Кровь и мёд

– Простите. Зря я так.

– Вовсе не зря. – Бо изогнул бровь, с неподдельным интересом оглядывая нас, будто чувствуя напряжение в воздухе.

Я нахмурилась. Может, Рид и прав. Может, я и впрямь не в себе. Никогда прежде я не видела смысла в том, чтобы извиняться за подобное.

– Они меня уже достали.

– Сам хорош, – гаркнула Коко.

– В последний раз вам говорю – я пойду туда, куда сама захочу, – заявила я. – Сегодня все пошло крахом, но, по крайней мере, теперь мы знаем, что до похорон Архиепископа две недели. До Цезарина добираться самое меньшее десять дней. А значит, на оборотней и кровавых ведьм у нас есть всего день-другой. – Я смерила Рида суровым взглядом, когда он попытался возразить. – Все делаем как задумывали. Мы идем в лагерь крови, вы – в Ле-Вантр. Встретимся в канун похорон в Цезарине. О времени и месте известите нас письмом через Абсалона…

– Я не доверяю матаготу, – мрачно сказал Рид.

Абсалон в ответ завилял хвостом.

– А вот ты ему определенно нравишься. – Я наклонилась почесать кота за ухом. – И именно он, между прочим, нас спас в Модранит, когда передал послание мадам Лабелль шассерам. Если я правильно помню, от того плана ты тоже был не в восторге.

Рид промолчал, играя желваками.

– Ле-Вантр? – озадаченно переспросил Бо.

– Владения стаи, – коротко ответила я.

Разумеется, в этом мрачном уголке королевства он никогда не бывал. Большинство людей старались туда не соваться, и я в том числе.

– Ля-Ривьер-де-Дан ведет к холодному болоту на самом юге Бельтерры. Лу-гару объявили эту территорию своей.

– А почему название означает «брюхо»?

– Путь через зубы обычно как раз в брюхо и ведет. Ну и к тому же лу-гару пожирают всех, кто пересечет границу их земель.

– Не всех, – пробормотал Рид.

– План просто кошмарный, – заявил Бо. – Мы и в Цезарин-то к похоронам еле-еле успеваем, а теперь еще нужно побывать и в Ле-Вантре? И это не говоря уже о том, что идти к моему отцу с предложением союза – сущее безумие. Вы же были в таверне, да? Видели объявления? Эти ребята тебе голову отрезать хотели…

– Мне. Но не Риду. По некой причине твой отец не желает ему смерти. Возможно, потому что знает об их родственной связи, а даже если нет, то скоро выяснит. И познакомишь их именно ты.

Я скользнула за спину Рида, чтобы переодеться в новую одежду. Он был втрое меня шире, так что для роли ширмы отлично годился.

– Чтобы ты знал, – сообщила я Риду, – это грубое проявление собственничества я тебе позволяю исключительно потому, что твой брат до сих пор не видел мою грудь, и такое положение дел меня вполне устраивает.

– Ах, сестрица, ты разбиваешь мне сердце, – сказал Бо.

– Замолкни. – Шея Рида залилась краской. – Ни слова больше.

Любопытно. Он за такие слова извиняться не стал. Я вдруг ощутила на языке неприятный и странный горький привкус. Привкус сожалений, сомнений и… чего-то еще. Я не смогла подобрать этому чувству названия.

– Вам стоит выдвигаться поскорее, – сказала я. – После нашего зрелищного представления в Сен-Луаре дорога будет кишмя кишеть охотниками за головами. Может, и шассеры уже назад повернули. Рид, я знаю, что колдовство тебе до сих пор не по вкусу, но мадам Лабелль придется снова тебя замаскировать. Можно еще попросить…

Я осеклась, услышав смех Коко. Она выжидательно посмотрела на Рида.

– Жду не дождусь, когда это услышу.

Выглянув из-за локтя Рида, я спросила:

– Что услышишь?

Она кивнула ему.

– Ну, давай, скажи ей.

Рид оглянулся на меня. Я натянула через голову алую рубашку и нацепила кожаные штаны, затем присела зашнуровать сапоги. После долгого молчания Рид наконец пробормотал:

– Лу, я не могу.

Нахмурившись, я встала.

– Что не можешь?

Он медленно покачал головой, краснея от шеи к щекам. Затем стиснул зубы и вздернул подбородок.

– Я не могу даже близко к ней подходить. К магии. И не стану.

