Девушка и Ворон

— Матушка! — удивился Ворон Воронович, поднимаясь и почтительно приветствуя обоих. — Лизонька, это матушка моя, Дивия, хозяйка Луны. А это брат ее, Хорс — мой дядюшка, повелитель Солнца.

И Лиза все-таки сделала реверанс. «Так вот в кого царевич такой красавец…» — подумалось ей. В брате и сестре угадывались особые, изначальные волшебные существа, подобные Царю-Ворону или еще древнее… и это завораживало.

— Елизавета Воронова, — представилась Лиза.

— Нашего Федора супруга, — добавил Ворон.

Дивия приблизилась к девушке и поцеловала в лоб, поцелуй был нежным и прохладным, он погружал в серебристый свет, в ясную тишину, в красоту загадок…

Хорс улыбнулся, и от этой улыбки стало еще светлее. Солнечный диск здешнего края был огромным, в половину неба, но не палил, не мучил зноем, а словно лелеял, окутывал ласковым теплом. Его повелитель и сам сиял. Он склонился к траве, провел по ней ладонью — она тут же подросла, стала гуще и темнее.

— Садитесь, — пригласил всех Хорс. А когда все расселись на шелковистой траве в тени Чудо-дерева, вновь взмахнул рукой, и вокруг расцвели крупные ландыши, наполняя воздух ароматом.

— Я и сама не думала, что здесь появлюсь, — сказала Дивия сыну. — Но Баюну, — она кивком указала на спящего кота, — во сне привиделось, что Соловушка пропала. Я и поспешила к брату, узнать, не могу ли чем-нибудь помочь.

— Как пропала? — удивился Ворон. — Я думал, порхает где-то здесь, сейчас появится. А мы-то как раз за живой водой пришли. Федю я к Морене отправил.

— Так в Морене-то все и дело, — вступил в разговор Хорс. — Думаю, это ее происки, рассорились сестры в очередной раз.

— Тогда нам надо в Подземье ей на выручку поспешить, — встрепенулся царевич.

Дивия склонилась к пробудившемуся коту, который что-то ей тихо мяукал.

— Не надо нам никуда спешить. Баюн видел во сне, как Федор с Мореной играет в карты, а за победу хочет просить свободу для Забавы.

— В карты! — так и подскочил Ворон Воронович. — Что ж он делает-то, безумный, он же волшебных хитростей не знает. Предупреждал ведь его…

— Ан нет. Баюн говорит, что Федя на своих условиях играет, никаких уловок, только правила.

— Сообразил? Ай да молодец. Мы в разные игры не столько по правилам всегда играем, — пояснил он Лизе, — сколько соревнуемся в магических хитростях. Хотя и тут сноровка нужна. Да и удача не помешает, мне вот всегда в картах везло. Но Морена, видать, совсем стосковалась, если уж по-человечески согласилась играть. Федю она не обыграет ни за что.

— Жалко мне ее, а особливо Желю, — сказал Хорс. — Тоска им там обеим.

— Это им здесь тоска была бы, — возразила Дивия. — Не вынесли бы они здешнего солнца. А в холодном Подземье они на своем месте.

— Но все же… А Забава тоже порой хороша, почем зря задирает сестру.

— Такая уж уродилась. — Ворон вновь обратился к Лизе. — Неугомонная она, Соловушка. Кстати, Забава много лет на Руси жила. Влюбилась, видишь ли, в Добрыню Никитича и все надеялась его покорить. Слыхала ведь про Забаву Путятишну? Она сама себе такое отчество взяла, потому что любит имя «Путята» — «Знающий-свой-путь». Так-то она Свароговна… День и ночь соловьем заливалась под окнами у Марфы Всеславны, родной сестры великого князя Владимира Суздальского, пока та песнями не очаровалась вконец и не взяла ее в дом. А там уж Забава и в девичьем облике предстала. Марфа Всеславна вдовствовала, был у нее лишь сын Вольга Святославич — будущий основатель династии Вольских, а княгиня всегда хотела дочку. Ну и приняла Забаву как родную, так что вскоре сам князь Владимир стал звать ее племянницей, а Вольга — сестренкой. Кстати, я тоже в каком-то смысле связан с Вольскими родством, я был женат на царевне Анне, сестре знаменитого Ивана-царевича. Расскажу как-нибудь.

Лиза с интересом слушала рассказ, в то же время протягивая руку к коту Баюну, чтобы его погладить.

— Нельзя, звездочка, — Дивия мягко отстранила ее руку. — Людям нельзя. Заснешь — долго не проснешься.

