Где я, там смерть

Побелев, парень отшатнулся от него и, резко развернувшись, бросился вон из комнаты. Джордж успел заметить его покрасневшие от слез глаза, и, вскочив, поспешил за ним. Джек изумленно посмотрел ему вслед. Он услышал, как отец окликнул Шона, как извинился за сына и попросил не воспринимать близко к сердцу его слова, уверяя, что он произнес их только от обиды и злости, да к тому же в порыве ярости. Спросил у парня время и место похорон и пообещал прийти, признавшись, что очень любил его мать.

Проводив юношу и тепло с ним попрощавшись, Джордж хотел вернуться в кабинет, но остановился, увидев, как Джек вышел в холл. Подойдя к отцу, он остановился напротив.

— Ты пойдешь на похороны? — угрожающе тихим голосом спросил он.

— Да, пойду. И тебе советую, — холодно ответил Джордж. — Зачем ты мальчика обидел? Он пришел к тебе со всей душой, такой преданной, чистой, открытой, а ты грязи в него накидал. Идиот! Как не крути, он твой брат! Прими его, ты, остолоп, иначе совсем один останешься! Всех разогнал! Оглянись, Джек, кто у тебя есть — ни жены, ни семьи, ни родственников, ни сестер, ни братьев! Только я, старик, да сын малолетний! Хватит гнать от себя людей, иначе так и сдохнешь в одиночестве!

— Ничего, я привык к одиночеству. А ты не больно-то его и скрашивал! Что, ублюдка этого пожалел? Так давай, пригрей его, приголубь, пожалей! Ведь без маминой сиськи остался всего-то в двадцать годков! Понравился он тебе, да? Мальчиком его называешь! А я всю жизнь был идиотом, остолопом, чудовищем! Я не такой сын, какого бы тебе хотелось, да? Вот он — да, как раз то, что нужно! Ты бы слова ему никогда грубого не сказал, не обозвал, не был бы таким черствым и бесчувственным, как со мной! Иди к нему, иди к своей потаскухе! Забыл, как она кинула тебя, променяла на другого мужика! Гордости у тебя нет, отец, иди, унижайся, оплакивая ее! О тебе она и не вспоминала. О нас не вспоминала! Она бросила нас, отец, бросила!

— Она сделала это при жизни, а теперь она мертва, Джек. С мертвых не спрашивают. За свои грехи она теперь будет отвечать не перед нами. Нужно простить, Джек. Прошло много времени, ты взрослый человек, а не ребенок. Нельзя таить обиду всю жизнь, тем более на того, кого уже нет. Зачем? Ненависть — это бремя. Скинь его, прости, и тебе сразу станет легче, вот увидишь.

— Не для того я ее в гроб упрятал, чтобы прощать! — бросил, как плюнул Джек. — Что ты вылупился на меня? Да, это я, я отомстил за нас обоих, я убил ее любовника, разрушил ее жизнь и свел в могилу! Хочешь знать, как? Я уколол ее зараженным шприцом. И она об этом знала, когда подыхала, я ей рассказал! Только вот сыночку своему она не сказала, иначе бы он не говорил мне так пылко о своей любви. Я отомстил, отец, отомстил! За тебя, за себя, за нас…

Поток его злобных восторженных слов был прерван, когда Джордж внезапно кулаком ударил его по лицу, да с такой силой, что Джек отлетел от него и с грохотом рухнул на журнальный столик, опрокинув его. Сверху на него с полок посыпались фигурки из коллекции Патрика.

— Ты чудовище! — бросил ему Джордж, и на этот раз в этом привычном слове, которым он всегда называл сына, не было лукавой теплоты, затаенной любви и открытой гордости, как всегда. На этот раз он вложил в это слово как раз тот страшный отвратительный смысл, какой оно в себе и заключало на самом деле.

Залитое кровью лицо Джека перекосилось в жуткой гримасе.

— Пошел вон! — завопил он. — Вон из моего дома, старый урод! Иди и пресмыкайся перед этой сдохшей тварью и ее ублюдком, предатель, ничтожество! Ты мне больше не отец!

— Что ж, воля твоя. Тогда ты мне больше не сын. С нетерпением жду твоего возмездия, Джек, и уверен, что ты не заставишь себя ждать, или я тебя плохо знаю. Только я не беззащитная женщина, какой была твоя мать, и разобью тебе морду, если посмеешь на меня оскалиться, щенок. Зубки коротки, мою шкуру не прокусят. Вытри кровь, мерзавец, и поднимайся, пока сын не увидел!

