Страница 5 из 19
– Так ведь люди божьи, надо их простить, как господь велит, Пётр Фёдорович?
– Так на ярмарке везде за свой товар денег требуют, а не за так отдают.
– Осерчают людишки-то, что случится , не дай бог, – тихим голосом, но с зазеленевшим от злости лицом добавил Захарченко. – могут ваше имение спалить.
– На всё божья воля, – тоже со злобой в голосе ответил Терентьев, – по их грехам им и воздастся.
– Такое дело, – и Аполлон Ҫократович широко улыбнулся, – овдовел я, жениться хочу. Если посватаюсь я к дочери вашей, Марье Петровне?
– Не знаю, что и ответить, – не нашёлся опешивший Пётр Фёдорович, – надо и Машеньку спросить.
– Подумайте о мои предложениях. Ну ладно, поеду я, а то дела, хозяйство без присмотра надолго нельзя оставить.
Терентьев не пошёл провожать гостя, да и Елизавета Васильевна помещику Захарченко даже воды не принесла.
***
Мишель сидел в углу, и только слушал разговор, не вмешивался. Не хозяин здесь, а гость. Юноша ее сдерживался, услышав слова о сватовстве этого разбойника. Но как только Захарченко вышел, юноша порывисто встал, и подошёл к сидевшему в кресле Терентьеву.
– Исправнику надо доложить, пусть накажет злодеев.
– Не будет он этакой безделицей заниматься. Я уж обращался, да без толку. Наш исправник вместе с Захарченко охотится, да Аполлон регулярно ему в карты проигрывает. И не я один жаловался – у всех ворует, у Тартищевых стало овец увел. Ну, твоего отца боится- очень богат, да друзья влиятельные, товарищи по полку.
– Если так, мы сторожить станем. Человек, он судя по повадкам, задиристый, поквитаться захочет. Тут мы его и схватим.
– Дело не на один день, Михаил Дмитриевич. Враз и не решиться такое.
И точно, сидели под кустами, Мишель и лесничии отца, вчетвером каждую ночь уже с неделю на удобной тропке лесов Терентьевых, но вот…
Мишель уже засыпал, и еле услышал шорох кустов, и тихий разговор:
– С двух сторон подождём, да усадьбу запалим, кто будет бежать- тех ножами. Добро всё вам достанется, а мне девку, Марью.
– Пропадёшь ты с ней, барин. А как расскажет кому? Не сносить головы тогда .
– Не трусь, Леонтий. Грабеж куражу требует. Всё сладим, да другие соседи шёлковые будут, все бояться меня станут.
– Пойдём, дело решенное… – ответил другой разбойник.
Мишель схватился за пистолет, но Иван Ецков поднёс палец к своему рту, призывая к молчанию, и зашептал:
– На поляне враз всех кончим. Истребим разбойников! Исправник освободит , а нас и накажет.
– Лучше не сделаем…
Федор Григорьев и Евграф Колычев, взяв ружья, отошли влево, а справа встали Залепский и Иван Ецков. Не предупреждали, а сразу стали стрелять. Мишель стрелял сначала из одного Кольта, затем из другого. На земле осталось лежать восемь тел. Олин пытался уползти в кусты, оставляя кровавый след на траве, почти чёрный ночью. Но Евграф острием сабли пропорол раненому горло. Молодой человек убрал один револьвер, и достал другой. Смотрел, как завороженный, на лежащее мёртвое тело Захарченко, в которое выпустил четыре пули.
– Сейчас барин, мы их всех в болоте утопим, – заговорил молчавший до поры Фёдор Григорьев, – оружие и деньги заберём.
– Делайте, только быстрее, – сказал Мишель, присаживаясь на упавшее дерево.
Смотрел на свои руки, кажущиеся теперь липкими, словно были в крови. Он повернул ладони вверх и вниз, сжимал кисти в кулаки, и не мог успокоится. Хорошо хоть, не тряслись, и колени не подгибались.
Женитьба Михаила
Михаил был всегда желанным гостем у Терентьевых, правда, даже Пётр Федорович не спрашивал про дело с соседским помещиком, и куда тот пропал. Юноша всё отнекивался, отворачивался и не говорил.
– Да ну его в болото, – заявил, смеясь, Терентьев.
