Страница 2 из 8
Или возьмем поездку на поезде. Технологии, а также их властительница наука назовут вам скорость поезда, его вес и массу, объяснят, почему постоянно пропадает вайфай в вагоне. Но наука не ответит, нужно ли ехать на этом самом поезде на встречу одноклассников или, скажем, к дядюшке Карлу, который вас всегда бесил, но сейчас тяжело заболел. Наука также не подскажет, этично ли будет стукнуть ребенка, который орет и пинает спинку вашего кресла. Наука не поможет понять, насколько прекрасен вид из окна вашего вагона. Философия тоже не в силах этого сделать (но это не точно), зато с ее помощью вы можете посмотреть на мир по-другому – и вот это очень ценно.
В местном книжном магазине раздел «Философия» расположен по соседству с разделом «Книги по саморазвитию». Будь в древних Афинах книжный, эти книги стояли бы на одной полке. Философия и была работой над собой. Философия помогала решать насущные вопросы. Философия лечила. Она была лекарством для души.
Философия помогает, но не так, как это делает массаж горячими камнями. Философия отнюдь не ленивая и приятная расслабуха. Это не спа-салон, а спортзал.
Французский философ Морис Мерло-Понти называл философию «радикальной рефлексией»[3]. В этом определении мне нравится намек на провокационность и элемент риска, которые определенно свойственны философии. Когда-то философы владели умами людей. Они были героями, были готовы умереть за свое учение, а некоторые, например Сократ, и в самом деле отдали свою жизнь. На сегодняшний день весь героизм философии сводится к самоотверженной борьбе ученых за преподавательские места в вузах.
Сегодня почти нигде не учат само́й философии. Преподают историю философии, но непосредственно философствовать не обучают. Философия не похожа на другие учебные предметы: это не свод знаний, скорее образ мыслей, способ бытования в мире. Не «что» или «почему», но «как».
В наши дни никого не занимает это «как». В книжном мире руководства и пособия «для чайников» вызывают смущение, словно богатый, но неотесанный родственник. Серьезные писатели не пишут мануалы, серьезные читатели их не читают. (По крайней мере, не признаются в этом.) И все же большинство из нас не будет ночи напролет размышлять над абстрактными вопросами типа «Какова природа реальности?» или «Почему в мире есть нечто, но нет ничто?». Нам требуется именно руководство: вопрос «Как?», а точнее – «Как жить?», владеет нашими умами постоянно.
В отличие от науки, философия не свод ограничительных мер. Она не просто описывает мир таким, какой он есть, но и дает понять, каким он мог бы стать. Открывает нам глаза на имеющиеся возможности. Слова писателя Дэниела Клейна о древнегреческом философе Эпикуре применимы и ко всем хорошим мыслителям: читать их сочинения следует не как философию, а скорее как «воодушевляющую поэзию»[4].
Последние несколько лет я посвятил тому, чтобы медленно, со скоростью мысли, уютно устроившись у окна в поезде, впитывать в себя эту поэзию. Я ездил на поезде всегда и везде, когда это было возможно. Я побывал там, где доводилось размышлять величайшим философам человечества. Я отважился посетить «Лагерь стоиков» в Вайоминге, бросал вызов бюрократии, опутавшей железные дороги в Дели. Я катался по линии F нью-йоркского метро дольше, чем советует здравый смысл. Все эти поездки были для меня целительной передышкой, возможностью размять ноги и разум перед новым философским рывком. Лучшей паузы нельзя было и желать.
Наберите в поисковике «философы» – вы увидите сотни, а то и тысячи результатов. Для книги я выбрал четырнадцать мыслителей. Выбирал с умом. Все эти люди мудры, хотя и каждый по-своему. Разные мыслители – разные грани мудрости. Жили они в очень разное время – Сократ в V веке до нашей эры, Симона де Бовуар в XX веке – и в разных местах, от Греции до Китая, от Германии до Индии. Все четырнадцать уже ушли в мир иной, но хорошие философы до конца не умирают – они продолжают жить в умах других. Мудрость, которая всегда с тобой. Ей не помеха время и пространство, она никогда не устаревает.
В моем списке много европейцев, но не они одни – у Запада нет монополии на мудрость. Некоторые из моих философов, к примеру Ницше, были исключительно плодотворны. Другие, скажем Сократ и Эпиктет, не написали вообще ни единого слова. (Хорошо, что у них были ученики!) Некоторым удалось добиться великой славы при жизни. Другие умерли безвестными. Одних знают именно как философов, других (вроде Ганди), пожалуй, нет. (Тем не менее он был им.) Возможно, некоторые имена, скажем японской куртизанки и писательницы Сэй-Сёнагон, вы и вовсе никогда не слышали. Ничего страшного. В конечном итоге вот главный мой критерий: любили ли эти мыслители мудрость? И заразительна ли оказалась их любовь?
