Страница 12 из 25
Елизавета машинально проводила глазами стремительно и чуть ли не с поклонами испаряющихся амбалов и выпалила:
- А вы-то откуда тут взялись?
Не отвечая, Игорь Петрович шагнул ближе, скрипнув узконосыми туфлями по мокрому гравию аллейки, оглядел Елизавету, Лянку и взъерошенных парней, как естествоиспытатель - стайку невиданных экзотических животных, а потом ехидно осведомился:
- Так это у вас наследственное, мамаша? У вас и у ваших благородных отпрысков? Прогрессирующее слабоумие?
- Отстаньте, а? - тоскливо буркнула Елизавета, которая, увы, целиком и полностью осознавала его правоту. - Что вам здесь вообще надо?
- Хотел убедиться, действительно ли вы способны на ту дурь, о которой мне довелось услышать в момент незабываемого посещения вашей редакции, - неспешно объяснил Волков.
- Убедились? - Елизавета достала из кармана чистый носовой платок и протянула Лянке, но та, едва утерев мокрый нос, счастливо затараторила:
- Зато я теперь всё досконально знаю... изнутри! И я такой репортаж напишу... ой, Лиз! - она круглыми глазами уставилась на Елизавету: - Представляешь, он сказал - сперва кандидатуру пробую я, потом мои охранники... А за анал они... то есть их девочки берут вдвое больше, за азеров тоже... и ещё...
- Хватит, а то я щас блевану, - скривился Сентинел и сплюнул на гравий.
- Давай ты это лучше напишешь, - поспешно проговорила её Елизавета, понятия не имея, как такое вообще описывать, и покосилась на Волкова. - С соответствующими цитатами из 'Ямы', чтобы произвести должное впечатление, иначе потенциальные ночные бабочки ринутся к этим сутенёрам и просто их затопчут.
- Ого! А я думал, вы идеалистка, - с некоторым удивлением протянул Волков.
- Я реалистка, - сурово поправила его Елизавета. - Спасибо за помощь, нам пора. У меня по пятницам приёмный день.
- Могу подвезти, - предложил Волков, глядя вслед торопливо удаляющимся пилатовцам.
- Нет нужды, - не оборачиваясь, сообщила Елизавета благочинным купринским языком.
'Яму' она и вправду часто перечитывала. Всё-таки русская классика во все времена была актуальной.
'Две тысячи первый год,
Я бегу по дороге, разинув рот,
А за мной по пятам катятся танки.
Я забегаю в тупик, в тупике наркоман
Сидит в шезлонге и курит дрянь,
И я вижу в его глазах свое отраженье.
Он зовет меня туда, где нет горя и огня,
Где несет покой глазам снов малиновый туман.
Так вслепую я войду с бычком в зубах
В две тысячи первый год!'
* * *
В эту пятницу в редакции всё было как обычно. То есть галдящая толпа на тротуаре перед входом, галдящая толпа на лестнице, галдящая толпа вокруг Елизаветиного стола. Народ полез к главредше с обнимашками и вопросами, едва завидев её, а перед носом у сохранявшей олимпийское спокойствие наборщицы Светки росла гора свеженаписанных купонов в рубрику 'Пейджер'. Словом, всё как всегда, то же небо, опять голубое, как пел Высоцкий в песне про не вернувшегося из боя.
Но из сегодняшнего боя Елизавете и её пиратам удалось вернуться, и даже без потерь. Правда, с помощью - и она не могла этого не признать - буржуина и классового врага Игоря Петровича Волкова. Но она решительно не понимала, какого чёрта он вообще встрял в их авантюру. От скуки, что ли? Скорее всего.
Однако лёгкая приязнь к 'буржуину' немедля выветрилась из души Елизаветы, когда на пороге редакции вдруг появился молодцеватый дедок - курьер из Дома правосудия - с повесткой. На первое судебное заседание Елизавете, как ответчику, надлежало явиться ровно через неделю. Сумма иска, выдвинутого против неё Волковым, составляла ни много ни мало - сто тысяч рублей.
Почти что треть стоимости Елизаветиной квартиры.
- Вот же буржуй недорезанный! - простонала она, хватаясь за голову.
Все вокруг встревоженно притихли.
- Давай мы ему тачку подпалим! - выхватив у главредши повестку, азартно предложил Сентинел. Не иначе как изучал методику ведения партизанской войны в чёрных гетто.