Я уставилась на него, и в один миг все встало на свои места. Его отстраненность, вероломство, беспокойство – все стало ясно.

«Лу меняется, когда использует колдовство. Поддается чувствам, забывает о здравом смысле… Она ведет себя как шальная».

«В какой-то миг она выглядела… почти в точности как…»

Как ее мать. Договаривать было и незачем.

«Магия противоестественна», – так он сказал.

Противоестественна.

Горький привкус усилился, мне стало трудно дышать, и я наконец поняла, что это было за чувство. Стыд.

– Надо же, как удобно.

Краем глаза я увидела, как Коко утягивает Бо за локоть прочь. Он не возражал. Когда они исчезли из виду, Рид обернулся ко мне и наклонился, чтобы заглянуть мне в глаза.

– Я знаю, о чем ты думаешь. Это не так.

– Выходит, люди все-таки не меняются, правда?

– Лу…

– Что, скоро опять станешь называть меня «оно»? Я тебя винить не стану.

Я оскалилась и подалась вперед, так близко, что могла бы его укусить. Никогда за все восемнадцать лет своей жизни я никому не позволяла породить во мне чувств, которые испытывала сейчас. К глазам подступили слезы, к горлу – тошнота, и я ненавидела себя за то, что это допустила.

– Я ведь противоестественная, в конце концов. Шальная.

Рид тихо чертыхнулся и закрыл глаза.

– Ты подслушивала.

– Ясное дело, подслушивала. Как ты вообще смеешь меня оскорблять, пытаясь оправдать свои собственные извращенные взгляды…

– Стой. Остановись. – Он распахнул глаза, потянулся ко мне и схватил за локти – но схватил мягко, бережно. – Я тебе говорил – мне неважно, что ты ведьма. И говорил всерьез.

– Чушь собачья.

Я отскочила назад, увидела, как безвольно опали руки Рида, и тут же ощутила укол горького сожаления. В следующий миг я обхватила его за пояс и зарылась лицом ему в грудь. Сжав Рида крепко-крепко, я приглушенным, надорванным голосом проговорила:

– Ты ведь не дал мне ни единого шанса.

Он обнял меня еще крепче и укрыл своим телом, будто хотел защитить от всего мира.

– Дело в магии, а не в тебе.

– Магия – это и есть я. И ты тоже.

– Неправда. Все те частицы души, которые ты отдаешь, – они мне нужны. Мне нужна ты. Целая и невредимая. – Рид отстранился и посмотрел на меня. В глазах его сверкала решимость. – Я знаю, что не могу просить тебя отказаться от магии, поэтому не буду. Но я могу просить об этом свою мать. Могу просить себя самого. И я могу… – Он отвел прядь волос с моей щеки. – Могу попросить тебя себя поберечь.

– Да ты шутишь. – Наконец, наконец-то я отшатнулась от него, когда сердце поспело за разумом. – Ты вдруг стал вести себя так, будто я – какой-то порченый товар или… стекло, которое может в любую секунду разбиться. Вот тебе новость – я всю свою жизнь занимаюсь колдовством. И знаю, что делаю.

– Лу. – Рид снова потянулся ко мне, но я отмахнулась. Его глаза вспыхнули еще ярче, еще жарче. – Ты сама не своя.

– Ты просто видишь то, что хочешь видеть.

– Неужели ты думаешь, что я хочу видеть в тебе…

– Что? Зло?

Он схватил меня за плечи.

– Ты вовсе не зло.

– Разумеется, нет. – Я утерла слезу прежде, чем он успел бы ее заметить. Никогда прежде я не позволяла себе испытать такое унижение, такой стыд, и сейчас начинать не собиралась. – Ты готов добровольно рискнуть собой, своей матерью и братом, отказавшись использовать колдовство в пути?

– Приходится выбирать из двух зол. Других путей нет.

Долгое мгновение я смотрела на Рида. Убежденность в его глазах сверкала остро и ранила меня глубже, больнее, чем я ожидала. Крупица моей души, та самая, которую ранил Рид, хотела, чтобы он пожалел о своей глупости, чтобы он страдал. Без колдовства все они погибнут в дороге, а если даже нет, то в Ле-Вантре – уж точно. Своими предрассудками Рид обрекал себя и остальных на смерть, своим страхом лишал их силы. Война всегда губит слабых.

А Рид должен был выжить.