Страница 1 из 2
Елена Ха
Бабушкино наследство
На полустанке, где мы с бабушкой вышли, задувал пронзительный ветер, солнце спряталось за низкими темно-серыми тучами, и было не понятно, утро сейчас или вечер. Казалась что здесь, на родине бабули не начало сентября, как во всей России, а уже хмурый ноябрь.
«Какое-то безвременье», – подумала я, зябко ёжась, и на всякий случай посмотрела на часы в телефоне, которые подтвердили: сегодня 9 сентября 2021 года 9-07 утра.
Рядом со старенькой платформой, на которой через бетон уже проросли кусты бирючины, стоял полуразвалившийся вокзал, а вокруг раскинулся густой лес. И этот лес с его звенящей разноцветной вакханалией красок больше всего поразил меня. Я в свои двадцать пять лет никогда не была в диком лесу. Мы с родителями и бабушкой часто ездили в парки в Москве и области, но бабушка была категорически против леса.
Меня саму вполне устраивал мой московский двор с тремя кустами сирени и двумя чахлыми березами, но тут на станции «Кирякины горки» я полной грудью ощутила силу и мощь леса. Ветер шумел в ветвях, сгибал стройные стволы берез, набрасывался на мощные дубы и клены, раскидывал багрянец их листьев, кружил осиновым золотом, засыпая им платформу, траву вокруг и разбитую гравийную дорогу.
Идти до родной бабушкиной деревни Горки было три километра, но бабуля приехала на родину умирать и в свои восемьдесят семь с трудом передвигалась. Поэтому я настроилась на долгий путь, надеясь дойти до дома двоюродного деда хотя бы к обеду.
– Зачем тебе понадобилось ехать в эту глушь? – в который раз удивлялась я.
– Асенька, внученька, ты не понимаешь, молода ещё. Я хочу умереть на своей Родине, и лежать рядом с родителями. У меня чувство, что случиться это со дня на день.
– Бабуля, я тебя умоляю, перестань так говорить! Ты ещё нас всех переживёшь! – возмутилась я, потому что обожала свою бабушку Машу, добрую, внимательную, знающую множество сказок и частушек, но всегда немного грустную. Эта ее загадочная отстранённость нравился мне, наверно, больше всего. Она как будто давала мне воздуха думать самой, жить и совершать свои ошибки, в отличие от моей второй бабушки Янины, коренной москвички в пятом поколении. Та любила нас и душила своей неусыпной заботой не только меня, но и своего единственного сына – моего отца.
Мои бабушки очень сильно отличались по характеру. Янина Яновна все время суетилась, хлопотала. Они с дедом Димой прожили долгую и, как они утверждают, счастливую семейную жизнь. А баба Маша никогда не была замужем, мою маму она родила и воспитала одна. Никогда и никому она даже пол словом не обмолвилась, кто же отец ее единственной Раечки.
Мама никогда не признавалась, но я чувствовала, что ее тяготит это молчание. Она очень поздно вышла замуж, как она сама однажды призналась – боялась довериться мужчине, ведь самый главный мужчина в жизни любой девочке – папа, и он ее уже предал. Именно поэтому я так охотно поехала с бабушкой на ее родине, надеялась разгадать тайну маминого отца, моего деда. Но всю дорогу слышать от бабули про смерть было больно, я боялась ее потерять.
Марья Ивановна Сомина родилась и выросла в Горках, но последние 69 лет провела в Москве.
– Я убежала из деревни в 18 и никогда больше не возвращалась сюда, – рассказала мне бабушка в поезде. Она поддерживала связь только с младшим братом Ванечкой, от него она узнала о смерти родителей 40 лет назад. Сначала от воспаления легких умер старший Иван, а уж потом не смогла смириться со смертью мужа и ушла вслед за ним мать Анастасия, в честь которой меня назвали.
Брат бабушки женился. У него была старшая дочь и двое сыновей. Каждый ребенок подарил им с женой Дусей двоих внуков. Старшая внучка сейчас была на сносях, так что Сомины готовились стать прабабушкой и прадедушкой.
– Мой брат всегда был добрым, умным и трудолюбивым. Я рада, что у него такая большая дружная семья и дом полная чаша, – рассказывала мне бабушка под мерный стук колес поезда. У нее будто плотину прорвало внутри, до этого я вообще ни разу не слышала, чтобы она о своей семье упоминала.
