Страница 48 из 479
Симэнь Цин снял шапку и достал пару шпилек. Цзиньлянь принялась их разглядывать. На узорных разводах изумруда блестел золотой знак долголетия. Эти шпильки изготовлялись ювелирами его величества и предназначались для двора, потому и отличались таким изяществом отделки. Цзиньлянь была несказанно обрадована.
– В таком случае, я молчу, – заявила она. – Ты пойдешь к ней, а я здесь останусь, стеречь вас буду, чтобы вы наслаждались, сколько вам будет угодно, ладно?
Симэнь ликовал.
– Ну и прекрасно, дорогая моя! – сказал он, обнимая Цзиньлянь. – Дитя любимо не за то, что золотом ходит, серебром мочится, но за то, что желания родителя угадывает. Я одарю тебя ярким платьем.
– Не верю я твоим медовым речам. Если хочешь, чтобы я помогла вам, дай мне три обещания.
– Дам сколько пожелаешь.
– Во-первых, запрещаю тебе ходить к певицам. Во-вторых, будешь делать то, что я тебе скажу, и в-третьих, после каждого с ней свидания будешь обо всем, что было, без утайки мне рассказывать.
– Вполне согласен. Будет по-твоему.
С тех пор, придя от Ли Пинъэр, Симэнь рассказывал все Цзиньлянь.
– Знаешь, какая она белая и пышная – ну как вата, – говорил он однажды. – У нее овал лица, как тыквенное зернышко. А как игрива! И от вина не отказывается. Мы с ней поднос фруктов под полог ставим, играем в кости и пьем вино. До самой полуночи забавам отдаемся.
Тут Симэнь извлек что-то из рукава и передал Цзиньлянь.
– Это ее свекор из императорского дворца привез. Мы зажигаем свет, смотрим и дело делаем.
Цзиньлянь развернула и стала рассматривать.
Вот романс, поясняющий, что это такое:
Цзиньлянь просмотрела свиток с начала до конца и, не желая с ним расстаться, передала Чуньмэй:
– Спрячь ко мне в сундук, – наказала она. – Будем вести игру по этим картинкам.
– Подержи их пока у себя, а потом вернем хозяйке, – сказал Симэнь. – Она ими очень дорожит. Я принес только тебе показать.
– Зачем же чужие вещи ко мне приносить? Я у нее ничего не просила, но если мне принесли, я возвращать не намерена.
– Ты не просила, но я взял показать тебе, – объяснял Симэнь. – И хватит шутить, притворщица.
Симэнь хотел вырвать у нее свиток.
– Попробуй отними. Сейчас в клочья разорву. Тогда никому не достанется.
– Ну что с тобой поделаешь! Посмотри как следует, а потом ей вернем. Тогда она еще диковинку пришлет. Попрошу у нее.
– И кто это тебя, дитя мое, так хитрить научил? Вот принесешь, тогда и свиток получишь.
Они еще какое-то время упрашивали друг друга, а вечером Цзиньлянь умастила ложе благовониями, накрыла одеялом с мандариновой уточкой, поставила серебряный светильник, приоделась и свершила омовение. Потом они с Симэнем развернули свиток и резвились, как птицы.
Послушай, дорогой читатель! Испокон веков слышим мы о колдунах и демонах. Вот и Цзиньлянь. Вскоре после заклинаний слепца Лю ее ждали большие перемены: Симэнь сменил гнев на милость, неприязнь на любовь и больше ни в чем ей не перечил.
Да,
Если хотите знать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
РАЗГНЕВАННЫЙ ХУА ЦЗЫСЮЙ УМИРАЕТ
ЛИ ПИНЪЭР, ПРОВОДИВ ЛЮБОВНИКА, НАВЕЩАЕТ СОСЕДОК
Любовь ее остыла? – Непохоже.
Ей не унять нетерпеливой дрожи,
Не расцвести улыбкою весенней –
Бледна, печальна, под глазами тени.
А в спальне холод. Был бы рядом милый!..
