Страница 147 из 162
Но Куртни больше нет, а она все равно от него сбежала, так подло, подарив ему надежду и любовь, не сказав ни слова, даже не попрощавшись, зная, какую боль ему этим причинит. Никогда с ним так не поступали, никогда так не ранила женщина. Она просто выкинула его из своей жизни, даже не задумываясь, как лишнюю и не нужную помеху. Да, какое точное определение — помеха. Это то, чем он был для нее с тех пор, как стал проявлять к ней нежные и более глубокие чувства. Всего лишь помеха. Он и его любовь всегда ей мешали, и в ее отношениях с Куртни, и в личной жизни, и она даже не пыталась этого скрыть. Его любовь, такая чистая и светлая, была ей отвратительна, она воспринимала ее как что-то постыдное, заслуживающее только одного осуждения. Рыдала и кричала, что ненавидит его в один из самых счастливых для него моментов в его жизни, когда он ею овладел. Смотрела на кольцо, которое он ей преподнес с таким благоговением и с такой любовью, предлагая не только себя и свою любовь, но и всю свою жизнь, так, будто он протянул ей стакан с ядом, отшатнулась, побелела вся. Никогда, ни на один миг, она не откликнулась на его любовь, знала, что и не сделает этого, даже когда отдавалась ему, обнадеживая, с такой пылкостью, с такой страстью и нежностью. Обнимала его, целовала, дарила жаркие взгляды и ласки, а сама планировала свой подлый побег. Рэй не понимал, почему она так жестоко с ним поступила. Не из-за Джека, нет. Слишком поздно он понял, что даже если бы Джека не стало, она все равно бы никогда не приняла его предложения и из постели бы своей его вышвырнула. И Рэй даже был рад, что Ноэль-Тимми, вдруг отказался выполнить заказ и вернул аванс, сославшись на письмо Кэрол, в котором она просила его не причинять вреда Джеку. Этот парень еще и набросился на него с возмущением и упреками в том, что он, Рэй, разболтал обо всем Кэрол и открыл ей то, что он наемный убийца и собрался пристрелить ее мужа. Рэй пытался его убедить в том, что ничего не говорил Кэрол, что ему самому было недопустимо признаваться в том, что он задумал убить Джека. Объяснил, что Кэрол на самом деле ничего не знает, что все это просто удивительное совпадение, потому что она увидела сон, в котором ей приснилось, что Тим убивает Джека, а она всегда была очень впечатлительна к своим снам и, скорее всего, просто подстраховалась для собственного успокоения, так, на всякий случай. Тим вроде немного успокоился, но все равно остался недоволен и распрощался с ним довольно сердито, попросив больше его не беспокоить.
Теперь Рэю было на все наплевать, даже на Рэндэла. Он понимал, что Кэрол кто-то помог уехать, и даже знал, кто. Касевес. Больше не кому. Первым его порывом было броситься к нему и добиться признания, куда он спрятал Кэрол, но, уже войдя в палату, он так и не сказал о Кэрол ни слова. Касевес не признается и не скажет. А если даже скажет, то что толку? Ну, приедет он к ней, чтобы лишний раз убедиться, что не нужен, чтобы дать ей еще одну возможность осквернить своим презрением его любовь и опять его отвергнуть, унизить и причинить нечеловеческую боль. Да еще он может вывести на нее Рэндэла, который того и ждет.
Он спросил у Уильяма о самочувствии, а потом больше не сказал ни слова, только сидел, разбитый, раздавленный, во власти черной тоски и бесконечного отчаяния, тщетно пытаясь с ними бороться. И устремлял на Касевеса взгляд, полный немого горького укора и раздирающей сердце боли. «Что же ты со мной сделал? — говорил он, не произнося ни слова. — Отнял единственное, что я любил». И он ушел, даже не сказав ему «до свидания» и не пожелав выздоровления, зная и давая понять, что никогда ему этого не простит.
Они поняли друг друга без слов. Вернее, понял его Касевес, а он даже не пытался понять, почему он так поступил, не хотел понимать, потому что это не имело для него значения. Касевес знал, что для него значила Кэрол, что в ней и только в ней он видел свое счастье, свое будущее, о котором мечтал. И обвел его вокруг пальца и ударил в спину вместе с ней. Они, единственные, кому он доверял и кого любил.
