Страница 30 из 35
— Что ты, не надо, — даже чуть растерялась Лебедь. Приподняв Александра, она нежно обняла его. — Вот и свиделась я со своим потомком. Красивый ты… Похож на моего мужа, царевича Георгия. — Ее тихий журчащий голос проникал в самую душу. — Как же давно никто из вас, Вольских, не звал меня…
— Прости, царевна. Я даже не знал… Если бы не Федор Иванович, не Алатырь-камень…
— А этот портрет зачарованный я когда-то давным-давно подарила сыну Артемию, чтобы он в любое время мог позвать меня из Запределья… Но, видать, мои праправнуки о его волшебстве позабыли. И как же я рада сейчас! Могу я что-то сделать для тебя?.. для всех вас?
— Честно скажу — мы позвали тебя, царевна, в надежде, что ты поможешь девушке, раненой аспидом.
— Аспидом? — Лебедь нахмурила темные, изящно изогнутые брови. — Никак не уймется черная тварь? Я попробую…
Ничего больше не спрашивая, она воистину лебяжьей походкой пошла прямо к Лизе, вставшей с крыльца ей навстречу.
— По лицу вижу, милая, что затронул тебя яд мерзкой гадины. Сейчас… — женщина-птица осторожно провела тонкой ладонью по раненому боку Лизы. А та смотрела на гостью из Запределья, затаив дыхание. Еще одна детская мечта сбылась — вот и встретилась с Царевной-Лебедью, в историю Русского Царского дома вошедшей под именем Натальи Вольской. Она была проще, чем на портрете — и прекрасней. Блестящие косы уложены короной на голове, никаких украшений. А размашистые рукава белоснежного длинного платья так напоминают крылья… И если Сирин и Алконост были существами поражающе неотмирными, то в Наталье-Лебеди чувствовалось много человеческого, хрупкого, волнующего сердце… А между тем, она была могучей волшебницей. От ее пальцев исходило ощутимое тепло и легкий золотистый свет. От одного ее прикосновения Лизе стало намного лучше.
— Вот так, — мягко произнесла лебединая царевна. — Я не могу исцелить тебя полностью, и телесная рана останется, но яда аспида больше нет в твоей крови.
Глаза Лизы наполнились слезами. Слишком много было пережито и перечувствовано… и там много дано.
— Спасибо тебе, царевна… спасибо, — взволнованно повторила она несколько раз.
Федор склонился к бледной руке Натальи Вольской и благодарно ее поцеловал.
— Ты спасла мою жену, такое не забывается. Я всегда готов служить тебе…
Лебедь, чуть даже смутившись, отрицательно покачала головой.
— Нет, зачем же? Это радость, что вы смогли позвать меня в нужную минуту. Саша… мы ведь еще встретимся. Просто посмотри на мой портрет, и скажи от сердца, что я нужна тебе. Теперь ты знаешь, что я откликнусь на твой зов. А сейчас мне пора…
— Подожди! — воскликнула вдруг Таисья. Казалось, что русалка сейчас бросится к ногам Натальи, но она только низко, по-крестьянски ей поклонилась. — Подожди, царевна. Возьми меня в свой Лебединый край! Хоть на несколько минуток… Говорят, что если такая, как я, там побывает, то ее неприкаянная душа пусть чуток, да успокоится.
Лебедь взглянула в глаза русалки, потом мягко коснулась ладонью ее черных волос.
— Ты много страдала, — тихо сказала она.
Лиза заволновалась и тоже принялась упрашивать царевну:
— Помоги ей, если можешь, как помогла мне. Таичка мне столько времени верной подругой была…
— Не очень-то и верной, — со вздохом отозвалась Таисья.
— Никогда я тебя тем не попрекну!
— Лебединый край и вправду может дать тебе облегченье, — все так же негромко ответила царевна. — И я вижу, что ты много пережила и передумала, и если был в твоей душе изъян, из-за чего смерть тебя не приняла, то сейчас ты изменилась. И если захочешь — сможешь стать одной из нас. Стать лебедью.
— Что для этого нужно сделать? — спросила Тая.
— Впустить в себя свет и покой. Забыть о злости, забыть о мести. Наш край полон гармонии и тишины, нет у нас ничего темного и горького.
Таисья почувствовала, как по щекам у нее потели горячие слезы. Лиза не выдержала и обняла подругу.
