если вы скажите мне, как я могу найти родителей этого мальчика, я готов принести им личные извинения.

— Я сказал им, что это был несчастный случай. На тренировках разное случается. Они не имеют претензий, ни к вам, ни ко мне. Хотя, конечно, могли бы, и были бы правы, но ко мне, а не к вам и вашему ребенку. Я отвечаю за своих учеников, и я несу за них ответственность, когда они находятся в моем зале, — он помолчал. — И вас я попросил прийти не для того, чтобы предъявлять какие-либо претензии. Я хотел поговорить о вашем мальчике. Скажите, вы не замечаете в нем ничего странного?

Рэй озадачено изучал его взглядом.

— О чем вы?

— Пойдемте, я вам кое-что покажу, — Блер вышел из-за стола, и Рэй, поднявшись, пошел за ним. Они пришли в раздевалку, отчего Рэй впал еще в большее недоумение.

— Там, в углу, стоит полутораметровая «груша», я хочу, чтобы вы взглянули на то, что с ней сделал Патрик. Я повесил в зал новые «груши», эта уже очень старая, но на ней когда-то тренировался я сам, поэтому никак не могу заставить себя ее выбросить, вот и притащил ее сюда. Вот она. Посмотрите.

Рэй изумленно застыл на месте, пораженный увиденным. На красной поверхности «груши», сиротливо вжавшейся в угол, жирным черным маркером была нарисована круглая рожица с широко разинутым ртом, словно этот незадачливый художник пытался изобразить кричащего человека. Но не это шокировало. Вся «груша» была истерзана и, судя по всему, ножом. Нарисованная рожица изрезана.

— Вы знаете, что ваш сын носит с собой нож? — приглушенно, как будто опасался, что их кто-нибудь услышит, спросил Блер, пристально смотря на оторопевшего мужчину. Рэй бросил на него растерянный взгляд, по которому тренер понял, что он об этом не знал. Сунув руку в карман, Блер вытащил складной нож с выкидным лезвием. Нажал на кнопку на рукоятке, откуда мгновенно выскочило стальное пятнадцатисантиметровое жало, заставив Рэя невольно вздрогнуть. Блер протянул нож ему рукояткой вперед.



— Вот. Это я отобрал у вашего сына. Не без труда, должен заметить, — он приподнял рукав, продемонстрировав глубокий порез.

Так как Рэй молчал, он продолжил.

— Это, — он указал на истерзанную «грушу», — я обнаружил два дня назад, но не мог дознаться, чья это работа. Сегодня, после несчастного случая, произошедшего с одним из мальчиков по вине Патрика, один из моих учеников — мальчик, который занимается у меня уже два года и которому я доверяю — рассказал мне, что случайно увидел у Патрика этот нож. Он выпал у него из кармана, когда тот переодевался. Ваш малыш оказал мне такое сопротивление, когда я попытался забрать у него нож, что я был просто поражен. У меня создалось такое впечатление, что он готов скорее убить меня этим ножом, чем отдать его.

— Вы преувеличиваете, — сухо сказал Рэй.

— Нет, к сожалению, — Блер еще раз продемонстрировал ему порезанную руку, как доказательство. — Какой мне смысл клеветать на ребенка? Я так понимаю, что об этом он вам ничего не сказал. А можно поинтересоваться, как он объяснил то, что сломал руку мальчику?

— Он сказал, что это получилось случайно.

— Вынужден вас огорчить — он вас обманул. Я видел, как все произошло, но не успел помешать. Он сделал это намеренно, вполне отдавая себе отчет в том, что делает. И я видел выражение его лица, когда мальчик корчился и кричал от боли — он получал от этого удовольствие, ему это нравилось.

Заметив, как в глазах Рэя вспыхнуло негодование, что он собрался возразить, Блер, не позволяя сказать ему ни слова, снова поспешно заговорил:

— Подождите, выслушайте меня до конца. Я заметил, что дети панически боятся Патрика, я не знаю как, но он нагоняет на них настоящий ужас. Никто не хочет работать с ним в паре, он все время «случайно» причиняет кому-нибудь боль. Я не раз пытался ему внушить, что перед ним живой человек, а не тряпочная кукла, которую можно бить изо всех сил, выворачивать руки и ноги, швырять и бить о пол. Он слушал со смиренным видом, но все равно продолжал так поступать.