И-5

Лечебница находилась впритык к опреснителю. Прямо в центре лагеря. Она представляла собой огромный брезентовый шатер разделенный на десяток закутков с помощью тканевых стен. Несколько затянутых мелкой сеток окон обеспечивали вентиляцию и обзор. Внутри относительно прохладно, а по коже струится воздушный поток от трех медленно крутящихся под потолком вентиляторов. В шатре две красные полусферы – одна у входа, другая прямо по центру и не скрывает торчащих из нее стволов. Я углядел игольник и автоматный ствол. Ничего похожего не медблок я не углядел. Зато увидел стоящий в одном из закутков высокий металлический операционный стол, несколько запертых стальных шкафов, штабель контейнеров… в общем, это все можно было смело назвать полевым госпиталем без каких-либо вкраплений автоматики.

– Ты доктор?

– Я старшая нурса. Тут еще две девочки работают, но сегодня они болеют… – тихо улыбнулась Зорга, наливая на губку какое-то желеобразное зеленое вещество.

– Прямо разом заболели?

– Долбанный праздник. Поэтому девочки отсиживаются. Мы еще скинулись, чтобы оплатить пребывание здесь до вечера еще двух подруг. Сюда пьяные сборщики не сунутся – она указала глазами на красную полусферу между вентиляторами – А если сунутся…

– Ясно. А ты на работе?

– Верно. А доктор Зорвсон на выезде. Он трахает креветок.

– Попробуй еще раз пояснить… что делает доктор?

– Вправляет мозги сборщикам креветок на рифе Мулра. Это за Башней – дальше в океан. Они там и живут… дикари… Жрут дары моря, собирают креветок, отправляют в башню. И не лечатся из-за своих тупых верований… раз в месяц доктор отправляется к ним с парой младших надсмотрщиков. Лечит силком… вычищает раны, отрезает гангренозные пальцы… на рифе опасностей хватает. Что странно – как только там появляются новенькие, старожилы так быстро промывают им мозги, что уже через неделю никого в лечебницу не затащишь. А ведь им раз в месяц положены бесплатный осмотр и лечение…

– А здешним?

– Сборщики должны собирать. Если не ленишься и в хорошем контакте с фурирами – живешь припеваючи. Слушай… я тебя подлечу… и сходи ты к гоффуриру Замроду. Покайся. Ну избил ты кого-то… и что? Праздник же. У тебя есть оправдывающие причины – достаточно глянуть на твою спину…. Тебя кто так? Фурир Нашхор? И его дружки?

– Ага.

– Эти ублюдки любят тренировать удар на беззащитных… а ты ведь только мычал что-то и едва слова выговаривал… все равно не жилец… Но теперь, когда ты в себя пришел, твоя ценность резко выросла.

– Да что ты?

– Вон мышцы какие – сталь! Такой как ты может стать отличным работягой. Такие в каждой бригаде нужны. Ты главное, если сегодняшний день переживешь и все нормально будет, поговори с Нашхором. Скажи ему внятно, чтобы он больше к тебе не лез.

– Ага – кивнул я.

– Нашхор тот еще бдан… но я могу за тебя пару слов перед ним замолить. Бесплатно. Раз уж у тебя мозги ожили.

– Круто…

– Хочешь я его прямо сейчас позову? Он тут по соседству вроде как праздник отмечает…

Врезавшийся в прилавок короткобородый мужик поспешно заговорил, глотая слова от возбуждения:

– Зорга! Зорга! Там такое! Нашхора убили! И Зивса с Зовсом! Там же вальнули! Кровищи! А за лагерем, там на дюнах – пятна крови! Но никаких тел нет! Может их тангтары забрали?! И нигде нет папы Гольдера! И парни его пропали! Вот дерьмо, а?! Если мертвы – у нас куча трупов. Давно такого праздника не было!

Вывалив рвущуюся из него словесную бессвязную херню, он убежал разносить свою весть дальше. А я удивленно уставился на замершую надо мной с губкой старшую нурсу:

– А че не лечим?

Ей потребовалось несколько секунд, что переварить услышанное. И еще секунда, чтобы сделать вывод. Пропитанная лекарственной мазью губка морозной благодатью снова опустилась мне на плечи:

– Ты?

– Ну да – спокойно признал я.

– У Нашхора был револьвер с тремя патронами. Он хвастался.

