Страница 126 из 479
– Вы, должно быть, не очистились до конца, – сказала Юйлоу. – Примите для очищения подогретого вина с лекарством, вам и полегчает. Да будьте осторожней, сестрица! Никуда эти дни не выходите. Ведь выкидыш – не нормальные роды! Остерегайтесь простуды, а то совсем сляжете.
– Само собой понятно! – согласилась Юэнян. – Только прошу, никому не рассказывай, а то пойдут разговоры. Вот, мол, зазнается, а сама в пустом гнезде спит. Зачем давать повод для сплетен?
Так Симэнь ничего и не узнал о случившемся, но не о том пойдет речь.
Расскажем теперь о приказчике, которого Симэнь взял в новую лавку шелковой пряжи, – человеке, никак не заслуживающем доверия. Звали его Хань Даого, а прозывался он Маленький Яо.[499] Сын разорившегося Ханя Лысого, Даого опустился, служил на посылках у господ, был одно время стражником в свите Юньского князя, а теперь поселился в Кожевенном переулке, что близ Восточной улицы. Пустой и ветреный, он слыл завзятым болтуном и краснобаем. Чтобы выманить деньги, он преследовал жертву, как тень, а то и бесцеремонно залезал в чужой кошелек. Занявшись торговлей у Симэня, Хань Даого стал прямо-таки сорить деньгами, справил себе не одну шкуру навозного жука[500] и щеголял в них, горделиво задрав нос и выпятив грудь колесом. За его бахвальство и походку вразвалку он вскоре стал зваться не Маленький Яо, а просто Вертлявый. Жена его, сестра мясника Вана, была шестой в семье. Женщина она была высокая, с овальным, как тыквенное семечко, смуглым ликом, лет двадцати восьми от роду. Брат его, Хань Второй, по кличке Шулер, известный мошенник, жил отдельно, но путался с невесткой. Когда Хань Даого ночевал в лавке, деверь не упускал случая заглянуть к невестке. Они пили вино и миловались до поздней ночи. Ханю Второму было и невдомек, что уличные юнцы давно уж заметили, как красится и рядится Ван Шестая, с каким важным видом встает она у ворот и кокетничает с прохожими. Однако стоило только одному из дружков откликнуться на ее заигрывание да пошутить с ней, как она грубо отвергала ухаживания и осыпала его отборной руганью. Выведенные из себя молодые люди договорились, наконец, между собой выследить, с кем она водит шашни.
Не прошло и полмесяца, как они узнали о связи Ван Шестой с деверем. Жила она, как было сказано, в Кожевенном переулке. Дом ее выходил тремя комнатами на улицу. По обеим сторонам к нему примыкали соседские дома, а сзади, за насыпью, был пруд. С насыпи дружки и наблюдали, как Шулер проникал к невестке. Случалось, они подсылали старуху подмести в доме пол, или мальчишку – будто бы ловить на заднем дворе бабочек, а то и сами взбирались на стену и, подглядывая за любовниками, ждали удобного случая схватить их на месте преступления.
И вот однажды, когда мужа не было, Шулер напился с невесткой средь бела дня. Замкнули они дверь на задвижку и только приступили к делу, как недремлющие юнцы послали мальчишку потихоньку отомкнуть дверь, а за ним всей гурьбой ворвались в спальню. Шулер вырвался было и бросился наутек, но его свалил с ног подоспевший юнец. Ван Шестая еще лежала в постели, торопливо прикрывая наготу, когда в комнату ворвался один из дружков и выхватил у нее одежду. Любовников связали одной веревкой и вывели наружу.
Вскоре у ворот дома выросла целая толпа. Слух сразу дошел до лавок Кожевенного переулка и распространился на соседние улицы. Одни расспрашивали, что случилось, другие подходили поглазеть.
– Жена Хань Даого с деверем спуталась, – говорили в толпе.
– За что это их? – спросил замешавшийся в толпе старик, увидев связанную пару.
– А ты не догадываешься, почтенный?! – удивился один из словоохотливых, что стоял рядом с ним. – Деверь, видишь ли, с невесткой спутался.
– Ай-яй-яй! – старик покачал головой. – Вот оно, оказывается, в чем дело. Да, за такое преступление, попади они только в суд, петли не миновать!