…Так в древности с Вэньцзюнь, наверно, было:
Она Сянжу[249] вот так же поджидала
И с ним бежала…
Так вот, прихворнула однажды У Юэнян, и ее навестила невестка, жена ее брата У Кая. Юэнян оставила ее погостить. Они сидели в спальне, когда туда неожиданно явился Дайань со свернутым ковром в руках.
– Хозяин идет, – объявил он.
Гостья поспешила к Цзяоэр. Вошел Симэнь и, сняв одежду, опустился в кресло. Сяоюй подала чай, но он отказался.
– Так рано кончился пир? – спросила Юэнян чем-то удрученного мужа.
– Сегодня очередь Чан Шицзе, а у него и собраться негде. Пригласил за город поехать, в Улиюань, в монастырь Вечного блаженства, а тут брат Хуа, оказывается, зазвал Ин Боцзюэ к певице Чжэн Айсян. Ну, мы впятером к ней и отправились. Пир шел горой. Вдруг входят служащие из управы и, ни слова не говоря, забирают Хуа Цзысюя. Мы так перепугались! Я к Гуйцзе ушел. Там и отсиживался. А когда послал узнать, в чем дело, оказалось – братья Цзысюя возбудили дело о разделе наследства. Вот из столичного управления в Кайфэне и выдали ордер на арест Цзысюя. Тут только мы пришли в себя и отбыли восвояси.
– Этого и следовало ожидать! – заметила Юэнян. – Ты же дом бросил, целыми днями слоняешься с бездельниками как неприкаянный, вот и нарвался на неприятность. А не опомнишься, мало – изобьют, как барана на убой погонят. Тебе певица слово скажет, ты и уши развесил. Сойди с опасной дорожки, послушай добрый совет законной жены. Да, слово близкого ты мимо ушей пропускаешь, а постороннего – как священному канону внимаешь.
– Да меня никакой храбрец тронуть не посмеет, – засмеялся Симэнь, – Будь он хоть семи пядей во лбу.
– Ты только дома герой, а беда постучится, и язык отнимется.
Появился Дайань.
– Госпожа Хуа слугу прислала, – объявил он. – Просит хозяина зайти.
Ни слова не говоря, Симэнь со всех ног бросился к соседке.
– Смотри, сплетни бы не пошли, – предупредила Юэнян.
– Да мы ж соседи! Надо узнать, в чем дело.
Симэнь вошел в дом Цзысюя. Пинъэр велела Тяньфу проводить гостя к себе в задние покои.
Из спальни вышла Пинъэр, в помятом шелковом платье, без украшений. Со страху лицо ее пожелтело, как воск.
– Что мне делать, сударь? – опустившись перед Симэнем на колени, вопрошала она. – Взор обращаю не на монаха, взираю на лик самого Будды. Говорят, обрушатся беды, призывай соседей. Муж пренебрегал советами, слушал посторонних и совсем забросил хозяйство, домой не показывался. Вот под него и подкопались. Он через слугу передал, чтобы я помогла ему, но я – жена его – беспомощна, как безногий краб. Где мне искать заступника?! Зло берет, как вспомнишь – ведь не хотел меня слушать. Следовало бы его в столицу отправить да всыпать как полагается. Только имя покойного родственника[250] позорить не хочется. Будучи в полной растерянности, я и пригласила вас, сударь. Сжальтесь надо мной, не допустите, чтобы его отправили в столицу. Найдите, пожалуйста, кого можно было бы одарить. Избавьте его от преследования.
247
Волшебница Горы шаманов – упоминавшаяся выше небесная фея, будто бы явившаяся во сне древнему князю. (См. примеч. к гл. I).
248
Поэт Сун Юй славился своей красотой.
249
Речь идет о знаменитом поэте Сыма Сянжу (II в. до н. э.), который своей игрой на цитре прельстил молодую вдову Чжо Вэньцзюнь, и та ночью бежала с ним из дома отца. (См. примеч. к гл. III).
250
Покойный родственник – дворцовый евнух Хуа дядя Хуа Цзысюя.