Страница 23 из 62
Думать о Лери, представлять ее – сейчас это было даже труднее, чем в ту ночь, когда я сначала пришел к ней в спальню, а потом ушел, не в силах в буквальном смысле пробиваться сквозь ее отвращение. Изменилось ли все на самом деле – или, точнее, начало меняться? Или я принимаю желаемое за действительное?
Утром я, как обычно, заглянул в детскую. Лери сидела у окна с дочкой на руках. Бледная, под глазами синева. И взгляд, который бросила в мою сторону – немного растерянный, смущенный.
Да ты ждала меня ночью? Правда? Ну извини, что не догадался. Или побоялся, что ошибаюсь.
Я подошел к ним, поцеловал Мариллу, коснулся губами лба Лери.
- Доброе утро, дорогая.
В это обыденное, затрепанное до бессмысленности обращение мне хотелось вложить то, о чем сказал ей на берегу озера. И еще больше. Поняла? Поверила? Во всяком случае, я заметил, как дрогнули ее руки и как тронуло румянцем щеки.
В этот день у меня хватало дел: перед отъездом надо было закончить то, что требовало моего непосредственного участия. До вечера я Лери больше не видел. Мы с ней договорились: если Кэрриган даст о себе знать, она придет ко мне сама или пришлет Мию с просьбой навестить ее.
Кстати, Мию я освободил от обязанностей надсмотрщицы и ежевечерних докладов. Трудно сказать, обрадовало ее это или огорчило, но я не сомневался, что личную прислугу лучше держать другом, нежели врагом. И Лери, как мне показалось, тоже стала ей доверять.
Вечером я немного задержался и пришел к ужину, когда свита уже сидела за столами. Вообще-то эти ритуальные сборища нагоняли на меня тоску. Завтрак и обед для прислуги и обитателей замка невысокого ранга накрывали в большом общем помещении при кухне. Тем, кто поважнее, приносили в комнаты. А вот ужины для ближнего круга и гостей в пиршественном зале – это было ежевечерней рутиной.
Все как в нашем средневековье. Еда под заунывную музыку, разговоры и ухаживания, немного танцев и каких-нибудь развлекушек, вроде пения или немудреных фокусов. Дамы демонстрировали туалеты и строили глазки кавалерам. Кавалеры беседовали между собой о серьезных мужских вещах: оружие, лошади, охота, женщины. И так изо дня в день. Если же выпадал праздник, различие было лишь в пышности нарядов и количестве гостей.
Когда я вошел, собравшиеся дружно поднялись. Никто не смел начинать трапезу в мое отсутствие, даже если б я опоздал на час. Либо должен был известить, что ужинать не буду, и милостиво разрешить приступать без меня.
Кивнув в ответ на поклоны, я сел и жестом позволил последовать моему примеру. Место рядом с моим пустовало. Лери не предупредила, что не придет, и я уже забеспокоился, но тут по залу словно прошелестел ветерок.
Она остановилась на пороге, дожидаясь, когда все, до единого, обратят на нее внимание, а потом медленно прошла через зал к главному столу. Все смотрели на нее, а меня так и вовсе бросило в жар.
На Лери было платье, которого я еще не видел, и хотя неплохо различал оттенки цветов, не мог подобрать в языке Эскары подходящего названия. Льдисто поблескивающая розовато-лиловая ткань отливала серым и голубым, от теплых тонов к холодным, соблазнительно подчеркивая все изгибы фигуры. Собранные в тяжелый узел волосы были убраны в сетку из серебряных нитей, пропущенные сквозь ее ячейки подвески с розовыми камнями бросали блики на лицо. Запах жасмина щекотал ноздри.
Я встал и церемонно наклонил голову, как требовал этикет. Лери ответила тем же и села, расправив складки юбки. В отличие от предыдущих вечеров, мы больше молчали. Как месяц назад, когда она впервые появилась за столом после родов. Слепая, беспомощная. Вот только молчание сейчас было совсем другим. Напряженным, вибрирующим, словно натянутая струна.
Когда заиграла та самая мелодия, под которую мы танцевали с ней, Лери искоса посмотрела на меня и тут же отвела взгляд. Ни говоря ни слова, я поднялся и подал ей руку.