– Тебе, наверно, сложно было в Москве прижиться одной? – решила я воспользоваться ее говорливостью и выведать побольше. Раз уж мне выпала почётная миссия взглянуть на истоки. Мы с ней внешне были очень похожи, обе кареглазые шатенки, только в отличие от ее румяного круглого лица, мое было узким и худеньким. Я как-то показывала подружкам фотографии юной бабушки, а они хором укорили меня за то, что в тайне от них сходила на такую потрясающую ретро фотосессию.
– Да, непросто, – последовал лаконичный ответ, и бабуля задумалась, я еще подождала продолжения, надеясь, на развернутый рассказ, но нет, Марья Ивановна погрузилась в молчание.
За грустными воспоминаниями дорога в поезде пролетела незаметно, чего не скажешь о нашей пешей прогулке. Бабуля шла, еле передвигая ноги. К счастью мимо приезжал какой-то грузовик. Увидев двух женщин ковыляющих по дороге с огромным чемоданом, водитель видимо пожалел нас. Остановился, спросил, куда мы идем.
– В Горки, сынок, – ответила бабушка, характерно растягивая гласные.
– Так я как раз тамошний. Егор Фролов. А вы к кому?
– К Ивану Сомину, – не стала скрытничать бабуля, – Сестра я его, Марья, а это внучка моя – Настасья.
Мужик удивленно уставился на нас.
– А я думал вы уже того…
– Нет, еще только собираюсь, – усмехнулась бабушка.
Водитель сам помог нам забраться в кабину и уже через десять минут остановился у большого одноэтажного дома.
– Приехали, – радостно сообщил он и помог нам спуститься из его грузовика на тропинку у калитки. Я в городе такого радушия и внимание к посторонним никогда не наблюдал.
– Не знаю, пустят ли меня на порог, – задумчиво призналась бабушка, так же как и я, рассматривая добротный дом Ивана Ивановича Сомина, выкрашенного в ярко-зелёный цвет, на крыше был уложен серый шифер, а стройные вертикальные рейки забора радостно пестрели желтым и красным.
– Весёленький заборчик, – не смогла промолчать я.
– Это Иван Иваныч внуков приобщает к труду, – усмехнулся водитель и, помахав на прощанье рукой, укатил на своем огромном грузовике.
– Брат у меня всегда затейник был, – мечтательно улыбнулась бабушка. Она потопталась у калитки в нерешительности с минуту, разглядывая ухоженный двор с большим столом под раскидистой яблоней и аккуратно подстриженными кустами крыжовника, потом выдохнула и засеменила к крыльцу, украшенному резными деревянными столбами. Я покорно последовала за ней. Через несколько секунд навстречу неожиданным гостям из дома вышел крепкий дедок с аккуратной седой бородой, в спортивных штанах и футболке, которая облегала его крепкий торс – многие молодые парни обзавидовались бы его спортивной форме.
– И кого это к нам Бог привёл не свет не заря? – спросил он, подслеповато щурясь.
– Так сестра твоя приехала. Позволишь с родной землей попрощаться? Умирать я собралась, – с тревогой в городе спросила моя бабушка.
Старик подошёл к нам, долго разглядывал сестру, покачал головой и резко ответил:
– Не заслужила ты этого! Да ладно, раз уж приехала… Не выгонять же родную кровь.
Тут дед перевел взгляд на меня и лицо его просветлело.
– Вылитая мама, – с трепетом выдохнул он.
– Да, Асенька у нас вся в прабабушку пошла, – подтвердила моя бабуля, что стало для меня полной неожиданностью.
– Ну, что стоим на улице, проходите, – усмехнулся дед, – идем, внучка. Можешь так меня и звать – дед Иван.
Я растеряно кивнула, пока что в деревне меня всё ошеломляло: отзывчивые люди, огромный бескрайний лес, загадки из прошлого бабушки. Хотелось обо всем подумать, но было не до этого. Деда Ваня разместил нас в маленькой светлой комнате с вышитыми белыми занавесочками на окошке, с полосатыми половиками-дорожками на полу и выстроенными в пирамиду подушками на кровати.
Умывшись, я пошла на кухню, где уже сидели брат с сестрой и о чем-то тихонько шушукались. Мне удалось услышать несколько обрывков фраз, которые еще больше разожгли во мне любопытство.