Страница 2 из 24
Все выглядело старинным, как в историческом фильме. Я, чокнулась — таки на фоне стресса или просто брежу? Или бредю? Всерьез задумалась над этим словом, но мои филологические раскопки прервал опять этот голос:
— Ой, лэрина Маринелла, вы глазки открыли! Побегу, лекаря позову!
Стоять, какая Маринелла, что ещё за на фиг? Мариной меня зовут. Но обладательница комариного писка уже унеслась, я толком и не рассмотрела ее.
Оставшись, одна попыталась немного подтянуться вверх, чтобы слегка приподняться на подушках. Когда мне это удалось, я уже была вся в поту и тряслась от слабости. Зато обзор был более полный. Возлежала я телом на пышной постели с кучей подушек, все отвратительно сиреневого цвета, с другой стороны кровати в стене были ещё две двери и напротив кровати прямо — еще одна, видимо входная. Ковер на полу, не сиреневый, а кремового цвета, разнообразия ради.
Руки сами нервно начали перебирать кромку пододеяльника, была у меня такая дурная привычка — в минуты волнения теребить что — то. Руки? Я перевела взгляд на руки. Это что за руки? Я поднесла руки чуть не к самому носу, разглядывая их и не веря глазам своим. Это были не мои руки! Узкие ладони с тонкими пальцами, нежная, холеная кожа. Где мои загорелые, поцарапанные руки с мозолями от руля, вечно забываю надевать перчатки. Здравствуй, шиза? Или что похуже? Как оказалось далее — хуже некуда.
Пока я сидела с выпученными глазами и штормом в голове, в комнату ко мне, болезной, влетела давешняя девица, за ней этаким колобком вкатился невысокий толстенький мужичок в старинном камзоле с высоким воротником, подпирающим пухлые щеки, за ним прошествовала, вот именно прошествовала, сухопарая дама с недовольно поджатыми губами. «Стерва», машинально отметила интуиция. На всякий случай я скорчила независимый вид и решила побыть партизанской разведчицей.
— Ну, как вы себя чувствуете, лэрина? Сегодня меньше кашляете?
Это что, я ещё больше кашляла? Мне казалась я и так сейчас кашляла до перелома ребер. Но мужичок и не ждал от меня ответа, и был до отвращения жизнерадостен и продолжал:
— А глазки открыли, это просто хорошо! Вы меня слышите?
Я неопределенно мотнула головой, пусть думает, что хочет. Мне бы понять, что происходит, так что молчи, Марина! Этот лекарь достал, какую — то трубку и приготовился послушать мне лёгкие. Прямо через одежду. Интересно, что он там услышит, кроме шелеста ткани. Пощупав мне лоб и посчитав пульс, изрёк:
— Горячка прошла, теперь ослабление организма осталось, кашель тоже пройдет, пусть зелье пьет.
Вытащил из музейного саквояжа фиал зелёного стекла этак на пол — литра объемом. И выкатился прочь таким же колобком из комнаты. Сухопарая дама, поджав ещё сильнее губы, хотя куда уж сильнее, произнесла:
— Лимка, лэрине поменяй сорочку и постель, да оботри ее. Я распоряжусь на кухне, бульон принесут.
Уже хлеб, девчонка Лимка, а мадам-с кто у нас? Я перевела взгляд с закрывшейся двери за мымрой на Лимку. Она, верно, поняла мой взгляд и затараторила:
— Ой, да ладно, лэрина Зелина всегда такая сердитая и недовольная, да вы — то, лэрина, ее не боитесь. Она вам ничего не сделает, вы ж завсегда можете папеньке на нее пожаловаться. Ой!
Девчонка внезапно осеклась и виновато взглянула на меня. Но быстро опомнилась и затрещала вновь:
— А вот ручки поднимите, я сорочку сейчас сниму, водичкой с душицей вас всю оботру, и чистую сорочку наденем, а потом в креселке посидите, я постельку сменю да взобью…
От ее треска в голове что — то начало постреливать, но я терпела, мне нужна была информация, да и в креселко мне хотелось — там зеркало было. Но вначале не худо было бы найти более укромный уголок для личных дел. И тут Лимка проявила расторопность, предложив проводить меня до удобств, даже без моей просьбы. У меня что, в глазах плакат виден с моими желаниями?