– Как раз хотел глянуть на револьвер. Не против?

– Я тебе подлечу…

– Ага.

– И можешь стреляться.

– А че так?

– Ты придурок… Ты убил надсмотрщиков.

– Так сегодня праздник… – ухмыльнулся я, вспоминая, как умер долбанный Нашхор.

– Ты понимаешь кто они такие?

– Дохлые хренососы?

– Они власть! Система!

– Это не система – качнул я головой и поморщился от боли в шее, где судя по ощущениям не хватало изрядного лоскута кожи – Ты путаешь, нурса. Это системная отрыжка… блевотина, что скисла, запузырилась и решила, что ей дозволено все.

– Им дозволено все! Они власть в Сорокушке и вообще во всей Зоне! Над ними только Башня…

– Башня – повторил я – Башня в каждом из миров, да?

– О чем ты?

– Да так… продолжай пугать меня. От этого прохладней…

– Может ты все же сожрал ту личинку? И сидишь обдолбанный? Слышишь крики? Это по всему лагерю распространяются вести о случившемся. Праздник кончился. Но до заката не тронут. То есть у тебя еще пара часов. А потом за тобой придут…

– И?

– И все… дальше у тебя только два варианта, Влуп.

– Оди…

– Да какая уже разница как тебя звали при жизни?

– А ты умеешь шутить – тихо рассмеялся я и от моего смеха она невольно вздрогнула, подалась неосознанно назад.

– Придурок…

– Ты говорила про два варианта.

– Первый самый простой – коллегиал фуриров..

– Че? Кто?

– Коллегиал надсмотрщиков… так уж называют этот вечерний послепраздничный сбор… Они соберутся и начнут выслушать обо всем, что случилось во время праздника Смакендритт. Ты знаешь, значение название?

– Вкус свободы?

– Смысл именно такой – кивнула Зорга – Но по сути это звучит как «Вкус дерьма». Почему? Потому что свобода – это дерьмо.

– Да ну?

– Да – убежденно кивнула девушка, пинцетом доставая из раны на плече грязь – Свобода – это анархия, анархия – это безответственность, неподотчетность и безнаказанность, что означает – дерьмо! Ведь если каждый будет делать что ему вздумается… убивать кого вздумается… это приведет к беде. Поэтому есть каста фуриров, поэтому есть Вилка, откуда следят за порядком в Зоне. Каждый получает работу и нормальную оплату. Каждый подчиняется, знает свое место и поэтому живет счастливо. А когда надоедает подчиняться – нам дают раз в месяц чуток побеситься – праздник Смакендритт. С утра до заката твори что хочешь. Получи свою свободу, планк. И поймешь – ну ее нахрен эту свободу! Пусть фуриры и дальше командуют – но заодно и защищают.

– Ты спрятала младших нурс в свой лазарет, Зорга – напомнил я.

– Это подтверждает мои слова! Свобода – дерьмо! Так фуриры доказывают каждой здешней бабе – без их присмотра ее будут насиловать по пять раз в день! Да у них кнуты и порой нерадивый получает свои удары. Но это ему на пользу! Зато если изнасилуешь – тебя забьют кнутами до смерти!

– А если трахнешь силком в праздник – можно откупиться бутылкой самогона, да?

– Ну…

– Херовая у вас тут житуха, нурса Зорга. Бойся праздника – трахнут! Так что там за два варианта?

– Если фуриры сочтут, что заотдыхавшийся сборщик перебрал со свободой, они назначат ему суровое наказание. Испытание голодом – самое маленькое из них. Тебе наденут специальный намордник и будут его снимать только три раза в день – чтобы дать выпить воды. Следующее по степени тяжести наказание – кнутом. Разрешено не больше тридцати ударов, но если ты хорошо владеешь кнутом, то…

– Этого хватит, чтобы забить насмерть или искалечить – кивнул я – Продолжай.

– Иногда эти два наказания назначают вместе. Десять ударов кнутом и три дня голода… Голод вообще больше пяти дней не назначают. И это самые легкие наказания. Дальше гораздо хуже. Например, наказание жаждой. Это почти самое страшное – на этом солнцепеке… А ведь надо работать, в теньке не отсидишься. Хорошо еще, что наказание жаждой не может длиться больше трех дней. Ну и последнее наказание – бойкот.

– А? Ты серьезно?

– Абсолютно.

– Со мной никто не будет разговаривать?