– Тебе, почтенный, законы, конечно, лучше знать! – вставил все тот же речистый, узнав в старике Снохача Тао, который сожительствовал сразу с тремя снохами. – Коль за связь деверя с невесткой – петля, то что ж, скажи, пожалуйста, дают за шашни свекра со снохами?
Тао Снохач осекся и, опустив голову, молча вышел из толпы.
Да,
Оставляем пока связанных Ханя Шулера и Ван Шестую и расскажем о Хань Даого.
В тот день он не дежурил в лавке и возвращался домой рано. Стояла середина восьмой луны. В новенькой шапочке, в легком шелковом халате, в темных атласных туфлях и чулках цвета чистой воды, с веером в руке, Хань Даого шел по улице, чинно вышагивая и покачиваясь из стороны в сторону. Он то подсаживался к одному встречному, то останавливался с другим, и всякий раз уста его извергали нескончаемый поток слов. Вот он заметил знакомых – Чжана Второго по прозвищу Дотошный, служившего в бумажной лавке, и Бая Четвертого по кличке Плут, из ювелирной лавки. Оба с поднятыми кверху сложенными руками приветствовали Хань Даого.
– А, брат Хань! – протянул Чжан Дотошный. – Давненько не видались. Поздравляю со службой у почтенного Симэня! Прости, брат, что не поздравили вовремя, не пришли с подарками. Уж не обижайся!
Они предложили ему стул, и он расселся, горделиво задрав голову и помахивая веером.
– У меня, скромного ученика, нет других талантов, – высокопарно начал Хань Даого. – Уповая на благосклонность господ, я милостью добродетеля моего, почтенного господина Симэня, занял место приказчика, делю с хозяином прибыли из расчета три части – себе, семь – ему. Громадными суммами ворочаю. А над сколькими лавками надзирать приходится! Место, действительно, весьма солидное и почетное, не то что у других.
– Ты, брат, ведь, кажется, торгуешь только в лавке шелковой пряжи? – попытался было уточнить Бай Плут.
– Да ты, дорогой мой, не в курсе дела, – перебил его улыбающийся Хань. – Это ж только название – лавка пряжи, а у хозяина таких лавок – больших и малых – по всей округе разбросано. А все доходы и расходы через мои руки проходят. А как хозяин к моим советам прислушивается! И радости и огорчения – все вместе делим. Без меня все дело встает. Как возвращается господин из управы, за стол сам сядет и меня за компанию приглашает, а если меня нет, и есть не будет. А то на досуге к нему в кабинет идем – фруктами лакомимся, беседуем – до полуночи засиживаемся. Вот недавно день рождения его старшей супруги справляли. Так моя жена в паланкине пожаловала, подарки поднесла. Хозяйка до второй ночной стражи ее не отпускала. Одним словом, мы с хозяином как свои живем, и нисколько я его не боюсь. Меж нами не существует никаких секретов. Я б не должен вам говорить, но скажу: хозяин делится со мной даже тем, что делается в спальне. А все потому, что человек я порядочный, солидный и трепаться не буду. Я приношу хозяину высокие прибыли и избавляю от убытков, в общем, со мной бед не наживешь. А до какой степени я точен и честен в обращении с деньгами и другими ценностями! Я гроша не возьму, у меня комар носа не подточит. Меня даже приказчик Фу побаивается. Я не хвалюсь, но хозяин ценит меня как раз за эти качества.
Хань Даого вошел в самый раж, когда к нему подбежал запыхавшийся человек.
– О чем ты, брат, разговоры ведешь? – спросил он. – Я тебя и в лавке разыскивал.
Он отвел Хань Даого в сторону и сказал:
– Видишь ли, дело-то какое. Жену твою с деверем застукали и связанных в околоток повели. В суд собираются отправить. Придется тебе кое-кого подмаслить, а то неприятностей наживешь.
Хань Даого побледнел со страху и только языком прищелкнул. Потом он топнул ногой и бросился бежать.
– Брат, ты куда? – окликнул его Чжан Дотошный. – Ты ж не все рассказал.
– Некогда мне с вами сидеть, дело у меня! – подняв руку, крикнул Хань Даого и скрылся из виду.
499
Маленький Яо – то есть маленькое подобие Великого Яо – совершенномудрого легендарного правителя древности.
500
Шкура навозного жука – иронично-метафорическое название для пышного одеяния, не соответствующего реальному положению человека.