Видя, что девушка огорчилась, Хорс почти пропел какую-то загадочную фразу, протянул к небу широкую ладонь — на нее слетела маленькая жар-птица, птенец. Хорс дунул на огненную птичку и подал Лизе.

— Возьми, можешь ее погладить. Ее Искоркой зовут. Не бойся, она уже не обжигает.

Лиза с восторгом прижала Искорку к груди. А потом попросила Ворона дальше рассказывать.

— Таким вот образом Забава и попала на великокняжеский двор. И долго там пробыла, и многих радовала своим веселым нравом, но сердце Добрыни Никитича так и не растопила.

— А вот и врешь! — раздался звонкий голосок, и из потока солнечного света появились Федор и Забава.

— Правнук мой… вижу, что с победой, — серебряные глаза Дивии заблестели ярче, она образовалась встрече. — Подойди ко мне, мальчик, обниму тебя. Садись с нами, поговорим.

После приветствий Федор сел возле жены, Забава, веселая и довольная, плюхнулась рядом.

— Что ты про меня, Ворон Воронович, небылицы плетешь! — напала она на царевича. Но хотя Соловушка и сердилась, от звуков ее дивного голоса среди ландышей мгновенно расцвели два невиданных цветка — алый и сиреневый. — Добрыня на меня уже медовыми глазами поглядывал, да на его беду приехал в Суздаль венецианец, торговый человек. Звали его Антонио Риччи, а потом из-за меня прозвали Соловьем. Ведь я влюбилась с первого взгляда и замуж за него пошла, уехала с ним в края заморские. Ах, хороша Венеция! И как же любила я моего Антошу… Мне Добрыня к тому времени уже прискучил.

— Будто? — поддразнивал Ворон. — Да он с самого начала с Настасьи Микулишны глаз не сводил.

— Что ж не женился? Дождался, пока ее Алеша Попович едва не увел…

— Так не увел же. А Добрыня, небось, весь в заботах был, в делах ратных, не до женитьбы.

— Это потом дела ратные пошли, забыл ты, что ли? Когда Волх Всеславич татар навел на своего брата Владимира. А до того Добрыня толмачом у князя служил, двенадцать языков знал, и между прочим, птичьему языку я его научила.

— Пусть будет так, — сдался наконец царевич. — Мы к тебе за живой водой пришли. Просто так отдашь или станешь загадки загадывать?

— Да какие уж тут загадки. Меня б без вас сестрица невесть сколько в плену продержала! Низкий поклон тебе, Федор Иванович. А живая вода… Пойдем…

Забава поднялась, ловко перепрыгнула через выступающие из-под земли корни Чудо-древа и побежала к большому, белым светом сияющему овальному камню. Федор, прихватив Лизу, пошел за ней следом. Он удивлялся всему, что видел вокруг. Бывал он в Лунном царстве своей прабабки, там познакомился и с Хорсом, навещавшим сестру, но никогда никто не приводил его сюда, в само Сердце Запределья.

— А вот и Алатырь, — тихо сказал он Лизе.

На гладком светлом камне пылали таинственные письмена, бил из-под него родник — здесь рождалась Синь-река.

Соловушка сорвала росший тут же белый цветок, дунула — венчик превратился в прозрачный сосуд. Забава набрала в сосуд воды, что-то прошептала — вода из синей стала кристально-чистой, искристой.

— Вот, примите живую воду на здоровье.

— Спасибо от сердца! — восторженно поблагодарила Лиза. Она чувствовала, что с ней что-то происходит — еще немного, и как говорил Ворон Воронович, она душой прирастет к этому миру. Но и жить здесь не сможет — это место не для людей. Федор, кажется, понял, что с ней творится.

— Хорошо здесь, слов нет, — сказал он, — но нам уже пора.

— Жаль вас отпускать, — в голосе Ворона Вороновича и правда послышалась грусть, — но ты прав, даже под заклинанием не стоит вам тут задерживаться. Тосковать станете, а к чему это вам? Вам радоваться нужно и жить счастливо — совет да любовь!

— Приходите в гости ко мне, в Лунное царство, — сказала Дивия. — Рада буду тебе, дорогой правнук и тебе, звездочка!

— А я сама к вам прилечу в конце мая, — засмеялась Забава. — Песни петь в черемухе стану! Есть у вас черемуха? Вот и чудненько.

— Летом и я в гости загляну, — подхватил Хорс. — Как только ваше солнышко, что светит над Русью, силу наберет.