— Лиза… Лиза! Мне тяжело будет расстаться с тобой. Во весь мой век русалочий только от тебя добро и видела. Но я так хочу хоть немного покоя…
— Я была в Лебедином краю и знаю, что это за волшебное место. Если ты поселишься там, я буду рада и спокойна за тебя, Тая. И, думаю, мы с Федей сможем навещать тебя.
— Я… — у Таисьи перехватило дыхание. Царевна-Лебедь взмахнула белым рукавом, коснулась им лица русалки. И девушка изменилась. Глаза ее мягко засияли, погас их нездоровый огонь. Мертвенно-бледное лицо покрылось легким румянцем, волосы вновь стекали по плечам густыми блестящими волнами. Тая вздохнула полной грудью — и обернулась лебедью, покружила над всеми, прощаясь, и взмыла в небеса. Царевна Наталья светло улыбнулась, вновь взмахнула рукавом — оно превратилось в настоящее уже крыло. Поднялась в небо вслед за Таей, и обе они исчезли, словно растаяли в вышине…
Глава 31. После сражения
По дороге в Залесск Федор по настоянию жены и великого князя поведал о своих злоключениях, попытавшись, впрочем, не слишком компрометировать Зину в глазах Александра. Тот выслушал его историю в невеселом молчании. Еще вчера юный царевич сохранял наивное и светлое умение видеть лучшее в людях, но уже сегодня, раздумывая обо всем произошедшем, понял, что вполне мог ожидать подобного и от своего наставника, и от Загорской, о роли которой во всей этой истории догадался и вопреки умолчаниям Федора.
В городке они распростились. Федор повез Лизу к местному доктору — хотя теперь ее рану, скорее всего, можно было назвать просто неприятной царапиной, но пренебрегать этим визитом не стоило. Александр же отправился в дом купца Белугина.
Там он застал и Зинаиду Сергеевну, и Салтыкова, еще не успевшего выехать в Чудногорск. После первого радостного удивления пришла пора раскаяния — внимательно посмотрев на помрачневшего великого князя, уловив укор в его темных глазах, оба поняли, что он все знает.
Салтыков опустил взгляд.
— Простите меня, — только и вымолвил он.
Зинаида же промолчала, сделав безупречный реверанс. Александр видел, что она оскорблена его холодным приветствием, что от прежней любви не осталось и следа.
Что-то больно резануло по сердцу, но юноша сумел ответить ей безмятежной улыбкой.
— Сбежал вот из Москвы, — заговорил он, принимая легкомысленный тон, — инкогнито, так сказать. Захотелось отдохнуть от приемов, от бумаг, от дворцового этикета.
— Вы очень огорчили нас, Александр Константинович, — начал Салтыков. — Ведь вы могли бы предупредить… хотя бы тех, кто вас любит и беспокоится о вас.
— Видите ли, Эмиль Францевич, — парировал великий князь, прекрасно понимая, что учитель намекает в первую очередь на его мать, Веру Павловну. — Именно от тех, кто сильнее всего за меня волнуется, я и постарался скрыться как можно незаметнее.
Салтыков не знал, что ответить. У него на глазах мягкий, приветливый со всеми юноша превращался в мужчину с волевым характером. Еще немного — и рекомендации Веры Павловны уже не будут иметь в глазах ее сына должного значения.
— Вам-то хорошо, — продолжал между тем Александр все так же беззаботно. — Можете ехать куда угодно, спокойно отдыхать от своих обязанностей. Кстати, вот и лето приближается. А как прекрасно провести лето за границей, правда?.. Да ведь вы, Эмиль Францевич, помнится, давно уже хотели познакомиться с вашими братьями и сестрами в Париже.
Граф поклонился. Он был очень мрачен, и на его лице отражалось сожаление.
— О да, — заговорила Зинаида. — Ваше Высочество, как всегда, правы. Я, пожалуй, тоже последую вашему мудрому совету. Всегда мечтала побывать во французской столице.
Вновь склонившись перед великим князем в реверансе, она направилась к двери, демонстративно не дожидаясь его позволения выйти, но вернулась и заглянула ему в глаза.
— Знаешь, Саша, — сказала она негромко. — Все это вышло очень некрасиво. Но не считай, что здесь вовсе нет твоей вины. Нельзя безнаказанно оскорблять любовь.