Как я шла, пытаясь все время завалиться на худосочную Лимку — отдельная песня. Скорбная. Вернувшись в спальню и плюхнувшись кулем на постель, позволила ей снять с себя сорочку. Да, у меня не только руки тонкие, но и вся я внезапно стала весьма стройной, если не сказать, тощеватой. И моя уверенная троечка вдруг превратилась если не в минус один, то близко к этому. Это что магическая диета такая?
Зря я боялась, что креслице развалится. Когда меня, обтертую и в свежем балахоне до пят, водрузили в него, креслице даже не шелохнулось. Пока Лимка пыль гоняла, размахивая простынями, я осторожно повернулась к зеркалу. Хорошо, что я сидела. И многолетняя привычка держать лицо помогла. Потому что из зеркала смотрела на меня совсем не я. Вот совсем. Девушка в зеркале поднесла руку к лицу, ощупывая его.
Я опять с недоверием посмотрела в зеркало, пошевелила пальцами. Девушка в отражении тоже. Я закрыла глаза, помотала головой, тьфу, сгинь глюк! Открыла глаза — из зеркала на меня смотрела худенькая бледная девушка лет двадцати на вид, с серыми глазами, небольшим носиком, спутанной гривой светло — русых волос. Так, панику отставила, Марина! Если не сошла с ума, то девчонка это я. Но перенос во времени исключен — я кареглазая шатенка. Думай!
И я думала. Тщательно прихлебывая жиденький бульончик (не иначе мымра велела дать разведённый, как пить дать, врагиней будет!). Вывод из думок был один — как бы дико не звучало — я попала! И попала даже не всей тушкой, а только сознанием. И в голове я никого не слышала больше, верь после этого всяким книжкам про попаданок. Ещё имеется упомянутый папенька. И я сама — Маринелла. Надо как — то тонко выяснить у Лимки, что там с Маринеллой стряслось?
Глава вторая
Уложенная опять в эти перины (чихать от них хотелось необыкновенно), решила устроить допрос партизана. Небось, Лимка не проходила спецподготовку, все равно проболтается.
— Лима, а я давно в горячке лежу? А то что — то в голове уже все спуталось.
— Ну, так, уж неделю, почитай, как вы воды — то в том пруду нахлебались да насилу вас откачали, так и начали кашлять да бредить. Вчера уж на ночь совсем плохо стало, лекарь-то уж и не ждал, что живой будете. И я сильно напугалась, как вы застонали ночью да дышать перестали. Уж хотела за лекарем бежать, так вы потом опять задышали, да ровнее так. А сегодня и глазки открыли.
Лимка умильно сложила ладошки перед собой.
— Лима, тебе поесть, наверное, сходить надо? Ты иди, я посплю пока, потом придёшь.
И я для достоверности зевнула и прикрыла глаза. Лимка на цыпочках двинулась к двери. А я начала осваивать полученную информацию. Прервала я Лимку вовремя, пока она сама не поняла, что наболтала.
Первый закон Штирлица ещё никогда не подводил — вовремя переключить внимание собеседника, — значит, не дать ему понять, что он выдал секрет. Второй закон — насчёт последней фразы знают все.
Итак, что мы имеем знать. Неведомая мне Маринелла с чего — то вдруг нахлебалась воды в пруду, так, что едва откачали. Что понесло девицу в пруд? Вряд ли купаться захотелось. Я, когда была водружена на креслице, мельком глянула в окно. Максимум, конец нашего марта. То есть, снега нет, но деревья голые и травы не видно. Так что купание и любование окрестностями исключены. Типа, поскользнулась на берегу и упала.
Либо девицу топили неудачно, либо скакнула сама. Второе вероятнее. Раз нахлебалась воды, плюс переохлаждение, то, скорее всего, началась пневмония. И вряд ли здесь есть антибиотики. Судя по одежде и антуражу, здесь век 18 — 19 на дворе. А что могло подвигнуть девицу того времени кинуться в пруд? Тут два варианта — либо безответная любовь, либо нежеланное замужество.
И, кстати, почему до сих пор не пришел папенька? Вроде дочь смертельно больна, тут счастливое выздоровление пошло, а любящий родитель не навестил дочурку? Что — то неладно в Датском королевстве, явно в ссоре с дочерью. А где наша маменька? Вовсе нет упоминаний о ней. Так, ну это на потом.