Залепского прямо передёрнуло от таких слов, вспоминая как бывшие солдаты топили раздетые догола трупы в болоте, а те не желали тонуть. Рядом горел костерок, отпугивающий комаров, на котором догорала одежда разбойников. Перемазались болотной жижей тогда все они, просто с ног до головы…
Так, сменив гнев на милость, Русов просватал внуку невесту. Юноша же пока не знал ничего о этом, и изучал фотографическую камеру. Описание было на английском, но язык он знал, и уже стал таскать эту коробку на треноге, и сделал фото всех домашних, притом их портреты заняли место в зале усадьбы . Хотя, конечно, портреты были невелики по размеру- несколько дюймов, но были обработаны юношей по новейшей системе. Сейчас же Михаил приготовил аппарат, чтобы сделать портрет Марии Петровны.
– У тебя такая новая вещь? Я о ней только в журнале читала.
– Дед выписал. Что бы я меньше по лесам ходил. Тебе сейчас надо будет замереть почти на минуту. Что бы снимок получился.
Маша кивнула, впрочем, не слишком скрывая удовольствие. Никого из её знакомых не снимали на фотопластинку. Снимок был готов, и Залепский засобирался к себе.
– Надо домой, – оправдывался он, и быстро сел в двуколку, сложив туда же вещи, погоняя коня, направился в своё имение.
Повозка проскочила в ворота, Яким взял лошадь под уздцы, а юноша, с большим чемоданом поднялся на лестнице, где его ждали родные и близкие. Вперёд вышла маменька, отчего то вытирая слёзы.
– Что случилось? – немного опешил Михаил.
– Подумали мы, сыночек, женить тебя,,, Чего уж ? Молодому надо в счастье жить, а не старости дожидаться.
– Так на службу мне, пока я до чинов дойду…Что бы жалованье хорошее. Да и молод я ещё…
– Служба она дохода особого и в генералах не даёт, если не воровать, конечно, – рассудительно говорил отец, – сам знаю, служил. Мы что, обеднеем? Доход у нас достойный, управимся.
– Да не хочу я, – не знал, что и думать юноша, -не готов, право слово.
– Не абы на ком, – встрял дед Русов, – она и умница, и красавица. Лучшая невеста губернии нашей, по красоте, конечно.
– Да я другую люблю, – покраснев, ответил Михаил, – Марию Петровну Терентьеву, дочь соседа нашего. Она меня обещала ждать, пока в ротмистры выйду.
– Так её и просватали, – улыбнулась мать, – так оно лучше для тебя будет.
– Маменька, – прошептал сын, поцеловав женщину в щеку.
Так что уже через месяц была сыграна свадьба. Гости удивлялись, как это Залепские решили породниться с Терентьевыми, и единственный сын Дмитрия Ивановича столь рано женился. Но, спрашивать никто не желал, чтобы не поссориться с вспыльчивыми хозяевами.
Вскоре Мария Петровна была уже в положении, обрадовав больше семью мужа, чем его самого, готовившегося сдавать экзамен на юнкера в полку.
Кавалергардский полк
Михаил Дмитриевич, предъявив документы, и письмо от командира полка полковника Безобразова, дежурному офицеру, спешившись, шёл по краю плаца, к центральному входу в казарму полка. Здесь, в пешем порядке, в полном обмундировании, высоченные солдаты в блестящих бронзовых кирасах и таких же шлемах, отрабатывали перестроения поэскадронно. Вахмистр следил за порядком в рядах.
– И, раз! – кричал он.
Пронзительно свистели флейты, барабаны отбивали ритм. И солдаты тянули ногу, отрабатывая парадный шаг. Маршировали кавалергарды просто превосходно. Мишель ещё раз повернулся на статуи Марса и Беллоны, мысленно прося у них покровительства на новом месте. Коней вёл Яким, вернувшийся в родной полк теперь денщиком молодого барина. Ну а дворовые в бричке у ворот ожидали с вещами. Сразу два чемодана, три ружья и фотоаппарат нести Яким не смог.
У входа стоял часовой, который вызвал унтера. Высоченный фрунтовик, выше немаленького Залепского на целую голову, глянул на документы, и сказал:
– Идёмте за мной.
У канцелярии его встретил дежурный офицер, которому унтер лихо козырнул, и покинул провожатого.
– Позвольте представиться. Поручик Томин Григорий Ильич.
– Залепский Михаил Дмитриевич, должен представиться к командиру полка и экзаменоваться на юнкера.