Отвернувшись, Джордж надменно и спокойно вышел на улицу.

— Катитесь все к черту! — прохрипел Джек и, приподнявшись, уткнулся затылком в стену и закрыл глаза. — К черту.

«Мне никто не нужен, — подумал он уже про себя с обидой и горечью. — Только вы еще поплатитесь за это».

Как только за Джорджем захлопнулась дверь, в комнату влетела Нора и со стонами, ахами и охами упала рядом с Джеком на колени, заглядывая в залитое кровью лицо.

— Как вы? Поднимайтесь, давайте, я вам помогу…

Джек с рычанием оттолкнул ее от себя с такой силой, что женщина распласталась на полу, и, встав, побрел в кабинет. Нора поднялась на ноги и перекрестилась, услышав, как он с яростными дикими воплями начал громить комнату. Вниз сбежал перепуганный Патрик и подскочил к ней, с опаской косясь в сторону кабинета.

— Что это, Нора? — прошептал он, обхватив ее ручонками и прижавшись к подолу. Женщина погладила его по голове.

— Ничего страшного, мой хороший. Твой папа немного расстроен и таким образом просто снимает напряжение. Понимаешь, иногда бывает, что так разозлишься, что хочется что-нибудь схватить и разбить. У тебя так бывает?

— Да-а, иногда, — протянул мальчик. — Тогда папа очень разозлился. Ой, а кто разбил мои статуэтки?

Огорченный мальчик бросился к полкам и, присев, стал собирать осколки, обиженно шмыгая носом.

— Брось, поранишься. Я сама уберу. Не расстраивайся, папа привезет тебе другие, такие же или еще лучше. Не будем пока ему мешать. Пойдем, я сделаю тебе молочный коктейль, — бросив напоследок встревоженный взгляд в сторону кабинета, Нора повела мальчика на кухню, чтобы отвлечь его внимание от беснований безудержного Джека, который дал, наконец, выход своей ярости.

Возвращаясь с работы, Свон резко притормозила у бардового кабриолета, возле которого покачивалась хорошо знакомая ей высокая мужская фигура, которую она узнала даже сзади. Бормоча ругательства, Рэй, слегка наклонившись, разглядывал переднее колесо машины и выпрямился, когда его окликнула Дебора.

— Добрый вечер, мистер Мэтчисон, — улыбнулась она. — Проблемы?

Когда он обернулся, она не без удивления увидела, что он пьян настолько, что с трудом стоит на ногах.

— А-а, это ты! Я хотел сказать… вы, — заплетающимся языком поправился он. — Да вот, пробил колесо.

— Садитесь, я вас отвезу. А машиной пусть сервисная служба займется, — перегнувшись через сиденье, Дебора открыла дверь.

— А, черт с ней! Все равно уже надоела! — махнул рукой на машину Рэй и неловко уселся в кресло. Женщина лукаво поглядела на него.

— И куда же это вы ехали? — она едва удержалась, чтобы не добавить «в таком состоянии».

— Да я здесь в баре был… зашел освежиться, пропустить стаканчик. Только там скучно до жути. Решил заехать домой за доской и отправиться на пляж. Сегодня ветер, волна должна быть хорошая. Только тронулся и напоролся на что-то! Будь они неладны, эти дороги, валяется черт знает что под колесами!

— Вы занимаетесь серфингом? — изумилась Свон.

— Не-е, не занимаюсь уже. Просто катаюсь иногда. А вы считаете, что я для этого уже стар?

— Стар? Побойтесь Бога, мистер Мэтчисон! Вы себя в зеркало видели?

— Видел сегодня утром. Ужасное зрелище! — он пьяно засмеялся.

Свон не согласилась с этим, но промолчала. Нет, не ужасное, скорее, жалкое. Ее охватил ужас, когда она подумала о том, что могло бы случиться, если бы он не пробил колесо и в таком состоянии поехал домой, а еще того хуже — к океану, и полез бы в воду, на волны, когда на земле-то, на ровном месте, не держится. Безумец. Как порой полезно, что на дорогах попадаются гвозди. Словно само проведение бросило его под колеса его машины.

— Я, конечно, не хочу вмешиваться, но, думаю, благоразумнее будет серфинг на сегодня отменить, — осторожно сказала она.

Он вздохнул, печально смотря на проносящиеся за окном улицы.

— Да, наверное, вы правы. Что-то… кажется, я немного лишнего выпил, — пробормотал он и провел ладонью по лицу, пытаясь привести себя в чувства. — Тогда… высадите меня возле какого-нибудь бара.