Обычно мы представляем себе философов эдакими головами на ножках. Моя компания не из таких. Это были вполне реальные, активные люди. Они бродили по дорогам, ездили на лошадях. Сражались в битвах, пили вино, предавались любви. И все до одного – и до одной – были философами-практиками. Их интересовал не смысл жизни, но осмысленная жизнь.
Они не были идеальными. У каждого можно найти свои странности. Сократ впадал в ступор, порой на несколько часов. Руссо неоднократно оголял на публике ягодицы. Шопенгауэр беседовал со своим пуделем. (О Ницше даже начинать не будем.) Ну и что? Мудрость нечасто облачена в идеальный костюм от «Брукс Бразерс» (хотя все может быть).
Мудрость нужна нам всегда, но на разных этапах жизни – разная. В 15, 35 и 75 лет человеку требуются не одни и те же наставления. Философии есть что предложить в каждом из этих случаев.
Жизнь, как я все четче осознаю́, проносится мимо со свистом. Слишком часто люди передвигаются по ней вприпрыжку, забивая себе голову ерундой и глупостями, словно у нас впереди вечность. Но это не так, по крайней мере в моем случае. Я склонен называть себя человеком средних лет. Моя дочь-подросток, у которой пятерка по математике, недавно заметила, что, если только я не собираюсь жить до 110 лет, мой средний возраст уже позади.
Так что, хоть я и пишу эти слова в неторопливо катящемся поезде, некое чувство все же торопит мое перо. Это поспешность человека, не желающего умереть, так и не пожив. Дело не в каком-то отдельном кризисе – будь то угроза здоровью или финансовые неурядицы. Никакой голливудской драмы, просто куча раздражающих мелочей, разочарований, досадного подозрения, что я живу свою жизнь как-то не так. Не могу сказать, что жизнь меня тяготит, и все же я с каждым днем все сильнее чувствую кожей дыхание времени. Я хочу… нет, не так: мне необходимо знать, что важно, а что нет, пока не стало слишком поздно.
«Жизнь рано или поздно всех нас делает философами», – заметил французский мыслитель Морис Рислен[5].
«Чего же я жду?» – думаю я, читая эту фразу. Какой-то особой задачки от жизни? Пусть делает из меня философа прямо сейчас, сегодня. Пока еще есть время.
Часть первая
Рассвет
1.
Вставать с постели, как Марк Аврелий
Время: 7 часов 7 минут. Просторы Северной Дакоты. Поезд «Эмпайр Билдер» компании «Амтрак», следующий из Чикаго в Портленд, штат Орегон.
Мое купе озаряют косые утренние лучи. Был бы рад сказать, что они бережно будят меня, но, собственно, я и так не сплю. Голову будто прокрутили в сушильной машине. От висков по всему телу расходится тупая боль. Мозг словно погружен в ядовитый туман. Тело неподвижно, но далеко не расслабленно.
По части отношения ко сну люди придерживаются противоположных мнений: для одних это досадный, откровенно малоприятный перерыв в процессе жизнедеятельности, для других – одно из чистейших удовольствий, дарованных нам жизнью. Я из вторых. Железных правил у меня немного, и одно из них гласит: не мешайте мне спать. «Амтрак» помешал, и я этим недоволен.
Взаимосвязь между сном и поездом, как любые отношения, дело непростое. Конечно, мерное покачивание меня постепенно убаюкало, но мой ночной покой не раз грубо нарушали Боковой Крен, Внезапный Толчок и Набегающая Волна.
Солнце выдергивает меня из сна с деликатностью инструктора по строевой подготовке. Ночью наши демоны оставляют нас в покое, а наутро возвращаются снова. В момент пробуждения мы уязвимы как никогда: ведь в очередной раз приходится вспомнить, кто мы такие и как сюда попали.
Я переворачиваюсь на другой бок, натягивая на себя голубое амтраковское одеяло. Можно было бы, конечно, и встать – да, конечно, можно, но зачем?
3
Maurice Merleau-Ponty, The Phenomenology of Perception, trans. Donald Landes (New York: Routledge, 2012), xxxv.
4
Daniel Klein, предисл. к кн. Epicurus: The Ancient Art of Stoic Joy (New York: Penguin, 2012), viii – ix.
5
Robert Solomon, The Joy of Philosophy: Thinking Thin versus The Passionate Life (New York: Oxford University Press, 1999), 10.