Никогда больше не заговорит он с Касевесом о ней и о том, что они сделали, никогда не спросит, где она. И никогда не откроет больше перед ним свое сердце. Ни перед ним, ни пред кем-либо другим. Разве что…
С изумлением он уставился на появившегося пред ним Патрика, который без стука зашел в ванную и стащил с его лица полотенце. Увидев радостное детское личико и настоящую невинную любовь, с которой на него смотрел этот малыш, Рэй почувствовал сквозь боль в сердце какое-то смутное удовольствие. Вот кому он действительно нужен, вот кто его обожает. Его маленький друг, всего лишь ребенок, но что может быть прекрасней любви ребенка, искренней и чище? Но и этот малыш не принадлежит ему, и в любую минуту у него могут отобрать и его любовь, лишив его последнего утешения. И уже в который раз, смотря на мальчика, он испытал почти болезненное желание иметь собственного ребенка, слышать вокруг себя топот маленьких резвых ножек и звонкий детский голосок, зовущий его папой.
Значит, Кэрол уехала без сына. В таком случае, она еще вернется за ним, или Касевес отправит мальчика ей. И тогда Рэй никогда его больше не увидит.
— Рэй! Привет! — радостно воскликнул мальчик. — Я приехал!
Рэй улыбнулся, садясь в ванной.
— Привет, приятель. Как путешествие?
— О-о, ты себе даже не представляешь! Мне столько нужно тебе рассказать! Вылезай, я принес тебе подарки, пошли смотреть.
— Подарки? Мне?
— Ну да. А потом пойдем на пляж, ладно? Я купил себе доску и хочу, чтобы ты посмотрел, хорошая она или нет. Помнишь, ты обещал научить меня кататься? Давай начнем прямо сегодня, давай?
— Рик, мне кажется, еще рановато…
— Ничего не рановато, я уже не такой маленький, как раньше. Ну, пожалуйста, Рэй!
— Ну, ладно. А отец знает, что ты у меня? И он отпустил? — с сильным сомнением спросил Рэй.
— А! — мальчик махнул рукой. — Ему сейчас не до меня, он меня даже не замечает. Даже подарки мои смотреть не стал, — в голосе его прозвучала горькая обида. — Его нет дома, а Нору я предупредил.
Погрустнев, он добавил:
— И мама уехала в командировку. Дед поссорился с папой и ушел вчера. Папа запретил мне к нему ходить. Лучше бы я и не приезжал сюда. Приехал, и никому до меня дела нет.
— Папа поссорился с дедом? — поразился Рэй. — Почему?
— Не знаю. Я слышал, как папа на него вчера кричал, дед глаз ему подбил, и папа его выгнал. А теперь такой злой стал, что я даже боюсь к нему подходить.
— Ну и ну! — Рэй с трудом удержался от ехидной ухмылки. Вот это новость! Неужели Рэндэлы друг с другом сцепились? Неужто эта могущественная парочка, отец и сын, наводящие ужас на всех и вся, всегда горой стоявшие друг за друга, разбилась? Что же могло такого произойти, что они набросились друг на друга? Чем закончится эта довольно серьезная ссора? Если Джордж поднял руку на Джека, а тот выгнал его, вряд ли они вот так запросто простят это друг другу, оба обладая одинаковыми характерами с такой гордыней и надменностью. Рэй не мог себе представить, кто из них первый предпримет попытку помириться, зная, что ни тот, ни другой этого не сделают и скорее сожрут друг друга, чем переступят через свое легендарное упрямство и высокомерие.
— Подожди меня в комнате, — повелел он мальчику. — Я сейчас выйду.
Патрик вышел за дверь, а он ополоснулся под душем, смывая мыльную пену и, став на мягкий коврик, обтерся полотенцем. Ничего ему сейчас так не хотелось, как упасть на кровать и не шевелиться, он чувствовал себя ужасно после двух дней беспробудного пьянства, хоть головная боль и проходила постепенно. Но зато чувство бесконечного одиночества уже не так давило на него, и Патрик светлым лучиком ворвался в его затянутый черными тяжелыми тучами мир.
И вдруг заметил, что Патрик наблюдает за ним в приоткрытую дверь, жадно разглядывая. Увидев, что его обнаружили, мальчишка даже не смутился. Улыбнувшись, Рэй натянул трусы и вышел к нему с самым что ни есть невозмутимым видом.