Танцы в этом мире были достаточно целомудренными, но имелось в них несколько рискованных па, во время которых партнеры на мгновение прижимались друг к другу всем телом. Обнимая ее, я почувствовал, как она дрожит, и это точно был не страх.
Потом, у дверей спальни, Лери вдруг ответила на мой поцелуй. Сначала робко, неуверенно, затем все смелее и смелее. Я снова, как тем злополучным вечером, держал ее в ловушке своих рук, кровь стучала в ушах, и от желания темнело в глазах. Но только на этот раз в моих словах был вопрос, а не утверждение:
- Я приду к тебе сегодня?
Она покачала головой. Но прежде чем меня затопила волна разочарования, взяла за руку, открыла дверь в комнату и потянула за собой.
Мия вскочила со стула, и глаза у нее стали, как у совы. Но даже говорить ничего не пришлось – шмыгнула в дверь и исчезла.
- Видимо, тебе придется побыть моей прислугой, - сказала Лери, и ее голос, на несколько тонов ниже обычного, бархатной лапой провел по животу сверху вниз.
Когда она упала в болото, на ней было повседневное платье, которое сняла сама, распустив шнуровку по бокам. Но эта парадная конструкция оказалась намного сложнее. Я путался в крючках, шнурках и застежках, а Лери стояла и едва заметно улыбалась, опустив ресницы.
Можно было, конечно, сделать все проще. Задрать подол, стянуть местное подобие трусов, к которым крепились чулки. Но так поступил бы Гергис под чарами ведьмы. Вот уж чего я точно не собирался, так это повторять его. Даже если Лери этого не помнила.
- Пока все это расстегнешь, наверно, уже ничего не захочешь, - заметила она, подняв руки, чтобы снять подвески и сетку с волос.
Грудь приподнялась вслед за руками, и ткань обрисовала ее так четко, что невозможно было удержаться и не повторить пальцами этот изгиб.
- Или захочешь еще сильнее, - возразил я, с трудом проглотив слюну.
Направление ее взгляда из-под ресниц явно свидетельствовало о том, что ей захотелось проверить, так ли это.
Так, так, можешь не сомневаться. Куда уж сильнее-то!
Наконец я извлек ее из платья, как будто очистил мандарин от кожуры. Но под ним оказалось еще столько всякой ерунды – просто как издевательство. Но теперь мы справлялись уже в четыре руки. Пока Лери стягивала через голову рубашку и расстегивала крючки корсета, я занялся чулками, попутно касаясь губами атласной кожи на внутренней стороне бедер, заставляя ее дрожать от нетерпения.
Последним она сняла медальон. Волосы, отливая золотом, рассыпались по плечам.
- Как красиво! – выдохнул я, жадно рассматривая ее всю, в мельчайших подробностях.
Ее губы чуть приоткрылись, и я сделал то, чего хотел еще тогда, на озере. Поймал нижнюю зубами, слегка сжал, проводя по ней кончиком языка, собирая теплое, влажное дыхание. Ее глаза были так близко – потемневшие, как небо перед грозой, затуманенные желанием.
Словно иглой кольнуло: она хочет вовсе не меня. Нет, не Кэрригана, конечно. Гергиса. Того, кого полюбила когда-то, за кого вышла замуж. А мне лишь по недоразумению досталось его тело и те ее чувства, которые сейчас предназначались ему.
Я отогнал эту мысль.
Еще раз, по буквам. Гергис – это теперь я. Именно я с ней в эту минуту. Тот, кто заставил ее оттаять, забыть страх и недоверие.
Я поднял ее, опустил на кровать, наклонился над ней. Нужно было раздеться, и побыстрее, но так не хотелось отрываться от ее губ, от груди – нежной, упругой, так и просившейся в руку. Ее пальцы подобрались к моим пуговицам, неловко, торопливо, и тогда я все-таки встал. Быстро разделся, лег с ней рядом.
Как же она тянулась навстречу моим рукам и губам, полностью отдавая себя ласкам, пока мы оба не смогли больше терпеть эту сладкую пытку. Я вошел в нее, заполнил собою до краев, с каждым движением все сильнее, все больше сливаясь с ней в одно целое. Пока на нас снова не обрушился ослепительный звездный дождь…